Татьяна Мудрая - Яр-Тур, Буй-Тур...

Тациана Мудрая

Яр-Тур, Буй-Тур…

Кто сведал глубину литовских темных пущей?Проникнул в сердце их, до твари, там живущей?

Наверное, правда, что время имеет две стороны, в точности как так называемая двуличневая, двусторонняя ткань: одну парадную, другую обыденную. Одна сторона — навь, другая — правь. До того, как оженился, я жил сказкой. Ночной костер и одному мне зримый собеседник, беседы с воплощением моего внутреннего «я»… Писаная красавица, что разбудила меня однажды ранним утром… У этой девушки были удивительной, нездешней красоты белокурые волосы и записанные в российском паспорте имя, отчество и фамилия: Елена Юрьевна Папенина. То обстоятельство, что мы были практически однофамильцами, не помешало нам зарегистрироваться в загсе, как всем нормальным людям. А что, к тому же, ее имя в сокращении давало Ёлку, Ёлочку, напоминало нам о чем-то крепко забытом, но, безусловно, очаровательном.

Так вот и получается с молодыми супругами вскоре после короткого медового месяца, который пришелся как раз на февраль. Остаются одни воспоминания. Яркие клочки для украшения тусклой реальности.

Для того чтобы мой быт снова превратился в бытие, я должен был, наверное, жить как во сне.

Но я не занимался подобными размышлениями: попросту вел свой курс по истории, культуре и истории культуры. Моя жена, в свою очередь, занималась раскопками. Собственно, копали за нее мои бывшие сотоварищи, а сама Елена брала образцы тканей. Биологических — потому что именно дипломированным и остепененным биологом она была по профессии и по жизненному призванию.

— Знаешь, болота сохраняют тела погибших не хуже вечной мерзлоты, — говорила она мне. — Особенно почему-то наши беловежские. Однако быть первым по величине европейским лесным массивом — невелика заслуга после того, что там сотворили со своими деревьями. Но такая слава была за пущей и много раньше.

— Гм, — вежливо отвечал я.

— Вот я и брожу по глухим лесным болотам со своими землекопами.

— Что, второго мамонтенка Диму ищешь? Или вторую алтайскую царицу?

— Обоих сразу, — смеялась жена.

И вот однажды…

В одном из дальних болот Пущи, там называемом «Незнановом Роге» с его незамерзающими багнами, куда боялись пускать туристов и экскурсантов, было найдено два звериных тела.

Разумеется, первой к раздаче явились сотрудники Белорусского Государственного НИИ генетики, биоинженерии и редупликации. Куда раньше самых пройдошливых журналюг, не говоря уж о всяких там наукообразных личностях вроде меня самого.

— Нам ведь сущая чепуха нужна по сравнению со всеми другими, — объясняла мне жена, что ходила прямой невестой. — Всякие соскобы, биопсии, клочки… Однако со вполне определенных участков тела. А чучела пускай набивают все прочие.

Ох, кстати. Тогда никто еще не дал прозвания нашим дорогим ископаемым. Это случилось позднее и не без помощи биологов, которые четко секли в родах, видах и расшифровке этих… как их… митохондриальных ДНК.

Гигантская разновидность европейского тура. Bos Taurus Primagenius Rex. Животные, некогда широко распространенные, отчасти одомашненные и превращённые в покорных коров, но в подавляющем большинстве выбитые на корню. К последнему руку приложил, в частности, Владимир Мономах, чья княжья резиденция была как раз в нашей любимой пуще. Недаром его кто-то там рогома бол и копытом лягал, ох, недаром!

Я пытался напроситься на визит к дорогим останкам, но получил форменный отлуп:

— Вам, археологам, только бы из них турьих рогов наделать. Окованных золотом и серебром, — отшучивалась моя Елена.

— Я не совсем они, — отвечал я так же несерьезно.

— Ну, тогда из этих рогов напиться до упаду, — отвечала она. — В качестве культурологического опыта и изучения средневекового менталитета.

Разумеется, я уже тогда понимал, что имею дело с чем-то шибко запретным. Ну не то чтобы совсем. Просто женины сотрудники страх как боялись потревожить белорусскую и мировую общественность чем-то вроде явления на свет очередной овечки Долли (при чем тут клоны — не знаю) или, наоборот, разочаровать эту капризную даму о тысяче тысяч голов отсутствием подобного результата. Отсюда нежелание дать информации утечь слишком далеко. В самом начале — даже и в мою сторону.

Наверное, от всех моих тревог и волнений Тадзь, воплощение моего тревожного подсознания, снова начал являться мне во сне — почему-то в виде коренастой фигуры с рогами над головой, как Хозяин Шервудского Леса в старом сериале про Робин Гуда.

Однако постепенно меня начали вводить в курс эпохальных событий, нешуточно смахивающих на колдовство, черную магию или, по крайней мере, Великое Делание. Да зачем колдовство, когда у нас есть высокие технологии, как смеялась моя Ёлка. И генная инженерия. И нанороботы.

Она была права. Как-то раз я выбил разовый пропуск в их святилище и в поисках жены нечаянно внедрился в одну из лабораторий. Тогда, кстати, уже не было режима строгой секретности, по крайней мере для членов семьи. Впечатлило: перегонные кубы из черного и прозрачного материала, сталь и никель, вспышки пламени, то ли дым от атаноров, то ли пар от криогенных установок. И женщины. Почти одни только женщины в лазурных туниках и брючках операционных сестер, в тугих чепцах на косе и повязках на нижней половине лица. Все горящие взоры тут же обратились на меня.

— Ага, вот и тучный телец пожаловал, — глухо проговорила одна из амазонок через свою разовую стерильную бумагу. — Почему без халата? Зачем септический? Давай его живо под микротом, тонких срезов из него нашинкуем!

— Да не воюй, Альбиночко, — унимала ее другая. — Ото ж нашей младшей алхимической поварихи безнадзорный. Пускай сама над ним лютует.

Все-таки меня схватили и сунули мордой в какую-то черную трубку — как мне объяснили, не микротом, а микроскоп, встроенный в один из контейнеров. И показали нечто, по из мнению, эпохальное, от чего весь коллектив пришёл ныне в телячий восторг. Я тоже его выразил, боясь очередного наложения рук.

По счастью, Елена все-таки явилась сюда и меня выручила, но больше, простите, я туда был не ходок.

Тем более что информацию о ходе процесса я получал из главных заинтересованных уст.

То, что они делали с этой парочкой болотных утопленников, казалось на мой слух полной абракадаброй. (Но ведь эти слова произносили фокусники, а до них — алхимики, не так ли?)

Сначала сотрудники еще раз запустили процесс зимнего замораживания. Для того и пригодились криогенные механизмы. Потом стали выводить из него — куда медленней, чем в природе. Затем соскобы и клетки поместили в специальные камеры: пробовали подтолкнуть их к развитию.