В Храмов - Сегодня - позавчера

Я знаю, - светом станет тьма!

Стрелы слова - не отпускай моей руки,

Фразы в ветра - не бросай!

Стрелы слова - вера моя, мои грехи,

Крик небесам: не бросай!

Я солью был в твоих слезах

Тоскою жил в твоих глазах

Я знаю - нет пути назад

Я предавал, не веря в ад.

Сожгли в душе моей кусты

Любовь - зола, надежда - дым

Закрыв глаза, на самый край

Без сожаленья брошу рай!

Стрелы слова - не отпускай моей руки,

Фразы в ветра - не бросай!

Стрелы слова - вера моя, мои грехи,

Крик небесам: не бросай!

Девчонки были впечатлены. Так и сидели, выпав из реальности.

- Красиво как!

- Сам сочинил?

- Да вы что! Мне такого не дано. Слышал просто. Сейчас вспомнил.

- А кто сочинил?

- Дашь слова переписать?

Что им сказать. Что это группа "Плазма"?

- Нет, не дам. Песня очень старая, наверно дореволюционная. Слышали: рай, ад, душа? Как ваш комсорг отнесётся к этим устаревшим и вредным понятиям?

- Я и есть комсорг, - ответила одна.

"Опа! Вляпался в жир ногами".

- Но, мне очень понравилось. Хотя, наверное, да. Слова переписывать не будем. Так запомним. "Я солью был в твоих слезах, тоскою жил в твоих глазах..."

- Давай ещё!

- А долго ехать? Станция, вроде, рядом была.

- Рядом. Но объезжаем. Там дорогу разворотило. Коротенькую спой, - почти приказала одна, та, что комсорг.

- Ну, пожалуйста! - взмолилась другая.

- Ладно. Коротенькую, забавную. Островского читали? "Отчего люди не летают как птицы?":

Отчего люди не летают как птицы?

Оттого, что отрастили большие ягодицы,

Оттого, что не лётная погода,

Оттого, что ползать нынче мода!

Люди, люди, люди не летают!

Люди, люди, люди не летают!

А вот творчество Шнура комсомолкам не понравилось.

- Почему это не летают? Многие летают. Лётчиков сейчас много.

Они были возмущены. Наверное, они слишком хорошие, эти девчонки. Открытые, наивные, искренние. А вот нас, крайне циничное поколение, двести раз обманутое, сотни раз кинутое, потерявшее всякие идеалы, эти песенки забавляли.

На станции был форменный хаос. Что-то горело, всюду бегали люди. Что где, понять было решительно невозможно. Но Аароныч с медсестрами, похватав носилки, рванули куда-то. Я за ними. Куда там! Пока я ковылял, чуть не сбиваемый с ног бегающими, как в безумии, людьми, их и след простыл. Я же вышел на станционные пути.

Бог ты мой! Это что такое? Это что за рельсы такие? Я и не видел таких ни разу. Низенькие, тонкие, шпалы в путь лежат редко, балласт зарос сплошь травой. А-афигеть! Да и рельсы короткие - 12,5 метров поди, а может короче. А мы 25-метровые Р-65 в ручную меняли. А в них в каждом метре те самые 65 кило и есть. Только хребты трещат, да лома гнуться. А эти соломинки и голыми руками можно менять. Как в страну Лилипутию попал: подкладочки, накладочки - меленькие.

Шипя перегретым паром, как гигантские паровые утюги, паровозы пытались растащить свалку составов со станции. Подойдя ближе, увидел неприглядную картину: горящие, исковерканные вагоны, сброшенные с путей, огромную воронку, перегнутые рельсы, тянущиеся в небо, тела людей всюду, в разной степени сохранности. И суета. И тушили, и растаскивали, уносили раненных, оттаскивали погибших. А с другой стороны воронки орал белугою какой-то хмырь в тёмном мундире, не то чёрном, не то темно-синем, в фуражке с красным верхом, на стайку перепуганных бабёнок с путейским инструментом в руках. Те в слезы ревели.

