Михаил Успенский - Болезнь

Успенский Михаил

Болезнь

Михаил УСПЕНСКИЙ

БОЛЕЗНЬ

Директор одного крупного промышленного предприятия Аркадий Семенович Кременчук взялся как-то мыть руки. Мыл, мыл и вдруг заметил на тыльной стороне правой руки синенькое пятнышко. Пятнышко как пятнышко, только синенькое. Как бы маленький синячок. Аркадий Семенович не придал пятнышку никакого значения.

Дня через два на пятнышко указала ему жена Евстолия. Но только это не пятнышко уже было, а кругляшок. Как циркулем прочертили с синей тушью. Евстолия была заполошная, а Аркадий Семенович мнительный. Как и многие другие, он во всем видел угрозу рака. Поэтому и побежал в онкологию. Там сидел старый профессор и сказал, что это никакой не рак, а след от старой татуировки. Кременчук возразил, что у него сроду не было никакой татуировки, но профессор сказал: "Да бросьте вы! С кем не бывало в молодости!"

Тем временем на завод приехал министр, и Кременчуку стало не до кругляшков. Предприятие, слава Богу, не подкачало, и на прощание министр крепко пожал Аркадию Семеновичу руку.

- Э, да ты наш, из балтийских! - удивился министр, поглядев на руку Кременчука. Кременчук глянул на руку и удивился пуще министра. На запястье расположился морской якорь, повитый ленточкой славы. На ленте было написано: "Балтика". Кременчук принялся что-то врать про крейсера и миноносцы, хотя на самом деле не то что на флоте не был, а и от сухопутных войск сумел в свое время открутиться. На его счастье, министр спешил, так что обошлось без вечера воспоминаний.

Проводив гостя, сразу же пошел к кожнику.

- Да вам в косметический кабинет нужно, - сказал кожник. - Не совсем приятная процедура, но придется потерпеть.

- Да это болезнь у меня! - сказал Кременчук.

- Я тоже переболел в молодости, - сухо ответил кожник, закатал рукав и показал слово "Аня", заключенное в контур сердца.

Жена Евстолия организовала мужу визит в косметический кабинет. Там татуировку выжигали током, но потом отступились.

- Нет, - сказали ему, - слишком свежая. Вообще похоже, что она самовосстанавливающаяся. Мы с такими не боремся.

Аркадий Семенович снова побежал к кожнику:

- Поглядите, что делается!

А на руке у него делалось вот что: появилась девичья головка, а под ней написано, что Галя.

- Всего за сутки выросла!..

- Хорошо, - сказал врач. - Посмотрим, что будет дальше.

Дальше было так. Жена Евстолия устроила мужу страшную-престрашную сцену.

- Ты с блатной связался! - кричала она. - Блатную завел! Она тебя заставляет наколки делать! Я ее разыщу, твою Галю!

И покинула Аркадия Семеновича. То ли Галю принялась разыскивать, то ли кого другого. Поэтому ложиться в кожную лечебницу он не стал. Где кожная, там и венерическая. Да еще жена ушла. Люди станут болтать что попало.

Потом стало совсем плохо. Аркадий Семенович еженедельно посещал финскую баню вместе с несколькими друзьями и знакомыми очень высокого ранга. Честно говоря, он через эту баню и в директора вышел.

Картинки на руках он позалепил пластырем и поехал в баню.

- Ой, не могу! - завопил через несколько минут в парилке академик Миканоров, тот самый, что открыл град Китеж. - Поглядите, друзья мои, так сказать, на тыл нашего достопочтенного Аркадия Семеновича!

Поглядеть было на что. На ягодицах Кременчука был вытатуирован кочегар с лопатой. Когда Кременчук ходил, кочегар начинал вкалывать.

- Это что, - сказал маршал Солдатенков. - Вот у моего начштаба на Втором Белорусском почище была...

Он рассказал содержание военной татуировки, и все захохотали еще сильнее. Кроме одного очень влиятельного человека - он глядел на Кременчука поджав губы.

- Довольно странно в вашем возрасте, Аркадий Семенович, - заметил он. - По меньшей мере странно.

На следующей неделе Кременчук вообще не рискнул прийти в баню. На груди у него пригрелась картинка из японской жизни, ноги заговорили, что они-де устали, но к любимой дойдут. Вокруг левой руки обвилась змея. На животе появилась надпись: "Всю жизнь на тебя работаю". Ниже - хуже.

Каким-то образом слухи о расписном теле директора стали достоянием общественности, хоть он и ходил на работу в перчатках и старался никогда не расстегиваться. Секретаршу уволил и взял пожилую. Все равно рабочие, приходившие к нему в кабинет, стали вести себя панибратски, норовили похлопать по плечу.

- Ты, Семеныч, понимаешь рабочего человека, - говорили они. - Не то что некоторые. Ты свой в доску.

Аркадий Семенович ослаб духом, не мог даже одернуть наглецов и подписывал их заявления не глядя.

Как-то позвонил ему маршал Солдатенков:

- Ты что ж, Семеныч, баньку не посещаешь? Показал бы нам свою Третьяковку! - и захохотал.

На теле Кременчука живого места не осталось. На пальцах появились перстни, от которых исходили как бы лучи. Орлы терзали голых девушек. Спина украсилась репродукцией "Сикстинской мадонны". Только лицо болезнь пока миновала. Давешний кожник донимал Аркадия Семеновича просьбами лечь к нему в клинику: хотел, видно, диссертацию на нем защищать. Пожалел Кременчука только его шофер Володя. Он посоветовал ему сходить к одной специальной старушке - кожнику-любителю. Любила она лечить кожные болезни. За деньги, конечно.

Аркадий Семенович решился. Старушка осмотрела Кременчука и поглядела ему в глаза твердо и страшно.

- Давай сюда все деньги! - потребовала она.

Аркадий Семенович подал ей бумажник.

- А которые на книжке?! - не унималась бабка.

Пришлось съездить и за теми. Тут бабка поставила диагноз:

- Это у тебя болтунцы повылазили, мил человек.

- Какие... болтунцы?

- Болтунцы от лишнего разговору. На нервной почве. Сколько ты набрехал, столько и повылазило. Лечить их надо так: ни с кем не разговаривать, помалкивать. Год-другой помолчишь - глядишь, и сойдут.

Кременчук хотел было спросить про деньги, но бабка так грозно прижала палец к своим синим губам, что он не решился ничего сказать.

Молчком много не наруководишь. Пришлось Кременчуку ехать в министерство и подавать заявление по собственному желанию. Министр даже обиделся на молчание Кременчука.

- Вот ты, оказывается, какой, - сказал министр. - И разговаривать не хочешь. А еще с Балтики! - и плюнул.

...Прошел год. Аркадий Семенович Кременчук живет в хибарке на берегу реки вместе с бичами и богоделами. За татуировку и молчаливость эти полууголовные элементы его крепко уважают. "В законе наш Немой!" почтительно говорят о нем и приносят ему водку и консервы. На закате дня Аркадий Семенович выходит на берег реки и смотрит на далекое здание своего бывшего заводоуправления. Он верит, что когда-нибудь вернется в свой кабинет, но вернется совсем другим человеком. Знаками он объясняет это своим соседям. Они тоже верят в него.