Роджер Желязны - Долгий сон

Роджер Желязны

Долгий сон

— Расскажите мне про Пэна Рудо, — попросила Ханна.

— Речь идет о начале пятидесятых, — ответил Кройд. — Возможно, вас интересуют события более позднего времени.

— Все равно я хочу послушать, — сказала она, покачав головой.

Резко хлопнув в ладоши, Кройд раздавил какую-то мошку.

— Ладно. Тогда мне было около двадцати. Вирус «Универсальная карта» — его же часто называют «Шальная карта» — поразил меня, когда мне ещё не исполнилось четырнадцати, так что я уже успел с ним близко познакомиться. Пожалуй, даже слишком. В те дни я страшно из-за всего этого переживал. Много думал и решил, что, поскольку я не в состоянии изменить реальность, следовательно, нужно научиться по-другому к ней относиться… ну, подружиться, что ли. Стал читать бесконечные популярные книги по психологии — про то, как следует себя вести, чтобы не ссориться с самим собой, приспособиться к тому, что происходит, и все такое прочее — только пользы они мне не принесли. А однажды утром я открыл «Таймс» и обнаружил там статью про этого доктора. Он председательствовал на какой-то местной конференции. Меня это заинтересовало. Нейропсихиатр. Некоторое время учился вместе с Фрейдом. А потом работал в институте Юнга[1] в Швейцарии, тогда-то и вернулся к физиологии. Живя в Цюрихе, входил в группу ученых, занимавшихся исследованиями dauerschlaf[2]. Слышали когда-нибудь об этих изысканиях?

— Кажется, нет, — ответила Ханна.

Кройд сделал глоток пива, быстро растоптал левой ногой проползавшего мимо жука.

— Идея dauerschlaf заключается в том, что тело и мозг излечивают сами себя гораздо быстрее и эффективнее, когда человек спит, чем когда он бодрствует, — пояснил Кройд. — В качестве эксперимента ученые использовали этот метод при лечении наркомании, психических расстройств, туберкулеза и других болезней. При помощи гипноза и особых видов наркотиков они надолго погружали пациента в сон, создавая искусственное состояние комы — чтобы ускорить выздоровление. Когда мы встретились, Пэн Рудо ещё не очень серьезно увлекался этой проблемой, в то время как меня она заинтересовала несколько раньше — из-за моего состояния. Я нашел его имя в телефонном справочнике, позвонил, мне ответила секретарша и назначила время. Так получилось, что кто-то из пациентов Рудо сообщил, что пропустит назначенный на эту неделю сеанс, и она записала меня вместо него.

Кройд глотнул ещё пива.

— Я познакомился с Пэном Рудо в марте 1951 года. Это был четверг, шел дождь…

— А число помните? — спросила Ханна.

— Боюсь, что нет.

— Как же вам удалось запомнить год, месяц и день?

— Я считаю дни, после того как просыпаюсь, — ответил Кройд, — чтобы знать, сколько времени продолжается период бодрствования. В этом случае я всегда могу точно рассчитать, как долго ещё буду оставаться в здравом уме, и в зависимости от этого корректирую свои планы, чтобы успеть сделать все необходимое. Когда дней остается совсем мало, я перестаю встречаться с друзьями и стараюсь оказаться где-нибудь в одиночестве, чтобы никто не пострадал. Итак, я проснулся в воскресенье, статью прочитал два дня спустя, договорился о встрече с Пэном Рудо ещё через два дня. Получается четверг. Кроме того, я обычно запоминаю месяц, когда что-нибудь происходит, поскольку для меня год — это перепутанные, хаотично следующие друг за другом сезоны. Тогда была весна и шел дождь — март.

Кройд сделал ещё глоток пива и раздавил очередную мошку.

— Проклятые жуки! — проворчал он. — Не переношу жуков!

— А год? — спросила Ханна. — Почему вы так уверены, что это был 1951-й?

— Потому что осенью следующего года, 1952-го, в Тихом океане проводились испытания водородной бомбы.

— А-а-а, — протянула она и слегка нахмурилась. — Конечно. Продолжайте.

— Итак, я встретился с ним за год до испытаний водородной бомбы, — повторил Кройд. — Знаете, они тогда уже вовсю занимались этой штукой. А начали ещё в 48-м.

— Да, я знаю.

— Математик по имени Стэн Улам решил уравнение для Теллера. Кстати, о математиках… Вам известно, что Том Лерер был математиком в Манхэттенском проекте? А ещё он написал несколько замечательных песен…

— Что случилось, когда вы встретились с доктором Рудо?

— Да… Я уже сказал, что лил дождь, и, когда я вошел в приемную, с моего плаща страшно текло, а на полу лежал очень красивый восточный ковер. С шелком. Секретарша поспешила ко мне на помощь: мол, она повесит мой плащ в шкаф, а не на медную вешалку возле двери, на которой висели её собственное пальто и пальто доктора.

Я настроился и при помощи своего сознания собрал всю воду, что была в плаще и на ковре. Я не очень знал, что с ней делать, поэтому держал воду как бы в пространстве, словно бы и нигде. Вы понимаете, о чем я? Вы же наверняка слышали о тузах и джокерах, которые умеют телепортировать разные предметы — я и сам несколько раз обладал такой способностью. Предметы исчезают из одного места, а потом появляются в другом. А вам когда-нибудь приходило в голову задать себе вопрос, где находится предмет, когда он в пути? Я много размышляю над подобными проблемами… Так вот, я точно не знал, на какое расстояние могу переносить предметы — хотя и предполагал, что небольшие можно посылать дальше, чем более крупные. И не знал, сколько воды мною собрано, а потому не был уверен, что мне удастся сбросить её в парк из окна шестого этажа, где находился офис доктора. Впрочем, тогда я как раз экспериментировал: учился прятать самые разнообразные вещи в пространстве. Я мог заставить нечто исчезнуть из одного места и сделать так, что оно некоторое время не появлялось в другом — хотя, проделывая это, испытывал определенные неприятные ощущения. Посему я удерживал воду и улыбался.

«Не нужно, — сказал я секретарше. — Видите, все уже в порядке».

Она уставилась на мой плащ так, словно он был живым существом, даже провела по нему рукой, чтобы удостовериться, что я сказал правду. А потом повесила его на вешалку.

«Не присядете ли на минутку, мистер Кренсон. Я скажу доктору Рудо, что вы уже здесь».

Секретарша подошла к интеркому, а я собрался спросить её, где туалет, чтобы избавиться от воды, — когда открылась дверь кабинета и в приемной появился доктор Рудо. Шести футов росту, блондин, голубые глаза. Он тут же нацепил профессиональную улыбку и протянул мне руку.

«Мистер Кренсон! Весьма рад с вами познакомиться. Меня зовут Пэн Рудо. Пожалуйста, заходите в кабинет».

У него был великолепный голос и очень ровные, белые зубы.

«Спасибо», — поблагодарил я.