Я на некоторое время "завис". Не приходилось мне ещё видеть растерзанные тела людей. А тут их ещё и много. Отпустило меня, огляделся. Мертвым уже не помочь, надо для живых что-нибудь делать.

Хмырь свалил. Подошел я.

- Что, бабоньки, приуныли? Где же мужики ваши? Бригадир, мастер?

- Мужиков в армию забрали. - Ответила одна.

- Бригадир - там лежит. А от Сергея Иваныча одна нога-то и отала-а-ась... - ответила, всхлипнув, другая - и - в рёв.

- Обоих побили-и-и, бабоньки-и-и, что делается-то!...

В общем, массовая истерика.

- А чего вы хотели? Война же.

Заголосили ещё пуще. Ну что за народ эти бабы? Душа у них водяная. Ну, ничего. У меня есть опыт прерывания истерик. Человека в истерике надо встряхнуть, отвлечь, загрузить голову иными проблемами, чтобы не осталось места страху.

- Ро-о-та! Ср-ройся! Сми-и-р-рна! - рявкнул я. Аж сам от себя офигел. Как это я так реветь научился? Но, бабоньки реветь перестали, глазёнки повытараскивали. Если их сейчас не грузануть по-полной, истерика ещё усилиться.

- Обрисовываю обстановку, - начал вещать я, голосом непривычно жёстким, - в результате хищнического налёта противника ваше подразделение понесло потери, утрачен командный состав, что привело к полной деморализации части. Это ставит под угрозу выполнение важного задания командования, а именно - скорейшего восстановления пути и возможности пропуска поездов по станции. В результате вышеизложенного, я, старшина Кузьмин Виктор Иванович, принимаю командование вашим подразделением на себя, до прояснения обстановки. Вам всё понятно? Есть возражения?

Сухой казённый язык (откуда он взялся только в моей башке?) оказал положительное воздействие - бабёнки даже подтянулись, кое-как выстроились, правда, не по росту. Возражающих не было. Я пошел хромать вдоль строя.

- Перед нами стоит задача - восстановить целостность данного пути сообщения. Что нам для этого нужно? Инструмент, шпалы, рельсы, балласт, желательно щебень. Кто знает, где всё это складировано? Шаг вперёд! Как вас зовут?

- Катя.

- Катя вы - дома. А здесь война, прошу не забывать об этом.

- Швадрина Екатерина Георгиевна.

- Так-то лучше. Вы знаете, где складированы материалы верхнего строения пути?

- У меня муж и отец здесь работали. Я всё неплохо знаю.

- Назначаю вас, Екатерина Георгиевна, временно исполняющей обязанности бригадира пути. Есть на чём привезти всё это?

- Есть путевая тележка.

- Замечтательно, от слова "мечта". Берёте себе столько товарок, сколько необходимо, отправляйтесь за инструментом и шпалами. Остальные - расшивать дефектные рельсы. Это вам знакомо? Исполнять!

Закрутилось. Ну, вот! И никаких истерик.

- Боец! Стоять! Кто таков? - окликнул я пробегавшего, с совершенно потерянным видом, ребенка, на вид лет семнадцати, но в неопрятной военной форме.

Он оглянулся, уже почти продолжил путь, но видимо, необходимые на службе рефлексы успели выработаться, он вытянулся, доложился. Кому? Мне, то есть этому охеревшему типчику в пижаме? Да, именно так. Вот что значит многолетняя выработка командного голоса, но не моя, конечно, а Кузьмина. Хотя и у меня организаторский опыт имелся довольно нехилый.

- Так, боец. Я - старшина Кузьмин. Поступаешь в моё распоряжение. Твоему командованию будет доложено о твоей задержке мною. Твоя задача - помощь подразделению ремонта пути. Вопросы есть? Хорошо, что нет. Бери вот этот кривой лом, он называется лапчатым, расшиваешь рельсошпальную решетку. Вот эти опытные товарищи женщины покажут тебе как. Ну, не женское это дело! Пока можем помочь - будем помогать.