Дмитрий Казаков - Коллекционер

– Решай, – сказал отец Риччи, и спусковой крючок слегка подался под его пальцем. – Либо смерть, либо ты остаешься с нами, сын мой, становишься одним из нас… Понимаешь?

– Да, конечно! Я согласен! – воскликнул Олег торопливо.

Не рассчитает инквизитор, нажмет чуть сильнее, и валяйся потом на полу с простреленной головой… А из загробного мира еще никто не возвращался, даже самый лучший из проводников!

– Велика сила Владыки нашего, – произнес нараспев отец Риччи, убирая пистолет, после чего осенил себя знаком Священного Ока; то же самое сделал и басистый конвоир. – Поднимайся, сын мой. Анчело проводит тебя в палатку…

– А мои вещи? Я… – сказал Олег.

Если придется бежать, то хотелось бы иметь при себе хотя бы «компас».

Деньги можно заработать, остальное восстановить, купить новое, но уникальный прибор – нет.

– У того, кто алчет высших духовных откровений, не может быть ничего личного. – Голос инквизитора звучал мягко, но непреклонно. – Все получишь обратно, сын мой, но только после того, как мы убедимся в твоей непреклонной преданности нашим идеалам. Надеюсь, что ты понимаешь, что у тебя лишь два пути – уверовать или остаться тут навсегда. Анчело!

Басистый схватил Олега за плечо и фактически поволок за собой.

Они оказались снаружи, под ночным небом, добрую часть которого занимал вылезший из-за горизонта газовый гигант, в этот момент похожий на исполинский надкусанный персик.

– Не задавай лишних вопросов, – посоветовал Анчело. – Все понемногу узнаешь. Только не забывай, что ты новичок и что на исповеди соседи про тебя все расскажут отцу Риччи… Никаких вредных разговоров, никаких глупых поступков, и все будет хорошо. Усвоил, проводник?

Олег кивнул.

Похоже, что придется провести в компании инквизитора и его подопечных какое-то время, разобраться, что к чему, постараться вернуть «компас», а затем благополучно убраться подальше…

Анчело вывел его на центральную «улицу» лагеря, по обе стороны от которой стояли палатки, а затем остановился у одной из них.

– Дитрих! – позвал он.

Полог колыхнулся, и наружу вышел низкорослый крепыш с бритой головой и квадратной челюстью – нацепить коричневую униформу, и получится типичный головорез из штурмовых отрядов.

– По вашему приказанию прибыл, – доложил он, вскинув подбородок.

– Вот тебе новичок, – сказал Анчело. – Позаботься о нем, посмотри, и все такое.

– Так точно! – отозвался Дитрих.

– Bist du Deutcher?[3] – спросил Олег, когда басистый конвоир отошел, и они остались вдвоем.

– Здесь положено разговаривать на языке благословенного Цада, – отчеканил крепыш, сверкнув глазами. – Мое происхождение значения не имеет, ты должен лишь знать, что меня зовут Дитрих, я староста этой палатки, с этого момента – твой командир.

Ну да, дурацкий вопрос, все и так ясно по внешности и поведению…

Еще Джером Джером писал насчет того, что любой немец в душе военный, и стоит дать ему немного власти, как он превращается в сержанта самого худшего, тиранического пошиба.

– Jawohl![4] – заявил Олег, но тут же перешел на язык «благословенного Цада». – Понимаю, в смысле…

Если Дитрих и сообразил, что его слегка подкололи, то виду не подал.

– Пошли, я укажу тебе твое место, ознакомлю с братьями и сестрами, а также правилами внутреннего распорядка, которые регулируют жизнь нашего учебного лагеря.

Палатка освещалась подвешенной к центральному столбу за крюк масляной лампой. Двумя рядами стояли кровати, одинаково заправленные, рядом с каждой имелась тумбочка с лежащей на ней толстенной книгой в черном переплете и со знаком Священного Ока на обложке.

И еще тут были люди – около десятка, мужчины и женщины, все молодые, не старше тридцати.

– Всем внимание! – объявил Дитрих, хотя обитатели палатки уже и так с любопытством таращились на Соловьева. – Это наш новый брат, звать… Как твое имя?

– Олег.

– С этого момента он – один из нас, – продолжил староста как ни в чем не бывало. – Вот твоя койка и твой экземпляр Доктрины Цада, которую ты должен чтить и знать наизусть…

Главный религиозный труд, порожденный умами святош Центрума, толщиной не уступал Библии, и до сего момента Олег заглядывал в него всего пару раз, да и то именно заглядывал, исключительно из любопытства.

– Это – твои братья и сестры, твоя новая семья, ты обязан их любить и почитать. – Дитрих шпарил как по писаному, и ясно было, что он повторяет заученную инструкцию. – Запоминай, кого как зовут…

Вскоре стало ясно, что выходцев с Земли в палатке больше нет.

Олегу в память запал высоченный смуглый парень, откликавшийся на Арама, и светловолосая девушка по имени Ингера, бросившая на новичка взгляд насмешливый и вместе с тем заинтересованный. Остальных он, честно говоря, запомнил плохо – слишком уж много впечатлений и новой информации получил за последние несколько часов, и мозг начал «перегреваться»…

– Теперь о правилах внутреннего распорядка, которые ты должен выполнять беспрекословно. – Дитрих не останавливался, он говорил размеренно и монотонно. – Первое…

Вскоре стало ясно, что Олег угодил вовсе не на «курорт», а в некую помесь армейской учебки и семинарии: строжайшее расписание, утренний и вечерний молебны, по восемь-десять часов занятий каждый день, беспрекословное подчинение старшим, за проступок – наказание вплоть до битья кнутом и карцера.

– Э… я все усвоил, – сказал он, когда староста закончил.

– Вот и хорошо. – Радости в голосе Дитриха не было. – А теперь всем разойтись. Отбой через пятнадцать минут. И так сегодня задержались…

Кого же и для чего готовит отец Риччи в лагере, что спрятан в мире под фальшивой радугой? Стрельбы, молитвы, а может быть, еще взрывное дело и основы сбора разведывательной информации?

На койке, доставшейся Олегу, обнаружилось махровое полотенце, комплект одежды, начиная от нижнего белья и заканчивая чем-то вроде военной формы без знаков различия, в которой здесь щеголяли все. У одной из ножек стояли тяжелые ботинки.

Занимавшая соседнее место Ингера, не скрывая любопытства, смотрела, как Соловьев меряет призванные лишить его индивидуальности шмотки – все оказалось рассчитано на более крупного мужчину, но в целом подошло, даже ботинки не особенно болтались.

– Красааавец, – протянула она с откровенной издевкой.

Олег промолчал.

– Ну, ты и попал, друг, – продолжила девушка, изучая его синими глазищами. – Понятно, что ты явился сюда не по своей воле… Ведь так?