Роберт Шекли - Того же и вам — вдвойне!

Роберт Шекли

Того же и вам — вдвойне!

В Нью-Йорке к вам в дверь звонят — и это правило не знает исключений — в тот самый миг, когда вы уютно устроились на диване вкусить заслуженного сна. Настоящий, волевой мужчина в таком случае сказал бы: "Пошли все они к дьяволу! Мой дом — моя крепость, а телеграмму могут подсунуть под дверь…" Но если вы человек вроде Эдельстайна, то есть не слишком волевой, вы заколеблетесь: а вдруг это блондинке из соседней квартиры потребовалась баночка острой приправы? Или какому-нибудь ненормальному продюсеру взбрело в голову поставить фильм по письмам, которые вы отсылали матери в Санта-Монику? А что ведь ставят же фильмы еще и не по такой галиматье…

Но на сей раз Эдельстайн решил не открывать. Не открывая глаз, он крикнул с дивана:

— Мне ничего не нужно!

— Ошибаетесь, — ответил голос из-за двери.

— Моя квартира битком набита энциклопедиями, щетками, пылесосами и прочей дрянью, которую вы рекламируете. Все, что вы надеетесь мне всучить, у меня уже было. И я все это выбросил.

— Но я вовсе ничего не продаю. — Обладатель голоса не обращал внимания на выпады Эдельстайна. — Я хочу предложить кое-что задаром.

Эдельстайн улыбнулся тонкой, чуть грустной улыбкой коренного ньюйоркца, по опыту знающего, что даже если ему подарят пачку самых натуральных двадцатидолларовых банкнот, рано или поздно придется расплачиваться за них с лихвой.

— Если задаром, то мне тем более не по карману, — отрезал он.

— Но это и впрямь совершенно бесплатно, — не унимался голос. — В том смысле, что вам не придется платить ни сейчас, ни потом.

— Нет, — сказал Эдельстайн, восхищаясь собственной твердостью.

Ответа не последовало.

— Эй! — робко окликнул Эдельстайн. — Если вы еще там, то уйдите, пожалуйста. Я хочу вздремнуть.

— Мой дорогой мистер Эдельстайн! — изрек голос. — Ваш цинизм наивен, а суждения пристрастны.

— Он еще будет читать мне мораль, — сказал Эдельстайн стене.

— Ну ладно, — в голосе появились новые нотки, — забудьте о моем предложении. С какой стати я буду унижаться перед таким грубияном… Прощайте, мистер Эдельстайн!

— Стойте! — поспешно выкрикнул Эдельстайн и тут же проклял себя за простодушие. Сколько раз он попадался из-за своей дурацкой доверчивости! Сколько раз, к примеру, ему доводилось выкладывать 9 долларов 98 центов за идиотский иллюстрированный двухтомник "Истории секса", который, по словам Мановича, закадычного приятеля Эдельстайна, стоил в любой захолустной лавке всего-навсего 2 доллара 98 центов.

Но в голосе было нечто настолько внушающее доверие, что Эдельстайн решил рискнуть. Вновь выругав себя за бесхарактерность, он крикнул:

— Я согласен! Можете войти! Только честно предупреждаю — ничего покупать я не буду.

С этими словами он сполз с дивана и направился к двери. Не дойдя нескольких шагов, замер как вкопанный — в ответ послышалось «спасибо», и прямо сквозь запертую на два замка массивную дубовую дверь в комнату вступил незнакомец.

Смуглый, почти чернокожий, он был облачен в изящный, хотя и несколько старомодный, серый в темную полоску костюм. В руке его был портфель. Сквозь дверь он прошел, словно та была сделана из студня.

— Стойте, что вы делаете? — растерянно пролепетал Эдельстайн и вдруг заметил, что ладони его вспотели, а сердце неприятно колотится.

Странный посетитель остановился в вальяжной позе.

— Простите, — тупо пробормотал Эдельстайн, — что-то на меня нашло… Это, наверно, галлюцинация…

— Продемонстрировать еще раз? — с готовностью предложил незнакомец.

— Нет, черт возьми! Значит, вы и впрямь проникли сквозь дверь? Проклятье!..

Эдельстайн вернулся к дивану и тяжело плюхнулся на него. Незнакомец расположился в кресле напротив.

— Чего вы хотите? — прошептал Эдельстайн.

— Трюк с дверью просто экономит мне время, — пояснил темнокожий гость. — Клиенту легче поверить в правдивость моих слов. Позвольте представиться-Чарльз Ситвелл. Я посланник Сатаны.

Эдельстайн поверил — и глухо застонал. Попытался было прочесть молитву, но в голову лезла та чепуха, которую он еще в детстве произносил над куском хлеба в летнем лагере. Еще он знал "Отче наш"…

— Не волнуйтесь, — мягко сказал Ситвелл. — Ваша бессмертная душа мне не нужна. Такие пустяки нас не интересуют.

— Чем вы это докажете?

— Судите сами — за последние пятьдесят лет в мире было столько войн и революций, что преисподняя переполнена душами грешников. Там буквально негде ступить. Дошло до того, что, если вспыхнет еще одна война, нам придется объявить амнистию мелким грешникам.

— Так вы и впрямь не заберете меня в ад?

— Конечно, черт побери! — с готовностью ответил посланец Сатаны. Уверяю вас, очередь у нас больше, чем на распродаже в универмаге Блюмингдейла!

— Но… Тогда зачем вы пришли?

Ситвелл закинул ногу на ногу и доверительно наклонился к Эдельстайну.

— Дело в том, мистер Эдельстайн, что ад-это своего рода ЮС Стил Компани… Крупная фирма, к тому же почти монополия. Но, как и другие солидные корпорации, пекущиеся о благе потребителя, мы заинтересованы в том, чтобы у людей сложилось о нас хорошее мнение.

— Логично, — согласился Эдельстайн.

— В отличие от Форда мы не можем себе позволить основать фонд и раздавать премии и субсидии. Нас неправильно поймут. По той же причине не строим детские городки и не боремся с загрязнением окружающей среды. Мы не можем даже возвести плотину в Азии, чтобы кто-нибудь не усомнился в наших мотивах.

— Нелегко вам, — посочувствовал Эдельстайн.

— Тем не менее это нас не обескураживает. Время от времени, когда дела идут неплохо, мы по мере сил подбрасываем избранным потенциальным клиентам скромное вознаграждение.

— Клиентам? Так вы считаете меня клиентом?

— Ну, никто не называл вас пока грешником, — возразил Ситвелл. — Я сказал «потенциальным».

— Понятно… А что это за вознаграждение?

— Три желания, — быстро ответил Ситвелл.

— Погодите, дайте разобраться. Если я правильно понял, я могу высказать три любых желания? Без всякой платы и без всяких предварительных условий?

— Условие есть.

— Так я и знал, — горько усмехнулся Эдельстайн.

— Оно очень простое. Чего бы вы ни пожелали себе, ваш злейший враг получит то же самое в двойном размере.

На миг Эдельстайн задумался.

— То есть если я попрошу миллион…

— Ваш злейший враг получит два миллиона.

— А если я пожелаю пневмонию?

— Он сляжет с двусторонней пневмонией.