Роберт Хайнлайн - Они

Хайнлайн Роберт

Они

Роберт Хайнлайн

Они

Они не оставляли его в покое.

Они никогда не оставляли его в покое. Он подумал, что, наверное, это часть их плана - никогда не оставлять его в покое, не дать ему возможности поразмыслить над той ложью, которой они пичкали его, не дать ему времени найти их слабые места и постичь истину.

И этот их проклятый надсмотрщик утром! Вломился со своим завтраком, разбудил его, и теперь он никак не может вспомнить сон, который ему сегодня снился. Если бы он только мог вспомнить этот сон...

Кто-то отпирает дверь. Но ему на это плевать.

- Привет, старина. Мне сказали, что ты отказался от завтрака? - и над его кроватью нависла профессионально любезная маска доктора Хейварда.

- Я не был голоден.

- Ну нельзя же так. Ты ослабеешь, и я не смогу тебя вылечить. Вставай-ка, одевайся, а я велю принести тебе эг-ног (1). Давай, давай, парень!

Неохотно, но не желая вступать в конфликт, он встал и скользнул в свой халат.

- Вот так лучше, - похвалил Хейвард. - Сигарету?

- Нет, спасибо.

Врач удивленно покачал головой:

- Будь я проклят, если как-то понимаю тебя. Отсутствие интереса к физическим удовольствиям не соответствует твоему типу.

- А какой у меня тип? - ровным тоном поинтересовался он.

- Фу ты! - и Хейвард скорчил проказливую мину. - Если бы врачи раскрывали пациентам свои профессиональные секреты, то они едва-едва зарабатывали бы себе на хлеб.

- Так что же у меня за тип?

- Ну... ты ведь не хочешь, чтобы я просто приклеил тебе ярлык. Я о тебе ничего не знаю. Неужели не пора рассказать о себе?

- Я буду играть с вами в шахматы.

- Хорошо, хорошо, - торопливо согласился Хейвард, - мы уже и так целую неделю каждый день играем. Но если ты будешь рассказывать, я буду играть.

Что это может значить? Если он правильно их понял, то они уже знают, что он раскрыл их заговор, хотя он вряд ли чего-то добьется, если будет скрывать очевидное. Ну что ж, пусть попытаются убедить его в обратном. Снявши голову, по волосам не плачут. Да ну их к чертям собачьим!

Он достал шахматы и начал расставлять фигуры:

- Что Вы на данный момент знаете обо мне?

- Очень мало. Осмотр ничего не дал. И факты биографии тоже. Ты очень умен, если судить по тому, чего ты достиг в школе и на работе. Иногда резкие перепады в настроении, но ничего из ряда вон выходящего. Единственная информация о тебе, которая может сослужить нам службу, - это инцидент, из-за которого тебе пришлось попасть сюда на лечение.

- Из-за которого меня сюда упрятали, Вы хотите сказать.

- О боже! Да если ты запираешься у себя в комнате и твердишь, что твоя жена состоит с кем-то в заговоре против тебя, как ты думаешь, люди будут реагировать на это?

- Но она действительно состоит в заговоре против меня. И Вы тоже. Белые или черные?

- Черные. Сейчас твоя очередь атаковать. Ну почему ты думаешь, что мы все "в заговоре против тебя"?

- Трудно объяснить. Для этого нужно вернуться в мое детство. - И он сделал своим белым конем ход на клетку ВЗ. Брови Хейварда поползли вверх:

- Как это понять?

- А почему бы и нет? Я не рискую играть против Вас гамбит.

Врач пожал плечами и сделал ответный ход.

- Ну хорошо, начнем с детства. Оно может пролить на твой случай больше света, чем все, что у тебя произошло в недавнем прошлом. Чувствовал ли ты, что тебя преследуют?

- Нет! - Он наполовину встал со стула. - Когда я был ребенком, я был уверен в себе. Тогда я знал. Я знал! Я знал, что жизнь стоит того, чтобы жить. Я был в мире с самим собой и со своим окружением. Жизнь была хороша, и мне было хорошо, и я понимал" что существа, окружавшие меня, такие же, как я.

- А они не были такими же?

- Конечно нет! И особенно дети. Я не представлял себе, что такое испорченность, пока не связался с этими так называемыми детьми. Маленькие дьяволы! От меня хотели, чтобы я был таким, как они, и играл с ними. Врач кивнул:

- Я понимаю. Дети иногда бывают ужасными дикарями.

- Вы не поняли. Дело не в дикости. Эти существа были просто другими - совсем не такими, как я. Они выглядели так же, как и я, но они не были такими, как я. Когда мне хотелось объяснить им что-то очень важное в моем понимании, они пялили на меня глаза и презрительно смеялись. А потом они обязательно наказывали меня за то, что я делился с ними своим сокровенным.

Хейвард кивнул.

- Я понимаю, что ты имеешь в виду. А взрослые?

- Это другое. Взрослые сначала ничего не значат для детей. Они ничего не значили и для меня. Они были слишком большими и не беспокоили; кроме того, они вечно были заняты чем-то таким, что было выше моего понимания. Я начал интересоваться ими только тогда, когда заметил, что мое присутствие как-то сковывает их.

- Что ты имеешь в виду?

- Ну... Они никогда в моем присутствии не делали того, что делали в мое отсутствие.

Хейвард внимательно посмотрел на него:

- А это утверждение действительно имеет под собой почву? Откуда ты знаешь, чем они занимались в твое отсутствие?

- Но я ловил их на том, что они внезапно прекращали разговор, когда я входил в комнату, или же начинали говорить о погоде или еще о чем-то пустом. Тогда я начал прятаться, подглядывать и подслушивать. Взрослые вели себя совсем иначе.

- Теперь твой ход... Да, но это было, когда ты был ребенком. Все дети проходят через это. Теперь, когда ты стал мужчиной, ты должен понимать, почему взрослые так поступали. Дети - странные существа, и их нужно защищать. По крайней мере, мы защищаем их от всех наших проблем. Существует целый кодекс условностей в отношении...

- Да, конечно, - нетерпеливо прервал он, - я все это понимаю. И все же я наблюдал и запоминал многое такое, чего мне и теперь не понять. Я насторожился и заметил вот что.

- Что же? - Он увидел, что враг не смотрит на доску, производя рокировку.

- Я заметил, что все, что они делали, и все, о чем они говорили, никогда не имело никакого смысла. Они должны были делать что-то совершенно другое.

- Я не понимаю.

- Вы не хотите понимать. Кстати, я Вам все это рассказываю в обмен на партию в шахматы.

- А почему ты так любишь играть в шахматы?

- Потому, что это единственная вещь в мире, правила которой мне понятны. Ну да все равно! Я внимательно наблюдал за всем, что видел вокруг себя, - за городами, заводами, фермами, церквами, школами, домами, железными дорогами, деревьями, библиотеками, животными и людьми. За людьми, которые были похожи на меня и которые должны были бы чувствовать то же, что и я, если бы все, чему меня учили, было правдой. А чем они занимались, эти люди? Они ходили на работу, чтобы зарабатывать деньги, чтобы на них покупать еду, чтобы с помощью еды восстанавливать силы, чтобы снова идти на работу, чтобы опять зарабатывать деньги, и так далее, - до тех пор, пока они не умрут. Эта модель, правда, допускала легкие вариации. Но какое это имеет значение, если люди все равно заканчивают смертью? И все твердили мне, что я должен делать то же самое. А я лучше знаю, что мне делать!