Джанет Каган - «Если», 2001 № 01
— Верно, — согласился Гермес. Он сидел на плече Хансона около уха и шептал в него, как проситель. — Но вчера ты вымотался. До сих пор чувствуешь усталость. Ты ведь устал, правда?
— Ага, — пропыхтел Хансон.
— Лучше бы остановиться, правда?
— Ага.
— Ну так давай!
— Нет.
До сих пор Гермес держался за ухо Хансона, но теперь отодвинулся и раздраженно объявил:
— А мне начхать!
Хансон молчал.
Гермес входил в набор элементов, принадлежащих варианту номер 867: две спальни, расширенные шкафы, пруд, прачечная прямо в здании, тихий район, низкая плата, несколько хороших ресторанов в пределах пешей прогулки, кинотеатр в двенадцати кварталах, личные отношения с несколькими классическими античными богами, желание части обитателей поддерживать свои тела в оптимальном физическом состоянии. По мнению Хансонов у номера 867 были наилучшие условия из всего, что предлагалось в блокноте. Единственный неприятный фактор — боги вмешиваются в жизнь. Но если это станет чересчур неприятным, Хансон или Сьюзи съездят во Французский квартал и выберут другой вариант.
— Ты изменился. Недавно. Со вчерашнего дня, — заметил Гермес через некоторое время, когда Хансон пробежал ровно половину первого прямого отрезка. Это было примерно в трети мили от начала пути.
— Я все время меняюсь, — ответил Хансон.
Теперь начали болеть ноги. Он подумал: неужто сегодня, после стольких успешных пробежек, ему не удастся закончить маршрут.
— У меня накопились изменения за много недель, — добавил он.
— Это все варианты, — сказал Гермес.
— Будь оно проклято. Знаю. Плевать.
— Разве тебя не интересует, что у вас постоянно меняются тела и души? Разве тебя не беспокоит, что сейчас делаешь настоящий ты?
— Я и есть настоящий я, — возразил Хансон. — Я ведь не меняюсь. Изменяются варианты миров, когда я нажимаю кнопку. Прежний я и прежняя Сьюзи переходят от одного варианта к другому. На наши личности немного влияет сам процесс выбора, вот и все.
— Я бы призадумался, к чему может привести такое положение дел, — сказал Гермес.
— И это были бы твои трудности.
— Но стал ли ты счастливей?
— Еще бы, — ответил Хансон. — Конечно.
— Действительно?
— Еще бы, — повторил Хансон. — Конечно.
— По виду этого не скажешь. Ты и прежде не казался чересчур счастливым. Потому-то и сменил имя. Переехал сюда. Если говорить всю правду: я не думаю, что ты хоть на самую малость стал счастливей.
— Меня мало заботит, что ты думаешь, — сказал Хансон.
Флажок на рейке у одной из лунок поля для гольфа помахал ему, вяло маня к себе подобно руке некоего призрака.
— А зря. Я бог.
— Да как я могу принимать тебя всерьез? Сидишь у меня на плече… из милости.
— Ты удивишься, когда узнаешь, как много я могу совершить, сидя на плече.
Хансон не ответил. Навалилась усталость, а ведь он еще не достиг конца прямого отрезка. Не пробежал и половины маршрута.
— Я знаю, что тебе нужно, — проговорил Гермес и тихо рассмеялся. — Любовница.
— Не хочу, — возразил Хансон.
— Нет, хочешь. Все хотят иметь любовницу.
— Мне хватает Сьюзи.
— Насколько хватает?
Хансон вздохнул и ответил:
— Послушай, единственный случай, когда мы разошлись во мнениях, был года два назад во время Розовой чаши[7]. Я просто не сумел уговорить ее болеть за команду Огайо, так что, пока мы сидели, я хлопал команде Огайо, а она аплодировала Калифорнии.
— А как насчет хоккея на льду?
— Да, здесь ты прав, — печально сказал Хансон. — Верно. Я ненавижу хоккей, а она его смотрит. Но это ведь не слишком серьезно, правда? То есть если это единственная неприятность в нашем браке?
— Тебе нужна любовница.
— Сьюзи ни за что мне не позволит.
Гермес похлопал его по плечу и воскликнул:
— Ничего себе! — Он встал и начал расхаживать по раскачивающейся ключице Хансона. — Ты же не думаешь советоваться с женой по поводу любовницы, словно выбираешь скоростной миксер или что-нибудь такое. Послушай, я не уверен, что умею пользоваться эвфемизмами так, как вы со Сьюзи. Ребята, вы — король и королева эвфемизмов солнечных южных земель. Ты говоришь: «Сьюзи, я хочу с тобой потолковать кое о чем». Она отвечает: «Хорошо, Боб». Ты сообщаешь: «Есть кое-какие вещи, которые я полагаю важными, но ты считаешь их несущественными». И тогда она отвечает: «И есть некоторые вещи, которые я всегда полагала важными для меня, но без которых научилась жить, чтобы не делать тебя несчастным». И тут ты всегда поднимаешь руки. Потому что она поступает отважно. Как часто у вас происходят эти прискорбные сражения, эти межеумочные споры?
