Василий Щепетнёв - Марс, 1939 год

В. П. Щепетнёв

МАРС, 1939 ГОД

ГЛАВА 1

Шаров зажмурился. Ну, сейчас. Кисленький леденец, неуместный, легкомысленный, отвлекал, заставляя сглатывать слюну. Для того и дали мальчику. Он считал про себя: тринадцать, четырнадцать…

Не было ни шума, ни удара, ни толчка, только уши заложило и захолодело внутри, словно клеть ринулась вниз, в забой.

Приехали. Переместились.

Он открыл глаза. Сквозь бязевую стеночку кабинки пробивался голубоватый свет. Пора выгружаться.

Он неловко — и легкость тела, и непривычно медленно раскачивающийся гамак сбивали — соскочил вниз. Соскок тоже получился медленный, сонный. Марс, однако.

— Иван Иванович, мы… уже? — Лукин последовал примеру начальника и теперь стоял, отряхиваясь от несуществующей пыли. Хороший парень, и обращается, как к дяде родному. У нас вообще хорошая молодежь. Замечательная. Достойная смена. Уважает старших, например. Так, уважая, и съест. Этот, похоже, уже начал.

— Уже что, подпоручик? — Шаров подчеркнуто выделил звание. Не люблю амикошонства.

— Ну… Переход… Он состоялся?

— Разумеется. Наша техника безотказна, вы разве не уверены в этом?

— Все-таки боязно, — Лукин решил не замечать холодности капитана. Ничего, всему свое время. — Сколько отмахали. Раз — и мы здесь.

Бязь дрогнула. Снаружи послышались шаги. Наверное, так ходят ангелы: едва задевая землю, готовые в любую минуту взлететь, случись впереди грязь и горе.

— Добро пожаловать в Алозорьевск, — а вот голос был не ангельский. Сухой, скрипучий. Старьевщик на кишиневском базаре или одесский золотарь. Гадать, впрочем, долго не пришлось: занавесь откинулась, и обладатель голоса показался. Старичок в длинном, до пола, докторском халате. — Добро пожаловать, — повторил он. — Как матушка?

— Вращается помаленьку.

— Это хорошо, — без особой радости произнес старичок. — Позвольте рекомендоваться: санитарный ответственный Зарядин, третья категория значимости. А вы, полагаю, инспекция из Столицы.

— Так и есть, — подтвердил Шаров. Из конспирации их департамент любил насылать этакие вот инспекции. Грош цена конспирации в базарный день, а по будням — алтын, но традиции… Свято блюдем-с, да-с. Не щадя живота, ваше-ство!

— Вас ожидают. Сразу после декомпрессии я отведу вас к первому вожаку, — не без гордости — к каким лицам вхож — произнес старичок.

— Зачем декомпрессии? — Лукину не терпелось. На службе Родине мгновеньем дорожи.

— Воздух стравливаем, — успокаивающе объяснил Зарядин. — Во внутренней зоне давление ноль четыре земного. Сразу нельзя. Кровь закипит.

— Долго ждать? — спешит, спешит выказать Лукин рвение.

— С полчаса. Да вы проходите. Присядьте, отдохните. Чаю с дороги не желаете?

— Нет, — Шаров вдохнул марсианский воздух, затекающий в кабинку, тяжелый и несвежий. Отчетливо вспомнилось дело ныряющей лодки «Декабрист», в отсеках которой он провел месяц, прежде чем нашел немецкого шпиона. Настоящего, не выбитого. По выбитым вон Лукин специалист. Хватаешь человека, бьешь с упорством, и готов шпион, хоть английский, хоть японский. Гваделупские не требуются? Извольте приказать, мы мигом…

Кресла оказались зубоврачебные: массивные, с подголовниками, прикрытыми накрахмалеными чехлами. Он сел, вытянул ноги. Приемный зал был копией земного, но копией еще более тусклой, ношеной. Вдоль стен тянулись скамьи, а над ними — сальные полосы, следы голов. Пять лет преобразования Марса, а это — Главные ворота первопроходчиков. Даже единственные, если быть точным. Но излишняя точность — грубейшая ошибка, как говаривал учитель математики в далекие гимназические годы. И везде — в газете, выступлениях, рапортах и молитвах ворота назывались — Главными. Вверху, руками не достать — панно. Первый покоритель Марса в момент Подвига.

— Носом дышите, так богаче. А к запаху привыкните быстро, сами не заметите.

— Не моетесь вы здесь, что ли? — недовольно спросил Лукин, морща свой образцовый славянский нос.

— Нас сюда не мыться послали, молодой человек, а преобразовывать планету, — обиделся старичок. Лукин хотел было осадить Зарядина, подумаешь, третья категория, открыл даже рот, но не нашелся и только угрюмо посмотрел на санитарного ответственного.

— И каковы успехи преобразования? — разрядил обстановку Шаров.

— Стараемся, — неопределенно ответил Зарядин. Ему кресла не хватило, и он ходил вдоль стены со скамейкой. Пол — каменный, не протопчет. — Вы глубоко не дышите, легче, на полвдоха. Иначе голова закружится.

Время тянулось. Шаров покосился на чемоданчик, полпуда личных вещей, положенных уставом, здесь вес совсем ерундовый. Значит ли это, что можно было взять вещей больше? Какая разница. Где ж их взять-то? Достать книжку? Нет, никакого удовольствия читать здесь. И Лукина радовать не стоит, книжка не входила в список разрешенных.

Зарядин не просто ходил, он еще и посматривал на манометр у выхода. Наконец, старик объявил:

— Декомпрессия завершена!

Вот как. Спасибо. А мы бы не догадались.

Дверь грязно-серого цвета отошла вбок. Широкий коридор с невысоким потолком того же крысиного цвета, торная дорога Марса. Впрочем, они почти сразу свернули в боковой ход, поуже и почище. Но с охранниками. Еще пост, еще и еще. Никто не спрашивал паролей и документов. В лицо знали. Подготовились. Декомпрессия — штука полезная.

Коридорчик стал совсем узким, на одного рыцаря, зато под ногами появилась ковровая дорожка. Горячее, горячее!

Действительно, вскоре они оказались в типичном кабинете-предбаннике: секретарь за столом, по бокам — пара охранников, верховные вожаки на стене (холст, масло, 230×160), и спесивая, одетая в кожу, дверь Самого.

— Капитан Шаров, вас ждут. Подпоручик Лукин, вы останетесь здесь. Личные вещи доставят в ваши отсеки.

Чего же сразу не взяли, еще в камере перехода? Не по чину?

Поставив чемоданчик на пол, Шаров взялся за ручку двери. Раскрылась дверь легко, но за ней оказался не кабинет, а тамбур. Пришлось опять постоять, недолго, пару минут. Любят на Марсе декомпрессию.

То ли Шаров принюхался, то ли воздух в кабинете первого вожака был иным, но вонь немытого тела исчезла, напротив, пахло степными травами, простором. Органическая химия на службе людям. И каким людям!

За небольшим, уездные вожаки и поболее имели, столом, сидели двое. Гадать особенно было нечего: в кресле напротив двери, прямо под портретами (точная копия картины секретарского кабинета) сидел первый вожак, а несколько сбоку, и креслице уже — кто-то поменьше. Очевидно, третий, как и везде, ответственный за безопасность.