Дмитрий Биленкин - Десант на Меркурий

Биленкин Дмитрий Александрович

Десант на Меркурий

Дмитрий Биленкин

Десант на Меркурий

Полынов знал, что к психологам в космосе относятся с иронией. Прежде всего потому, что редко кто замечал их работу. И не случайно: плох тот психолог, чья деятельность заметна для окружающих.

В этом были, конечно, свои минусы. Когда человека брали в полет на должность "врача-биолога-психолога", капитана несравненно больше интересовало, какой он врач и какой биолог. А зря! На последней конференции космопсихологов кем-то из выступавших был рассказан случай из практики. Ситуация была точно такой: чужая планета, посадка, нервная лихорадка пальцев... Психолог на том корабле был шляпой из шляп: хорошо зная капитана корабля Тугаринова, он тем не менее не удосужился провести профилактику. И в самый ответственный миг Тугаринов взял управление кораблем на себя!

Тугаринова вовремя оттащили. Но секунда, когда капитан руководил спуском на Венеру, кое-кому стоила седины в волосах. Даже стажеру известно, что человек с его медлительной реакцией, неспешной сообразительностью просто не в силах сам, без участия автоматов посадить корабль на незнакомую планету, что взяться в такой ситуации за рули - значит прямехонько улечься в гроб да еще захлопнуть крышку.

Конечно, поступок Тугаринова объясним. Трудно, очень трудно покорно лежать в кресле, когда решается: чет или нечет, победа или гибель. Решается автоматикой. Взвоешь! Не один Тугаринов, многие ворчали. А сорвался именно Тугаринов. Недоверие к автоматам? Ха... Не к автоматам, а к людям. Тем для космолетчиков безвестным, безымянным людям, которые делали всю эту аппаратуру. Тугаринова испортила былая слава - вот что. Высокомерие и самоуверенность таились в нем как болезнь; в опасную минуту наступил кризис.

И межпланетчик погиб. Ему запретили летать, поместили в санаторий "чинить нервы".

Эти воспоминания всегда будили в Полынове злость. Нервы! Сколько можно доказывать всем и каждому, что они требуют неизмеримо большей заботы, чем механизмы? И на Земле и в космосе. Особенно в космосе. Ладно, пусть тот же Бааде считает психолога кустарем, пусть! Шумерин, конечно, не чета Тугаринову, но на всякий случай он, Полынов, обязан позаботиться, чтобы сейчас капитаном не овладели ненужные мысли.

- Интересно, - сказал Полынов, - каким окажется Меркурий?

- Обыкновенным, - ответил Шумерин, не задумываясь. Его руки отдыхали на подлокотниках кресла. - Мы знаем о Меркурии почти все. АМС-51, АМС-63, я уже сбился со счета, сколько их там побывало.

Бааде, севший было за расчеты, поднял голову.

- Ты, Михаил, не романтик. Сухарь ты. На встречу с новой планеты, - он важно поднял палец, - надлежит идти как на свидание с Прекрасной Незнакомкой.

Иногда трудно было понять: иронизирует Бааде или говорит серьезно.

- Правильно, - подзадорил Полынов, - пока не поздно - почитай Блока. Способствует настрою. А то какой в тебе будет азарт, когда ты впервые вступишь на Меркурий?

- К чему мне все это, я не мальчишка...

- А солидный капитан-межпланетник, - подхватил Полынов. - Между прочим, Я однажды слышал хорошие слова:

"Мы стареем потому, что стыдимся молодости".

Шумерин что-то пробурчал и протянул руку к киберштурману, давая понять, что ему некогда.

- О, это колоссальная мысль! - проронил Бааде, качая головой.

- А вы вспомните, - не выдержал Шумерин, - каким нам представлялся Марс! Необыкновенным, таинственным. Прилетели. И ничего особенного.

- Вот это да! - Бааде снова оторвался от расчетов. - А епихордизация, например?

- Я не о том, поймите. Для ума там много интересного. И на Венере тоже. Я же говорю о чувственном восприятии... Небо, песок, горы... Похоже, все похоже!

- И ты разочаровался? - Психолога заинтересовал разговор. Он открывал в капитане что-то новое.

- Разочаровался - не летал бы. Просто я не жду встречи с Прекрасной Незнакомкой, как вы только что выразились.

- Правильно, - сказал Бааде. - Правильно! Дважды два - четыре, и никаких гвоздей. Все остальное эмоции, я тоже так считаю.

Полынов ничего не сказал. Он вслушивался. Рубку всегда наполнял легкий стрекот - лишнее напоминание о титанической работе, которую ведут спрятанные за панелями и кожухами приборы: тысячи, миллионы всяких там реле, схем и прочих. деталей электронной кабалистики. Теперь стрекот чуть усилился. Значит, жди сигнала посадки.

- Знаешь, Михаил, кто ты? Думаешь, скептик? Межпланетный Печорин? Ничего подобного. Ты примитивный мистик, как тот школьник, который твердит перед экзаменом: "Провалюсь, провалюсь", в надежде, что судьба любит поступать наперекор.

Молчание. Шумерин смотрит в обзор.

- Яша, у нас, по-моему, еще масса дел, - наконец проговорил он. Вежливый подтекст: "Я занят, ты мне мешаешь".

"Все в порядке, - решил психолог. - Теперь он будет переживать. Переживай, переживай, это заставит тебя забыть о своем положении Ионы во чреве кита.

Меркурий уже напоминал о себе. Органы чувств корабля ощущали его близость. Поверхность планеты ощупывали импульсы радаров; разглядывали глаза телескопов - пристально, километр за километром; пальцы дистанционных анализаторов, управляя бомбозондами, шарили в атмосфере. Ничего этого люди не видели и не слышали: все представало перед ними в препарированном, дистиллированном образе цифр, знаков, электронных символов. Впрочем, люди могли любоваться серебристым, слегка затуманенным, быстро растущим серпиком планеты. Или следить за ускоренным бегом цифр и знаков, чтобы поправить корабль, если нужно. Но этого, как правило, не требовалось.

Когда до поверхности осталось совсем немного, включилось еще одно реле, ибо пришло время напомнить людям, чтобы они сделали то-то и то-то. Зажглось табло, прозвучал сигнал, кресла пришли в движение, занимая противоперегрузочное положение. Все захлопотали.

Послышалось гудение, оно охватило весь корабль - заработала тормозная установка. Огромный корабль первого класса "Александр Невский" падал вниз: туда, где был невидимый Меркурий. Но люди могли видеть небывалое - первую посадку на эту планету - опять лишь в зеркале осциллографов, в электронных рисунках кривых.

Перегрузка росла. Вопреки этому, вопреки растущей тяжести они ощущали падение, от которого холодело в груди. Они падали из космоса, из пустоты, и она уходила из-под ног, разваливалась, крошилась; сжавшееся тело невольно ждало удара.

Он не замедлил последовать.

* * *

Конечно, смешно было назвать его ударом: просто толчок. Как при внезапной остановке лифта. Но его слишком долго ждали.

Спинки кресел приподнялись и посадили их. Шумерин вытер пот.

"Пожалуй, мы так избалуемся, - подумал Полынов. - Летели, летели томились; сели в кресла, поволновались чуть-чуть; толчок - здрасьте! Меркурий! Пассажиры могут выйти..."