Герберт Франке - На Уран и обратно

Герберт Франке

На Уран и обратно

Генераторы работали почти беззвучно, и все-таки Харрису мешал шум, который он скорее ощущал, чем слышал: вибрация, биение пульса — проявление скрытых сил. Но было и нечто большее: последовательность сотен тысяч невидимых переключений в устройстве управления, позволявших выходить на заданный курс и неизменно выдерживать его с точностью до одной стотысячной градуса (впрочем, какая уж тут неизменность в динамической системе подвижных по отношению друг к другу небесных тел?); незаметные движения каждого сопла рулевого двигателя, невероятно быстрая реакция на малейшие отклонения от траектории — нервические подергивания чувствительного, почти самостоятельного организма…

Харрис сидел у смотрового окна в носовой части корабля и пристально наблюдал: плоскость, испещренная точечным узором из неподвижных звезд — его среда обитания на ближайшие два года. В магнитовидеоскоп, делавший видимыми магнитные поля, он смог бы увидеть больше — целую сеть нежно окрашенных дуг: мосты, переброшенные через бездну; или в сцинтивидеоскоп: убийственно жесткое космическое излучение в виде ярких пестрых каскадов. «Виновата привычка, — сказал он сам себе, — ограниченность нашего мышления, заставляющего нас делать то, что считалось правильным на протяжении тысячелетий, а теперь внезапно утратило всякий смысл».

Из динамика послышался щелчок. Затем — лишенный выражения голос компьютера:

— Харрис! Пора перейти к стадии сна!

— Хорошо, сейчас, — ответил он.

Ему претила мысль, что его катапультируют в величайшее приключение человечества как безвольный спящий комок. Впрочем, это было неизбежно. Ограничение метаболизма до минимума, экономия воздуха, воды, пищи… И вдобавок скука…

Остальные давно улеглись в свои ложа глубокого охлаждения. Видит ли человек в таком состоянии сны или это похоже на переходный этап к смерти? Интересно, остальные испытывали, погружаясь в сон, такие же сомнения? Ньюком — астрофизик, старший из них, — жилистый, энергичный, твердый… и за словом в карман не полезет. Но хватает у него воображения, чтобы спросить себя, должны астронавты видеть сны или нет? Ди Феличе — планетолог, сухощавый, относящийся к приятно уравновешенному типу, с грубоватым лицом и несоразмерно большими руками. Ему уже знакомы и Марс, и Сатурн, и Юпитер, а теперь предстоит познакомиться с Ураном. Но задавался ли он когда-нибудь вопросом о границах действительности? Керски — техник-электронщик — молодой, активный, восторженный, неисправимый оптимист; лучшего спутника в межпланетном путешествии и пожелать нельзя. Но можно ли говорить с ним о том неуловимом и недостижимом, что скрыто за материальной оболочкой?

Неожиданно Харрис ощутил полное одиночество и, не думая в этот момент о соглашениях, инструкциях и возможных карах, нажал кнопку вызова в телесистеме. «Кто может приказать или запретить мне что-либо?» — подумал он. Вопрос был риторический.

Экран засветился, и на Харриса с удивлением глянуло заспанное лицо:

— Какие-то неполадки, капитан?

— Соедините меня с номером 001778/34466/8233!

Он помнил этот номер наизусть.

Изображение вздрогнуло, и на экране появилась Эва — такая же заспанная, как девушка-дежурная из Центра управления полетом, растрепанная, но такая же привлекательная, как всегда.

— Ах, это ты, Роджер. Что-нибудь случилось?

— Ничего не случилось, — ответил Харрис. — Я просто хотел тебя видеть.

— Вот уж не ожидала… мы ведь с тобой уже попрощались. Ты знаешь, который час? Четыре утра!

— У нас здесь не бывает ни дня, ни ночи, — сказал Харрис. — Извини, дорогая! Мне пора готовиться ко сну. Я хотел только еще раз увидеть тебя — вот и все. Здесь все в порядке. А у тебя?

Внезапно он почувствовал себя полным идиотом. Зачем ему нужно было будить Эву? Теперь все стало еще сложнее. Может, она сердится? Навряд ли теперь, когда он… Но всякий раз, когда он будет бодрствовать в полете, этот вопрос будет вставать перед ним снова и снова…

Он даже не заметил, что Эва уже отвечает. Нет, у нее все хорошо. Завтра ей нужно выйти пораньше — в парикмахерскую… Эва выпрямилась, при слабом свете ночника он различал неясные очертания ее груди. Харрис вдруг почувствовал, что не вынесет долгой разлуки. И в то же время он, как ни странно, испытал разочарование: она болтала таким тоном, словно он поехал кататься по городу.

— Я люблю тебя, Эва, — прошептал он, но так тихо, что она не расслышала. — Мне нужно заканчивать, дорогая, — добавил он громче. — Всего тебе доброго, до свидания!

— До свидания!

Прошло целых три секунды, прежде чем пришел ответ; в дальнейшем из-за увеличения интервала нормальный разговор станет попросту невозможным. На Уране это время составит три часа, шесть часов между вопросом и ответом. «Ты меня любишь?..» — «Да!» Но все это относилось к области теории; мощности передатчиков все равно не хватило бы на такое расстояние.

Для Харриса было самое время отправиться в свое ложе, подсоединить электроды, пристегнуть ремни, нажать синюю кнопку… Но он мешкал. Прослушал записи вахтенного журнала, проверил установку антенн-пеленгаторов… Лишние движения, мешканье без причины.

Корабль снова дал о себе знать, точнее мозг корабля компьютер:

— Погружение в глубокий сон опаздывает на тридцать минут.

— Слышу, черт возьми! — закричал Харрис. — Еще несколько минут. Я занят.

— Ничем ты не занят. Почему ты до сих пор не ложишься? Разве ты не устал?

— Нет, — ответил Харрис.

Он старался не показывать своей досады. Все оказалось так, как он и предполагал: за ним следили.

Спустя секунду — это походило на нерешительность — из динамика снова раздался лишенный выражения голос:

— Хорошо. Бодрствуй сколько душе угодно. Я тебя понимаю. Спать, должно быть, ужасно. Несколько часов ничего не изменят.

Впервые за долгое время Харрис очнулся от своих раздумий. Ему сказали: «Вы получите в свое распоряжение самый совершенный блок обработки данных, какой только существует. Шестое поколение компьютеров — вы просто ахнете. В банке данных — блоке по размеру не больше обычной плитки шоколада — содержатся все знания, имеющиеся в мире. Адаптивная и когнитивная система, самовосстанавливающаяся и самопрограммирующаяся».

Имелось ли в виду именно то, что его ожидало, — постоянная слежка, предварительный просчет всех его реакций? Система была снабжена органами чувств и воспринимала не только свет и звук, но и радиоактивность, рентгеновское излучение, тепло, химический состав… Были у нее и конечности: ноги, гусеницы, захватные ленты, оружие… Спрашивается, чем в таком случае он и его коллеги отличаются от летчиков, которые сидят в застекленной кабине самолета разве что для успокоения пассажиров, тогда как управляет машиной автопилот? Стоило ради этого расставаться на несколько лет со всем, что тебе дорого?