— Примерно каждые два месяца.
— Примерно каждые два месяца, — презрительно повторил Гермес.
— И вы вместе… сколько? Скоро семь лет, правильно? М-да. И каждые два месяца повторяется эта дурацкая сцена… О чем же ты говоришь Сьюзи на своем дурацком жаргоне — о каких таких «вещах»?
— А тебе какое дело? — возмутился Хансон. — Она-то знает, что я имею в виду.
— А ты хоть раз понял точно, от чего отреклась Сьюзи ради твоего душевного мира?
— Нет, — отрезал Хансон. — И не желаю этого знать.
— Тебе нужна любовница!
Мне еще столько бежать! Так почему бы тебе на заткнуться на время?..
Подул холодный ветерок с реки, текущей за парком. Хансон знал, что ветерок должен его освежить, и огорчился, когда этого не случилось. У него устали руки, словно он тащил чемоданы, набитые телефонными книгами, по лестнице небоскреба, с этажа на этаж. Он потряс кистями, но это мало помогло. Ноги у него двигались гораздо живее, чем до того, как он начал бегать, и легкие работали лучше. Однако руки болели, постоянно напоминая, что его тело не слишком довольно испытанием.
— Чья это идея? — спросил Гермес. — Насчет бега? Кто сказал, что подобная глупость пойдет тебе на пользу?
— Не знаю, — пропыхтел Хансон.
— Могу поспорить: психи, помешанные на витамине С. Знаешь, нельзя все-таки верить всему, что пишут. Ты ведь не пробежал и половины маршрута.
— Чего ты от меня хочешь?
Гермес опять сел, согнув ноги и уперев свои непредставимо крошечные пятки Хансону в ключицу.
— Пытаюсь украсть твое чувство удовлетворенности. Мы, боги, не слишком довольны, как идут дела на Земле. А вы… бываете рады сущей мелочи!
— Так и есть.
— Но ты — другой! Давай играть по-крупному.
— Каким образом? — спросил Хансон, хрипло дыша и пробегая мимо отметки середины маршрута — короткого отрезка Мэгэзин-стрит.
— Вам предлагается сотни две вариантов, не так ли? Среди них нет ни одного по-настоящему хорошего. Вам приходится платить очень высокую квартплату за всю эту роскошь. Но вы можете экспериментировать. Потребовать варианты, которые не внесены в перечень. И пробовать их в случайном порядке, пока не найдете тот, где условия лучше.
— Сьюзи переходит со мной, ты это помнишь? Я не получаю новую Сьюзи вместе с новым вариантом.
— Каждый раз ты немного меняешься, и Сьюзи меняется. Даже Фиш меняется. Кто знает, чем это закончится? — Гермес расхохотался — пронзительное тонкое хихиканье.
Прежде чем повернуться к Ориону спиной и направиться в парк, чтобы бежать к дому, Хансон еще раз посмотрел на созвездие. Орион слегка продвинулся по своей небесной дорожке, а смена перспективы подняла его над верхушками деревьев. И Хансону почудилось, что древний охотник медленно отжимает быка назад, заставляя огромную тварь пятиться. Орион направил свою неукротимую волю против этого символа тирании, телесной власти, безответственного владычества и животных страстей. Сами звезды опровергали софистику Гермеса.
— Посмотри, — сказал Хансон, поднимая руку. — Сами звезды…
— Я мог бы отыскать среди созвездий примеры, доказывающие прямо противоположное. И с легкостью вывести на небо новые созвездия, если бы не хватило доказательств. Как бы ты отнесся к тому, чтобы Вселенная чопорно смотрела на тебя шестью или, может быть, семью белыми пятнами на черном фоне? Это легко устроить.
— «Созведие Хансона», — проговорил Хансон. — Звучит как-то глуповато.
— «Созвездие Шермерорна» ненамного лучше, — отозвался Гермес.
Теперь, когда Хансон бежал обратно к Сен-Чарльз-авеню, ко входу в парк, река была слева от него. Длинная темная лагуна тянулась между ним и полем для гольфа, которое смутно виднелось за островами. Там, среди деревьев, Хансон видел белые фигурки, по большей части неподвижные. Это были утки, которые ночевали на траве под огромными виргинскими дубами. Справа тянулись живописные поляны с небольшими купами деревьев. По обеим сторонам дороги стояли припаркованные машины — в них никого не было видно. Хансон улыбнулся сам себе.
