Эдгар Берроуз - Затерянные на Венере

Я вытянул вперед руку с кольцом Муско на указательном пальце.

— Ты знаешь, что это такое? — вопросил я.

Он внимательно рассмотрел кольцо.

— Да, онгйан, — сказал он с трепетом. — Я знаю.

— Тогда открывай ворота, да пошевеливайся, — фыркнул я.

— Давайте подождем прихода Сова, — предложил он. — У нас будет еще достаточно времени.

— Нельзя терять времени, парень. Открывай, как я велел. Только что бежал вепайянский пленник. Сов и я отправляемся с отрядом бойцов на поиски.

Упрямый страж все еще колебался. Со стороны, откуда мы пришли, раздались громкие крики. Я решил, что человек, миновавший нас в коридоре, нашел тело Муско и поднял тревогу.

Мы слышали топот бегущих людей. Нельзя было терять ни минуты.

— Это Сов с поисковым отрядом! — воскликнул я. — Открой же ворота, идиот, или тебе не поздоровится!

Я выхватил меч, намереваясь проткнуть его, если он не подчинится.

Когда он в конце концов подчинился, я уже слышал возбужденные голоса приближающихся людей. Я еще не мог их видеть из-за дождя, но когда ворота наконец открылись, я бросил последний взгляд и различил сквозь мглу приближающиеся фигуры.

Схватив Дуари за руку, я бросился в ворота. Страж все еще был исполнен подозрений и хотел остановить нас. Но он ни в чем не был уверен.

— Скажи, чтобы Сов поторопился, — сказал я, и прежде чем стражник набрался отваги раскрыть рот, Дуари и я поспешили наружу, в темноту. Он потерял нас из виду в пелене дождя.

Я собирался добраться до берега и идти вдоль него, пока не рассветет. Тогда — я надеялся и молился, чтобы это было так — мы увидим «Софал» и придумаем способ послать сигнал на корабль.

Мы шли сквозь темноту и дождь всю эту ужасную ночь. До нашего слуха не донеслось ни одного звука, свидельствовавшего о преследовании. Но мы не вышли и к океану.

Уже почти на рассвете дождь прекратился. Когда полностью рассвело, мы с нетерпением осмотрелись, желая увидеть море. Но повсюду, где мы искали взглядом воду, только низкие холмы, равнина, поросшая редкими деревьями, да лес на горизонте вознаграждали наши утомленные глаза.

— Где море? — спросила Дуари.

— Не знаю, — признался я.

Только на восходе и на закате солнца в течение нескольких минут можно различить стороны света на Венере. В другое время направление солнца слабо указывается слегка усиленным свечением над восточным или западным горизонтом.

Сейчас солнце всходило слева от нас, тогда как должно было всходить справа, если бы мы шли в том направлении, где, как я считал, находится океан.

Сердце мое упало. Я понял, что мы потеряли дорогу.

5. Каннибалы

Дуари, которая внимательно наблюдала за выражением моего лица, должно быть, поняла правду по моему отчаянию.

— Ты не знаешь, в какой стороне море? — спросила она.

Я покачал головой.

— Не знаю.

— Значит, мы потерялись?

— Боюсь, что так. Прости, Дуари. Я был так уверен, что мы найдем «Софал» и ты скоро будешь вне опасности! Во всем виноват я, мои глупость и невежество.

— Не говори так. В темноте прошлой ночи никто не смог бы угадать, в каком направлении он идет. Может быть, мы еще найдем море.

— Даже если найдем, боюсь, будет слишком поздно, чтобы обеспечить твою безопасность.

— Что ты имеешь в виду — «Софал» уйдет? — спросила она.

— Есть и такая опасность, разумеется. Но больше всего я боюсь снова попасть в плен к тористам. Они наверняка будут обыскивать берег поблизости от того места, где они обнаружили нас вчера. Они не настолько глупы, чтобы не догадаться, что мы постараемся добраться до «Софала».

— Если нам удастся выйти к океану, мы можем спрятаться от них, — предложила она, — пока им не надоест нас искать и они не вернутся в Капдор. Тогда, если «Софал» все еще будет поблизости, нам все-таки, может быть, удастся спастись.

— А если его не будет, тогда что? — просил я. — Ты знаешь что-нибудь о Нуболе? Есть ли возможность найти в этой земле какой-нибудь дружественный народ, который поможет нам вернуться в Вепайю?

Она покачала головой.

— Я почти ничего не знаю о Нуболе, — ответила она, — но то немногое, что мне известно, звучит плохо. Это малонаселенная земля, которая простирается (как считают) далеко в Страбол, жаркую страну, где люди не могут жить. Здесь полно диких зверей и человеческих племен. Вдоль побережья разбросаны поселения, но большинство их было захвачено или уничтожено тористами. Те, которые не попали под власть тористов, для нас столь же опасны, потому что их обитатели воспримут любого незнакомца как врага.

— Перспектива невеселая, — признал я, — но мы не сдадимся. Мы найдем способ спастись.

— Если кто-то и может это сделать, я уверена, что это ты, — сказала она.

Похвала Дуари обрадовала меня. За все время нашего знакомства она сказала мне, не считая этой, только одну приятную фразу, но впоследствии отреклась от своих слов.

— Я смог бы творить чудеса, если бы ты только любила меня, Дуари.

Она высокомерно выпрямилась.

— Я запрещаю тебе говорить об этом, — сказала она.

— За что ты ненавидишь меня, Дуари, меня, который всегда нес тебе только любовь? — вопросил я.

— Я не чувствую к тебе ненависти, — ответила она, — но ты не должен говорить о любви дочери джонга. Быть может, нам придется находиться вместе много времени, и ты должен усвоить, что я не должна слушать слов любви ни от одного мужчины. Любые наши разговоры — это грех, но обстоятельства делают невозможным поступать иначе.

До того, как меня выкрали из дома джонга, ко мне никогда не обращался никто, за исключением членов моей собственной семьи, а также нескольких верных привилегированных слуг моего отца. Пока мне не исполнится двадцати лет, для меня грешно, а для любого человека — преступно пренебрегать этим древним законом королевских семей Амтор.

— Ты забываешь, — напомнил я ей, — что один мужчина все-таки обращался к тебе в доме твоего отца.

— Один бесстыдный негодяй, — сказала она, — которого следовало казнить за наглость.

— Однако ты не донесла на меня.

— Что сделало меня виноватой не меньше твоего, — ответила она, покраснев. — Это постыдная тайна, которая будет терзать меня до самой смерти.

— Сияющее воспоминание, которое всегда будет питать мои надежды, — сказал я.

— Фальшивые надежды, с которыми тебе лучше всего распроститься. Зачем ты напоминаешь мне об этом дне?! Когда я вспоминаю о нем, я тебя ненавижу. А мне не хочется ненавидеть тебя.

— Это уже кое-что, — заметил я.

— Твоя наглость и твои надежды питаются скудной пищей.

— Ты мне напомнила, что неплохо бы найти какой-нибудь еды и для наших тел.