Джеймс Хоган - Сибирский эндшпиль

Фоледа фыркнул. "Что еще новенького?"

Майра коснулась пульта, лежавшего рядом с чашкой, и на стенной панели засветился желтый огонек, указывая, что домашняя система управления включена. "Выключи" - чуть громче обычного сказала она. Картинка на экране сменилась электронным меню. "Пять - три", скомандовала Майра, и появился новый список. "Польша" - вместо списка был заголовок: ДЕМОНСТРАЦИИ В ВАРШАВЕ ПРОДОЛЖАЮТСЯ. Она взглянула на Бернара, тот кивнул. "Да" сказала она панели. "Икс - выключайся". Огонек погас.

В новостях говорилось о советской реакции на очередную волну забастовок и протестов в Польше и Восточной Германии. Как обычно, средства массовой информации уделяли основное внимание военным аспектам, драматически подавая сцены с советскими войсками, противостоящими толпам, и подразделениями НАТО, приводимыми в боевую готовность. Кадры с танками Фоледа узнал, им было уже несколько месяцев, и они не имели никакого отношения к текущим событиям. Политические и военные деятели давали интервью по поводу риска общеевропейской эскалации - это была передача, привлекающая людей в лапы рекламодателей и другой передачи ожидать было трудно. Западная разведка следила за развитием событий задолго до того, как на них стала обращать внимание широкая публика, и пришла к выводу, что вероятность каких-то реальных конфликтов мала.

Советы ускорили наращивание своей военной мощи еще в последние десятилетия прошлого столетия. В их намерения не входило развязывание войны, они не больше других хотели стать жертвами опустошения; извлекая уроки из горького для демократии опыта Мюнхена, они, как и Гитлер, рассчитывали на то, что, устрашенные, их соперники отступят без боя. И, как и раньше, западные пацифисты выступали за "умиротворение" и вспомнили об моральном ущербе только тогда, когда выяснилось, что каждая трибуна, каждый пацифистский лагерь оказались не дальше двадцати минут от какойнибудь ракетной шахты. Только в начале двадцать первого века Советы заколебались. Это был решительный момент - они обнаружили, что могут стать лицом к лицу не только с западной военной технологией, но и с Азией с ее потрясающим перевесом в населении. Первоначально Бомба восстановила баланс между сторонами, чьи различные политические системы привели к неравным вооруженным силам. По иронии судьбы, когда оба противника сравнялись даже в масштабе Большой Бомбы, решающим на весах стали люди. Привлекательность марксизма падала по мере того, как благосостояние азиатов росло, и в споре за души и умы Советы стали отставать. Момент был упущен.

Парадоксально, но именно это сделало настоящую ситуацию столь неустойчивой. Одно время, еще до Хрущева, коммунистические догмы гласили, что капиталисты скорее начнут последнюю, самоубийственную для них войну, чем позволят нерушимым законам Маркса восторжествовать. Теперь все было наоборот: отчаявшись, иррациональные элементы в советском руководстве могут решить, что уж если им придется идти ко дну, то они захватят с собой и всех остальных. Ситуацию стабилизировали азиатские армии, защитой для которых была, в свою очередь, западная орбитальная оборонная система "Звездный Щит". Если этот щит будет уничтожен, то вся система устрашения и сдерживания вокруг советского блока распадется и на сцену выйдет именно тот сценарий смертельной игры до конца, которого больше всего опасались западные аналитики. Вот почему так важно было узнать истинную природу "Валентины Терешковой".

В воздухе носилось что-то, с этим соглашалось большинство разведывательных агентств США, Западной Европы, Восточной Азии. В течение этого года что-то должно было случиться. Но когда и где, не мог предположить никто. По мнению многих, игра вступала в свою заключительную стадию, эндшпиль. Но эндшпили имеют пугающую тенденцию неожиданно изменять свой ход. И в этом конкретном эндшпиле места для ошибки не было.

- Я прочту, если будет время - попросил Бернар. Майра опять включила систему управления и приказала направить распечатку текста в рабочий кабинет. Бернар запил кофе остатки бутерброда, и встал. "Как у нас со временем?" - спросил он.

Майра выглянула в окно, выходящее на улицу с рядом деревьев на тротуаре, обычно спокойную и тихую, оживающую лишь по утрам, когда все едут на работу. На другой стороне улицы через квартал стоял черный Шевроле. "Они здесь" - будничным голосом сказала она.

- Черт - буркнул Бернар, когда она помогала ему натягивать пиджак. Это значило - он опаздывает. Два агента КГБ из советского посольства, ежедневно сидевшие у него на хвосте, появлялись очень пунктуально и перед тем, как остановить машину, три раза объезжали квартал. Он бросился в кабинет, схватил пачку только что отпечатанных для него новостей и сунул их в дипломат. Майра поджидала его у дверей с плащом в руках.

- Ты бы лучше надел это, а то опять дождь начнется.

- Спасибо, конечно. - Он схватил шляпу с вешалки.

- И если не будет ничего срочного, то не забудь, что сегодня вечером приезжают Элла и Джонни. Ты ведь не захочешь пропустить день рожденья твоего внука?

- Я постараюсь. А что мы ему купили?

- Набор для начинающего шпиона, конечно. Невидимые чернила, фальшивые борода с усами, кодовая книжка и к ней какие-то программки и миникамера. Все, как настоящее.

- Ага. Значит для подслушивания телефонных разговоров там нет ничего? - Дай только срок, милый.

- Ладно. До вечера.

- Не скучай. - Майра легонько поцеловала его в щеку и долго смотрела, как он спускается от дверей по лестнице, ведущей к гаражу, и влезает в свой каштановый Кадиллак. Дверь наружу открылась и он выехал задним ходом.

Минуты спустя, в гуще утреннего движения на кольцевой, поворачивая с виадука по спуску направо - на шоссе, углом глаза он заметил за собой машину КГБ, прочно засевшую в четырех машинах за ним. Еще несколькими машинами дальше, только въезжал на виадук голубой ФБРовский Форд, каждое утро следивший за КГБ. Фоледа покачал головой и включил фортепианный концерт, чтобы немного расслабиться перед началом рабочего дня. Сумасшедший мир, подумал он.

Джеральд Керн был прирожденным паникером. Когда он был моложе, он беспокоился об вычитанном где-то истощении мировых ресурсов. Когда ресурсы не истощились и ученые стали убеждать мир в том, что проблема была преувеличена, он стал беспокоиться о том, что избыток ресурсов приведет к избытку людей. Когда у власти была правая администрация, он беспокоился о консервативных фашистах и фундаменталистах, а когда у власти были левые, он беспокоился о либерал-фашистах. И конечно, он всегда боялся войны, которая вот-вот должна разразиться, чем дольше времени проходило - а война все не начиналась - тем больше накапливалось смертоносного оружия, тем страшнее будет, когда война все-таки начнется. Особенно он боялся того, о чем не знал, и поэтому старался быть информированным обо всем. Это сделало его очень полезным человеком, детально знающим о многом, и этим объясняется его карьера до очень высокого положения в аппарате секретаря обороны. Это положение вполне устраивало его, и если уж дел дойдет до худшего, то он предпочел бы быть в центре событий - не потому, что смог бы повлиять на их ход, но потому, что хотя бы будет знать в чем дело.