Дети Морайбе - Паоло Бачигалупи
– Возьмете себе голову? – спрашивает он Лэйка. – Хороший выйдет трофей.
Ян гуйдзы оскорбленно отказывается.
Хок Сен раздражен ответом, но вида не подает. С этим заморским демоном и сам осатанеешь – тот вечно зол, настроение скачет, как у ребенка: сейчас весел, а через секунду уже скандалит. Но тут ничего не поделаешь: карма. Она сделала мистера Лэйка демоном, и она же свела с ним Хок Сена. Что толку жаловаться на ю-тексовский рис, если умираешь от голода.
Лэйк замечает недовольный взгляд старика и поясняет:
– Это была не охота, а уничтожение. Один выстрел дротиками – и готово. Спортивный азарт тут ни при чем.
– Конечно. Очень благородно с вашей стороны. – Старик расстраивается еще больше: он рассчитывал заменить остатки бивней составом из кокосового масла, а саму слоновую кость продать лекарям у храма Ват Бовонивет, но даже эти деньги уплывают из рук. Все без толку. Хок Сен подумывает, не втолковать ли Лэйку, сколько стоят лежащие перед ним мясо, калории и кость, но бросает эту затею – заморский демон ничего не поймет, а только разозлится еще сильнее, как, впрочем, и обычно.
– Смотри – чеширы явились, – замечает Лэйк.
Вокруг туши бродят заметные лишь по мерцанию шкур, похожие на кошек существа – сгустки теней и бликов, которых привлек запах падали. Ян гуйдзы глядит на них с явной неприязнью, Хок Сен – отчасти с уважением. Эти твари хитры – благоденствуют там, где их все ненавидят. Можно даже подумать, что эти дьявольские кошки чуют кровь еще до того, как она прольется, будто умеют заглядывать в будущее и точно знают, где их вскоре ждет обед. Чеширы осторожно подходят к липкому красному озерцу. Мясник пинком отшвыривает одного, но воевать тут бесполезно – животных слишком много.
Лэйк отхлебывает виски.
– Нам их не выгнать.
– Можно позвать детей-охотников. Недорого.
Ян гуйдзы только машет рукой:
– На Среднем Западе такие тоже есть.
«Только у наших причины посерьезнее», – думает Хок Сен, но решает не спорить. Позвать ловцов все равно надо: если этих дьявольских тварей не распугать, рабочие станут шептаться, что несчастье навлек пхи Оун, злой дух – повелитель чеширов.
Коты подходят все ближе, их то видно, то нет, шкуры принимают оттенки всего, что находится рядом. Животные опускают головы к кровавым разливам, и их переливчатые рыжие и угольно-черные пятна краснеют.
По слухам, чеширов вывела компания-калорийщик – то ли «Пур-калории», то ли «Агроген» – по приказу одного из начальников; говорят – как сувенир для гостей ко дню рождения его дочери, когда той исполнилось столько же, сколько кэрролловской Алисе.
Дети разобрали котят по домам, те дали потомство с обычными кошками, и через двадцать лет чеширы заселили все континенты; теперь только два процента их потомства напоминает старых животных – Felis domesticus с лица земли исчезли. В Малайе зеленые повязки ненавидели китайцев и чеширов одинаково, только последние, насколько известно Хок Сену, по-прежнему живут там и процветают.
Доктор Чан кладет очередной стежок, ян гуйдзы вздрагивает и бросает на нее злобный взгляд:
– Ну все, хватит.
Та делает ваи, пряча испуг за сложенными ладонями, и шепчет Хок Сену:
– Он снова дернулся. Анестезия плохая, я к такой не привыкла.
– Я дал ему виски для обезболивания. Заканчивай, я все улажу, – успокаивает ее старик и добавляет, глядя на сяншена Лэйка: – Осталось совсем немного.
Тот корчит недовольную мину, но оставляет доктора в покое и дает ей спокойно зашить рану. Затем старик отводит женщину в сторону и вручает конверт с деньгами. Та начинает кланяться, однако Хок Сен тут же прерывает поток благодарностей:
– Здесь больше, чем договаривались, – я попрошу тебя передать вот это письмо. – Он протягивает второй конверт. – Мне надо поговорить с главным вашей башни.
– С Собакотрахом? – Доктора передергивает от омерзения.
– Вот услышит он это прозвище и перережет всю твою родню, сколько их там осталось.
– Это очень жестокий человек.
– Просто передай записку, о большем не прошу.
Доктор Чан нерешительно берет конверт:
– Вы всегда так добры к нашей семье. И все соседи об этом говорят, даже делают подношения богам по… вашей утрате.
– О, моя помощь ничтожно мала, – вымучивает улыбку Хок Сен. – Нам, китайцам, непременно надо держаться вместе. Там, в Малайе, мы, может, и были из разных регионов и говорили на разных языках, но тут мы все как один – обладатели желтых билетов. Мне так стыдно, что я не могу сделать для вас больше.
– Другие и того не делают. – Она по чужой для обоих традиции делает ваи и уходит.
Глядя ей вслед, Лэйк говорит:
– Тоже желтобилетница?
– Да, – кивает Хок Сен. – В Малайе была врачом. Тогда, до Казуса.
Чужестранец какое-то время молчит, будто обдумывает сказанное.
– А что – за работу она берет меньше тайских докторов?
Хок Сен бросает на ян гуйдзы быстрый взгляд, пытаясь угадать, какой ответ тот хочет услышать.
– Да, гораздо меньше. А дело знает хорошо. Даже лучше их. А берет меньше. Врачами работать можно только тайцам, вот она и сидит почти без дела. Лечит желтобилетников, у которых и денег-то нет. Для нее просто потрудиться – уже счастье.
Лэйк кивает, явно о чем-то размышляя; Хок Сен очень хочет знать, о чем именно. Белый человек – сплошная загадка. Старик иногда думает: как народу ян гуйдзы, который слишком глуп, чтобы стать хозяином мира, это тем не менее удалось, причем не единожды? Преуспели во время Экспансии; энергетический коллапс заставил их поначалу вернуться домой, но потом они явились снова со своими компаниями-калорийщиками, эпидемиями и патентованным зерном… Их будто боги берегут. Если подумать, Лэйк должен был погибнуть, стать фаршем, одной кучей с останками Баньята, Нои и того безымянного погонщика с четвертого вала – он, конечно, во всем и виноват, потому что напугал мегадонта. И все же вот заморский демон – сидит себе и жалуется на какой-то несчастный укол, а то, что завалил десятитонного зверя одним выстрелом, его никак не волнует. Очень странные создания эти ян гуйдзы. В свое время Хок Сен часто вел с ними торговые переговоры, но даже не подозревал, что понимает в них так мало.
– Махутам снова нужно будет дать денег, без взяток на работу не выйдут, – сообщает старик.
– Знаю.
– А еще нанять монахов – читать на фабрике молитвы, чтобы успокоить рабочих, потом
