Франсис Карсак - Штриховка

Франсис КАРСАК

Штриховка

Какой же я дурак!

За всю мою уже достаточно продолжительную жизнь вспыльчивый характер не однажды подводил меня… Но никогда еще я так не жалел о вспышке гнева, как в этот раз. Подумать только: в мои руки попал секрет межпланетной связи, может быть, даже межпланетных путешествий! Но я все погубил, погубил совершенно нелепо, в припадке бессмысленного раздражения…

Это случилось довольно давно, несколько лет назад. Если быть точным, то прошло уже три года с того дня, когда… Но лучше я расскажу вам все по порядку. Замечу только, что с тех пор я каждое утро подхожу к зеркалу, смотрю на свое отражение и с отвращением и горечью повторяю: «Жак Бернар, ты — осел!»

Ладно! Хватит оплакивать сбежавшее на плите молоко, как любит повторять моя старая тетушка. Лучше послушайте, как все это случилось.

Будь проклят этот день — 6 апреля 1955 года — когда я приехал, как обычно, утром, в институт и сразу отправился к чертежнику. Накануне я оставил ему несколько чертежей — это были геологические профили нескольких карьеров, которые нужно было скопировать на кальку. При этом, ряд участков на профилях нужно было покрыть штриховкой. Чертежником у нас тогда работал Арман — впрочем, мне кажется, что он работал в институте всегда… Это весьма своеобразный тип, нередко ведущий себя, словно круглый идиот. Он не способен даже на малейшее проявление какой-нибудь инициативы, но готовые чертежи умеет копировать просто великолепно. Конечно, если только тебе удастся растолковать ему, что от него требуется… Это толстяк с луноподобной физиономией, жалкое нелепое существо, всегда сонное, я бы сказал, болезненно заторможенное. Не берусь объяснить, как ему удается провести хотя бы самую простую прямую линию; тем не менее, неопровержимым фактом, вызывающим всеобщее восхищение, является его способность делать идеальную штриховку. Он умеет от руки вычерчивать идеально прямые линии, расположенные так равномерно, как не сделает ни один чертежный автомат…

Когда я подошел к Арману, он заканчивал штриховку последнего разреза, низко склонившись над чертежной доской и высунув от старания кончик языка. На его нижней губе висел погасший окурок, о котором он явно давно забыл.

— Шеф, я уже заканчиваю! Мне пришлось проработать чуть ли не всю ночь, чтобы успеть к утру.

Он покопался на полке и с гордостью протянул мне рулон чертежей. Но стоило мне развернуть их, как красная пелена бешенства заволокла мне глаза.

— Кретин! Неандерталец! Допотопное пресмыкающееся! Я же ясно сказал тебе: нужно дать штриховку непрерывными линиями, динозавр ты безмозглый! Что ты тут мне изобразил? Штриховку прерывистыми линиями, да еще и неравномерно расположенными! Что это такое? Точка, точка, тире, точка, тире — да ты просто развлекался, черт бы тебя побрал! Никогда не знаешь, что у тебя получится из самого простого задания! Господи, да я просто прихлопну тебя на месте, как муху, если ты немедленно не переделаешь мне эту работу!

В бешенстве я скомкал чертежи и наклонился к печке, чтобы выбросить их.

— Постойте, шеф! Похоже, я потерял один ваш оригинал…

— Только этого мне не хватало!.. И какой именно?

— Да вот тот, на котором показан один большой карьер… Как же это его?.. А, карьер Дюпон, кажется!

— Ну, ладно! Ты сделаешь новую копию со своей копии. Только на этот раз без фокусов, слышишь? Или я выгоню тебя из института ко всем чертям!

К этому времени я начал немного успокаиваться и понял, что перестарался и мне пора сбавить тон. Надо было немного смягчить обстановку — очень уж растерянным выглядел Арман после моей ругани.

— Послушай, Арман, как это тебе в голову пришла такая дурацкая фантазия?

— Не знаю, шеф. Я работал поздно ночью, меня начало клонить ко сну. Похоже, временами я начинал дремать. Я очень устал, но вы же сказали, что чертежи вам нужны очень срочно, поэтому…

Мне стало жаль беднягу, изо всех сил старавшегося как можно лучше выполнить порученную ему работу.

— А вот этот рисунок? Ведь ты заканчивал его сейчас, когда я подошел к тебе.

— Ну, когда я утром сообразил, что у меня все остальные чертежи покрыты нестандартной штриховкой, то решил, что сделаю таким же и этот, последний, чтобы все было одинаково.

Обезоруженный его простодушной искренностью, я рассмеялся, скомкал чертеж и машинально сунул его в карман.

— Ладно, Арман, все не так уж страшно. Сделай снова по одной копии каждого чертежа. А что касается разреза карьера Дюпон, то я принесу его тебе после обеда. На это время тебе хватит возни со всеми остальными рисунками.

Я снова смял испорченные чертежи, наклонился и запихал их в уже погасшую печку.

В этот день у меня было много срочных дел, и я забыл про комок чертежной кальки, оставшийся в моем кармане.

В половине двенадцатого я отложил в сторону бумаги и отправился домой на обед. Сегодня я почему-то никак не мог избавиться от необычного нервного напряжения — возможно, оно было вызвано бессмысленной возней с множеством обрушившихся на меня мелких рутинных дел; наверное, к этому примешивалось и раздражение, связанное с тем, что из-за отсутствия рисунков я не мог отправить в редакцию давно готовую статью.

Во время обеда я хранил такое зловещее молчание, что моя жена в конце концов не выдержала.

— Что-нибудь случилось на работе, Жак?

— В общем-то, ничего особенного… Наш идиот-чертежник — я говорю про Армана, ты не раз слышала о нем от меня — отколол очередной номер! Вчера я дал ему скопировать несколько рисунков — это были профили со штриховкой. И знаешь, что он сделал? Он ухитрился покрыть чертежи точками и тире, расположенными без всякой системы! Вот, посмотри на этот рисунок: это же настоящая азбука Морзе!

Сказав это, я внезапно замолчал. Действительно, сходство с азбукой Морзе было поразительным. Неужели этот болван не случайно изуродовал мои чертежи? Сложив салфетку, я поднялся в свой кабинет и снял с полки том энциклопедии Лярусса — мне давненько не приходилось пользоваться азбукой Морзе… Затем, вооружившись бумагой и карандашом, я принялся за изучение штриховки.

Разумеется, моя идея была совершенно безумной, и я подумал, что теряю понапрасну время. Захотелось плюнуть на эту историю и отправиться на работу, где меня ждали более срочные дела. И почему только я не послушался своего внутреннего голоса! Сейчас мне не пришлось бы так мучиться… Но мне так не хотелось снова браться за эти бестолковые бумаги… А совещание начнется только в три часа… В общем, я остался дома.

Мне в голову пришла забавная мысль. Арман, наверное, в детстве был скаутом и, разумеется, изучал азбуку Морзе. Может быть, работая ночью и находясь в дремотном состоянии, он записал с помощью азбуки Морзе какие-то свои мысли, которые наверняка могут заинтересовать Лебера, моего старинного друга, известного врача-психиатра.