Карл-Хайнц Штейнмюллер - Облака нежнее, чем дыханье

Штейнмюллер Карл-Хайнц & Анжела

Облака нежнее, чем дыханье

Карл-Хайнц ШТЕЙНМЮЛЛЕР

Анжела ШТЕЙНМЮЛЛЕР

ОБЛАКА НЕЖНЕЕ, ЧЕМ ДЫХАНЬЕ

Рассвет только начинался, когда я вышел из дома. Холодный ветерок приятно освежал кожу, легкие перистые облака тянулись вдоль горы. Я не стал долго их разглядывать, ближайшее показалось мне вполне подходящим. Сглотнув отдающую кофе слюну, я снял с плеча почти невесомые лыжи. На траве кое-где виднелась изморозь. Осторожно стянул с лыж защитную фольгу, стараясь не касаться многослойной скользящей поверхности грубыми перчатками. Не спеша разложил фольгу на сырой земле, поставил на нее лыжи. Привычным движением ослабил крепления, потом замкнул их на ботинках. Вытянул кабель из источника питания и вставил в специальные гнезда на лыжах.

Приготовления неизменно были одни и те же. Двенадцать лет - долгий срок, но воспоминания о Филе не потускнели. В тот день он, нагруженный тяжелым оснащением, первым ступил в облака и не вернулся.

Я потянулся к генератору, теперь это плоский компактный прибор, почти вполовину меньше, чем рюкзак на спине. Проверил напряжение. В тот день никто не проверил приборы Фила. Это должен был сделать я... Над поясом помещалась крошечная панель управления. Я нажал кнопку, в ответ раздалось теплое ровное гудение.

Облако доходило мне теперь до колен. Я включил генератор и сделал первый осторожный шаг. Медленно опускал я правую ногу в клубящийся туман, пока не раздался легкий резонансный писк и я не ощутил сопротивления. Еще один шаг, и вот уже тихо, как во сне, заскользили лыжи в облачном дыму, появилось уверенное чувство опоры.

Бросив прощальный взгляд на темные очертания дома, в котором одиноко живу вот уже больше десяти лет, я перенес центр тяжести вперед и нырнул в облака. Взмыл на десять, потом на пятьдесят метров над землей. На востоке громоздились знакомые горы, резко выделяясь на фоне занимающейся утренней зари. Бледно-розовая полоса на темном небе под серыми облаками открывала путь наступающему дню.

С первых же шагов подъемная сила лыж потянула меня к верхней размытой границе облаков. Порой клубы облачного дыма достигали пояса, иногда даже били в лицо, но вскоре оказывались внизу, под ногами. Небо светлело, и я все больше замедлял шаг. Не все ли равно, когда я прибуду на место? Разве кто-нибудь ждет меня? Я ведь по привычке поднялся так рано - чтобы заполучить немного времени для себя. Для моего, только моего заоблачного мира, чистого, нетронутого, прозрачного, как в самый первый наш день с Филом.

Косые солнечные лучи воспламенили облачную границу, остальное пространство погрузилось в тень. Световой контраст породил странные, причудливые формы, образы ушедших времен. Ветер затеял с облаками свою игру, менял очертания, рвал в клочья, разгонял лохмотья кучевых облаков. Какая-то огромная тень вернула меня в ночь, потом снова вспыхнул день, пришлось надвинуть солнцезащитные очки. Куда ни глянь, кругом были облака, лишь далеко позади их пронизывали вершины гор. Неосязаемый, нежный, меняющийся мир, мир белого парящего тумана, прохладных прикосновений, мир безмолвия.

"Мы воспарим с тобой над облаками", - зазвучал во мне забытый сентиментальный мотив: меня не отталкивала слащавая банальность текста - я ведь и в самом деле парил над облаками. Лыжи вынесли меня на облачный холм, с которого открывался удивительный вид: белые отвесные обрывы, пропасти, громоздящиеся одна над другой башни, водовороты густого тумана. Страна никогда не надоедающих воздушных замков, непрерывно обновляющаяся, всякий раз первозданная - и смертельно опасная.

Подгоняемый попутным ветром, я стремительно несся вперед, огибая отвесные облачные скалы. Пару раз пришлось преодолеть глубокие пропасти, провалы в нижние сферы, в мир, еще погруженный в рассветные сумерки.

Мускулы мои напряглись, на лбу выступила испарина, радость движения охватила тело. Все выше и выше взбирался я по облакам; взглянув на указатель высоты, я подумал, что сегодня, пожалуй, не обойтись без маски, да и укутаться придется тщательно. Я притормозил, окошко в облаках приоткрыло мир поверхностной суеты, крошечный и раздробленный, нагромождения домишек, лабиринты улиц, словно в настольной игре... Как хорошо, что в облачных пространствах не существовало строений, дорог и шоссе, как хорошо, что пространство это было неделимо.

Прямо передо мной, в сотне с небольшим метров, из облаков вынырнул большой ярко-красный предмет. Я поднял бинокль, чтобы убедиться: да, прибыл лыжный лифт, привязной аэростат бюро экскурсий. Прощай, покой заоблачных высот, ты исчезаешь, как те далекие дни, когда мы бродили здесь только вдвоем...

Служащие - стюарды, переводчицы, гиды вышли из лифта и разбрелись по окружающему облачному пространству, зеленые, голубые и ярко-желтые пятна их обогреваемых комбинезонов замелькали в белизне, то и дело сталкиваясь друг с другом. Теперь они превращали белизну в так называемый "облачный сад". Используя аэрозольные баллончики с краской, они помечали тропинки, аккуратно подравнивали образующиеся облачные грибы, окрашивая их в ярко-зеленый цвет, словно делали "деревья", - подлинным шедевром на фоне этого заоблачного диснейленда могла показаться обычная реклама кока-колы. Ветер донес обрывки музыки, вскоре появятся и первые туристы, неуклюже пошатываясь на своих плохо стабилизированных лыжах: всюду, привыкнув к этому на земле, они будут оставлять, несмотря на строжайшие запреты, пустые жестяные банки и пластиковые обертки.

Там, за облаками, там, за облаками... Взвейся в небо - проверь себя! Up, up in the sky!..

Все эти рекламные лозунги я знал наизусть, они лгали, и потому я терпеть их не мог. Не стоит обвинять людей в стремлении покинуть поверхность земли - еще десять лет назад я наивно верил, что в облаках они обретут счастье. На деле же они осквернили воздушное пространство, осуществив, как заметила одна из газет, "вертикальный экспорт культуры пластиковых деревьев".

Маленькие аэростаты всех цветов радуги облепили большой, в них продавались гамбургеры, пиво и цыплята, а еще надувные резиновые облачка-сувениры.

Вот и первые туристы в меховых шубах, в хорошо утепленных куртках оливкового цвета вывалились из лифта, иные держались на ногах весьма неуверенно, их поддерживали экскурсоводы, помогая освоить размашистый лыжный шаг.

Мне не обязательно было подходить к ним, мои кандидаты сами придут ко мне, они покинут безопасное пространство возле лифта и устремятся далеко вперед, так далеко, что никто из сотрудников туристского сервиса не сможет, да и не захочет последовать за ними.

И вновь я увидел перед собой Фила - в тот страшный миг. В радостном возбуждении помахал он мне с вершины облачной гряды и исчез. С тех пор официально его считали пропавшим без вести, но я-то лучше знаю, в чем дело. Фил Брент, мой сын, оказался первой жертвой воздушных лыж - моей первой жертвой. Глубоко вдохнув холодный воздух, я попытался освободиться от воспоминаний, до сих пор причинявших боль.