Вадим Астанин - Земля, и всё остальное — по списку

Незаметно для себя Аксель задремал. Он медленно проваливался в сон, проходя сквозь череду текучих кошмаров, безостановочно сменяющих друг друга. Мрачные тени окружали его, теснились вокруг, напирали, сдавливали, тянули к нему пропахшие тленом костлявые руки, цеплялись за его одежду, плотоядно урчали, скалили щербатые рты в ужасных улыбках, завывая, ковыляли за ним, пытаясь догнать. Он вдруг валился в бездонную пропасть, чтобы через секунду оказаться в ничто, лишённом воздуха, осознать свою смерть, и вслед за тем воспарить над скованным льдом океаном, чувствуя, как кровь в его теле замерзает и он превращается в звенящую на морозе статую.

Трясина кошмаров неотвратимо засасывает его, но Аксель не позволяет вязкой, чавкающей тьме поглотить его окончательно. Усилием воли он устремляется наверх… и просыпается.

Инженер и ч’аа сидят у костра. ч’аа снова сменил облик. Аксель смотрит на его постоянно меняющийся силуэт, следит за вечно движущейся материей внутри него. Это безостановочное движение завораживает, гипнотизирует, увлекает. Вот ч’аа отрывается от созерцания огня, поворачивает карикатурное подобие головы в сторону Акселя, затем погружает руку вглубь своего тела, захватывает пригоршню синих огоньков и широко размахнувшись, рассыпает перед собой полукругом. Аксель следит за их полётом. Огоньки разлетаются, оставляя за собой долго не гаснущий след, падают в траву и загораются ровным синим светом. Инженер говорит: — Аксель, что вы там скучаете в одиночестве. Присоединяйтесь к нам.

Аксель садится между ч’аа и инженером. От костра исходит ровное тепло. К смолистому запаху хвои примешивается горько-сладкий запах дыма.

— Красиво, — инженер указывает на россыпь синего света.

Аксель молча кивает.

— И полезно, — продолжает инженер, — отличная защита. Тварь через нее не пролезет.

ч’аа подтверждает слова инженера многозначительным: «Угу».

— Хотите знать, кто такой ч’аа? — неожиданно спрашивает инженер.

Аксель пожимает плечами. Конечно, ему не терпится узнать, кем или чем является на самом деле ч’аа, однако он делает вид, что спутник инженера его мало интересует. Желание выглядеть человеком, повидавшим кое-что на своем веку, пересиливает мальчишеское любопытство. Аксель старается вести себя так, как поступают, по его мнению, опытные первопроходцы-путешественники, суровые и молчаливые.

— Ладно, — инженер интригующе улыбается, — вижу, вас просто распирает от вопросов. Первое, что вас интересует, Гордон, кто или что есть ч’аа. Отвечаю, ч’аа имплазианин, из левозакрученных.

— Имплазианин? Никогда не слышал о таких.

— Гордон, ну вы даёте. ч’аа говорит, что брат не узнает брата.

— Брата? Послушайте, инженер, бросьте придуриваться. Разве я похож на брата этого, — Аксель пошевелил пальцами, подбирая выражение, этого…

— ч'аа не этот, Гордон. ч’аа имплазианин…

— Ну да, да, я помню. Левозакрученный.

— Гордон, да вы не волнуйтесь. Имплазиане, по сути, являются полиморфными коллективными разумными организмами, проще говоря, живыми вселенными. И будучи самодостаточными, всеобъемлющими и содержащими в себе безграничное сущее, они определяют себя с маленькой буквы.

— Ка. к, — придушенно каркнул Гордон. — Он, они что — Вселенные?!

— Ну так о чем я вам толкую битый час? — инженер удивлённо вздёрнул брови. — ч'аа представитель левозакрученной вселенной.

— Правильный, заметьте, — довольный ч’аа воспарил к вершинам деревьев и растворился в прохладном ночном воздухе без остатка, с тем, чтобы через секунду появиться рядом с Гордоном.

— Правозакрученного звали бы ча’а. И ещё. Имплазиане произносят «вселенная» с маленькой буквы. Без исключений и применительно ко всем существующим в поле материи вселенным…

— Так вот, — невозмутимо продолжил инженер, — левозакрученный интересуется у левозакрученного, как он здесь оказался, среди детей нашей вселенной.

— Вообще-то я здесь родился… — начал было Гордон, но инженер перебил его.

— ч'аа не спрашивает, кто где родился. ч’аа спрашивает, как левозакрученный мог проникнуть через преграду любви. Сам ч’аа попал сюда по дружбе.

— Я не понимаю вас, Густав…

— Ладно, говорит ч’аа, если у левозакрученного брата после перехода повредилась память, он просит инженера, то есть меня, помочь вспомнить левозакрученному о нашей, то есть о вашей истории. ч’аа, я попытаюсь вернуть память твоему брату, хотя сомневаюсь, что мой рассказ поможет ему обрести знание о прошлом.

— Густав, хватит придуриваться. Этот спектакль превращается в вульгарный фарс. Вы меня разыгрываете?

— Успокойтесь вы, Гордон. Разве мы похожи на циничных шутников? К тому же, я думаю, небольшая лекция вам не повредит. Развлечётесь, по-крайней мере.

— Не называйте меня Гордоном, черт вас дери. Если хотите, чтобы я с вами разговаривал…

— А вот тут, извините, Гордон. Для имплазиан этикет достаточно серьёзная материя. Назови я вас Акселем и ч’аа немедленно обидится. — Знаете, — инженер дружески похлопал Гордона по колену, — я бы не хотел оказаться рядом с разгневанным имплазианином в одной комнате, и тем более в одной Вселенной. С маленькой буквы, разумеется. Ведь другой у меня, как вы понимаете, нет.

— Черт с вами, инженер, рассказывайте свою историю, но будьте уверены, как только мы придём в посёлок я потребую, чтобы вас немедленно арестовали и поместили в психушку. Вместе с вашим другом. В самую отдалённую и хорошо охраняемую, чтобы вам не удалось из нее сбежать.

— Гордон, при том, что я сказал раньше, имплазиане считают терпение высшей добродетелью. Посмотрите, ч’аа чрезвычайно взволнован вашей вспышкой гнева. Он волнуется за вселенную.

— !!! — хотел было сказать Аксель Гордон и замолчал, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

— Спасибо, ч’аа, — инженер кивнул облачку, весело играющему с огнём костра. Облачко заклубилось и серьёзно-укоризненно посмотрело на Гордона.

— Итак, продолжим. Имплазинане, Гордон, одна из самых древних рас по сю сторону хаоса. Точнее, самая древняя. ч’аа, я извиняюсь., я уточнил. И не пытаюсь я уменьшить ваш возраст, и не всегда я так говорю. Я извинился. Хорошо. Итак, я продолжаю. Знаю, Гордон, о чем вы хотели спросить. Да, по ту сторону хаоса, с большей долей вероятности для нас сегодняшних, тоже кто-то живёт. Но встретиться нам не суждено, по причине фундаментального свойства хаоса разрушать все, к чему он прикоснётся. Хотя, уточняет ч’аа, возможно, ныне живущие в хаосе думают то же самое о нас. Впрочем, это было лирическое отступление. Более того, имплазиане относят себя к расе Перворождённых, то есть к народу, способному порождать Миры. В настоящем времени они остались единственными среди перворождённых в поле неструктурированной материи. Остальные либо исчезли, либо растворились в хаосе, либо самоуничтожились, либо взаимоистребились в невообразимых для нашего воображения войнах.