Роберт Хайнлайн - И построил он дом

Хайнлайн Роберт

'И построил он дом'

Роберт Хайнлайн

"И построил он дом..."

Во всем мире американцев считают ненормальными.

Они обычно в принципе соглашаются с этим обвинением, но источником инфекции называют Калифорнию. Калифорнийцы же упрямо твердят, что своей плохой репутацией они обязаны исключительно жителям округа Лос-Анджелес. Те, в свою очередь, когда им приходится обороняться от таких нападок, начинают поспешно объяснять: "Это все Голливуд. Мы не виноваты - мы не просили, чтобы его здесь построили, он сам вырос".

А обитателям Голливуда нет дела до всех этих пересудов; они живут себе на здоровье и купаются в лучах его славы. Захотите - повезут вас в машине на Лорэл Каньон ("здесь у нас живут самые необузданные"). Жители Каньона женщины с длинными загорелыми ногами и мужчины в трусах, постоянно занятые перестройкой и реконструкцией своих вечно неоконченных домов, - те не без доли презрения относятся к скучным созданиям, которые живут в респектабельных кварталах центра города. Они тешат себя тайной мыслью, что они - и только они - знают, как надо жить. Лукаут Маунтин Авеню - это название узкой боковой улочки, которая ответвляется от Лорэл Каньона. Каньонцы не любят, когда о ней упоминают; в конце концов, должны же быть какие-то границы?

В одном из верхних этажей дома N_8775 по Лукаут Маунтин жил Квинтус Тил, бакалавр архитектуры.

Здесь уместно напомнить, что даже архитектура Южной Калифорнии не такая, как в других штатах.

Запеченные в тесте сосиски, которые, как известно, американцы называют "горячими собаками", здесь продают в ларьках, по виду напоминающих - кого бы вы думали? - да, да, щенка. Такой ларек по продаже "горячих собак" так и называется: "Щенок". Мороженым здесь торгуют в огромных гипсовых фунтиках - они точь-в-точь как настоящие, вафельные, - а неоновые надписи, призывающие есть красный перец, сверкают на крышах сооружений, в которых без труда угадываются перечные стручки.

Внутри крыльев трехмоторных транспортных самолетов размещаются бензин и смазочное масло, на крыльях нарисованы дорожные карты - пользуйтесь на здоровье бесплатно! - а патентованные уборные, которые для вашего удобства проверяются каждый час, располагаются в кабине самого самолета.

Все это может удивить, даже повергнуть в изумление туриста, но местные жители, которые под знаменитым калифорнийским солнцем ходят в полдень с непокрытой головой, относятся к этим вещам как к делу обычному, само собой разумеющемуся.

Квинтус Тил считал архитектурную деятельность своих коллег слабыми, робкими, неумелыми и малодушными потугами.

- Что есть дом? - спросил как-то Квинтус у своего друга Гомера Бейли.

- Ну, в общем, в широком смысле слова, - начал тот осторожно, - я всегда считал, что дом есть устройство, предназначенное для защиты от дождя.

- Чушь! И ты туда же!

- Я ведь не сказал, что это исчерпывающее определение...

- Исчерпывающее! Да оно просто в корне неверно. Если встать на такую точку зрения, то нам и в пещерах бы прекрасно жилось. Но я не виню тебя, продолжал Тил с воодушевлением, - твои взгляды ничем не хуже, чем у тех умников профессионалов, которые считают, что архитектура - дело их жизни. Даже модернисты - в чем их заслуги? В том, что они убрали кое-какую мишуру да наляпали хромированных планок, вот и все. А в душе-то они такие же консерваторы и традиционалисты, как служащие окружного суда. Нейтра! Шиндлер! Ну что создали эти бездельники? Что такого есть у Фрэнка Ллойда Райта, чего нет у меня?

- Комиссионные, - коротко вставил его друг.

- А? Что? Как ты сказал? - Тил не смог остановиться в потоке своих слов, захлебнулся, опомнился и ответил: - Комиссионные. Да, верно, комиссионные. А почему? Потому что я считаю, что дом - это не задрапированная пещера. Дом - это машина для жилья, это живая динамичная штука, это пространство, в котором происходит жизненный процесс, которое изменяется с настроением живущего в нем человека, а вовсе не мертвый статичный гроб большого размера. Почему же мы должны держаться за устаревшие догмы наших предков? Всякий дурак, обладающий зачатками знаний по элементарной геометрии, сможет спроектировать дом в его обычном понимании. Но разве статическая геометрия Эвклида - это все, чем располагает математика? Мы что же, совершенно должны игнорировать теорию Пикара - Вессиота? А модульные системы? А богатейшие возможности стереохимии? Так что же, разве в архитектуре уже нет места для трансформаций, для гомоморфологии, для действенных структур?

- О господи! - отвечал Бейли. - Ведь с таким же успехом ты мог бы говорить, например, о четвертом измерении в архитектуре.

- А почему бы и нет? Почему мы должны ограничивать себя... Послушай! Тил прервал себя и уставился в пространство. - Гомер, а ведь ты сейчас высказал чрезвычайно ценную мысль. Действительно, почему бы нам не использовать это? Подумать только о бесконечном богатстве выражения и взаимоотношений, таящемся в четырех измерениях. Какой дом, какой... - Он застыл на месте, его светлые выпуклые глаза задумчиво помаргивали.

Бейли подошел к нему и тронул его за руку.

- Брось ты все это. И что ты городишь, какие четыре измерения? Четвертое измерение - это время. В _него_ ведь гвоздя не вобьешь.

Тил сбросил руку друга.

- Да, да, конечно. Четвертое измерение - это время, но я-то думаю о четвертом пространственном измерении - таком же, как длина, ширина и высота. В целях экономии материалов и удобства размещения с этим ничто не может сравниться. А уже о том, что экономится площадь под фундамент, и говорить не приходится: на месте однокомнатного дома можно будет возвести дом в восемь комнат. Как, например, тессеракт...

- Какой еще тессеракт?

- Ты что, в школе не учился? Тессеракт - это гиперкуб, квадратное тело в четырех измерениях - ну, знаешь, как у куба три измерения, а у квадрата два. Давай-ка я лучше тебе покажу.

Тил побежал на кухню и принес оттуда коробку с зубочистками, которые он высыпал на стол, небрежно сдвинув в сторону стаканы и почти пустую бутылку из-под джина.

- У меня где-то завалялся пластилин - он нам понадобится.

Один из углов комнаты загромождал письменный стол. Почти засунув голову в один из его захламленных ящиков, Тил начал нетерпеливо рыться в нем. Наконец, он разогнулся, держа в руках кусок пластилина.

- Вот.

- Что ты хочешь делать?

- Сейчас узнаешь.

Тил торопливо отщипывал небольшие кусочки пластилина и скатывал из них шарики величиной с горошину. Потом воткнул в эти шарики четыре зубочистки и сделал квадрат.

- Видишь? Вот квадрат.

- Ну, вижу, а дальше что?

- Еще один такой же квадрат плюс еще четыре зубочистки - и у нас куб.