Шалость Джоконды - Боб Шоу

Боб Шоу

Шалость Джоконды

Стояло промозглое январское утро, мрачное и неприятное. Телефон в моей конторе за всю неделю ни разу не звонил. Я сгорбился за столом, страдая от тяжелого похмелья, и вдруг в комнату вошла роскошная блондинка. Ее платье навевало мысли о деньгах, а то, что скрывалось за ним, пробуждало мое другое увлечение — но для этого я чувствовал себя слишком скверно.

Она положила на стол плоский пакет и сказала:

— Вы — Фил Декстер, частный пси?

Я приподнял шляпу и изобразил улыбку.

— А что написано на двери, милая?

— Там написано: «Хирургические корсеты Глоссопа».

— Убью паршивца! — проскрежетал я. — Клялся, что заменит табличку на этой неделе! Два месяца занимаю контору, и до сих пор…

— Мистер Декстер, давайте оставим ваши проблемы и займемся моими. — Она начала развязывать пакет.

Утратив инициативу, я решил вдохнуть тепло в личные отношения с клиентом.

— Чем могу вам помочь, мисс?..

— Кэрол Кольвин. — Ее изящные брови слегка поднялись. — Я полагала, что вы, пси, узнаете все без лишних вопросов.

— Сия способность не поддается сознательному контролю, — произнес я загробным голосом. — Есть силы, неподвластные простым смертным.

Здесь подобает выглядеть мрачно и торжественно; я уставился отсутствующим взглядом в круговерть вентилятора и подумал об угрозе моей бывшей секретарши подать на меня в суд за неуплату жалованья.

Кэрол осталась равнодушной. Она вытащила из пакета написанный маслом холст и положила передо мной.

— Что вы можете сказать об этой картине? — сухо спросила она.

— Неплохая копия Моны Лизы, — ответил я. — Недурно сделано, конечно, однако…

Голос мой по собственному почину внезапно затих, потому что сработали пси-чувства. Пришло ощущение большого возраста, может быть, пятисот лет, возникла размытая череда образов: красивый бородатый мужчина в средневековом костюме, гористый ландшафт с пятнами темно-зеленых растений, бронзовые скульптуры, узкие извилистые улочки древних городов… И на заднем плане этих картин, почти невидимые за их сиянием — какое-то мрачное подземелье и округлое деревянное сооружение, вероятно, часть большой машины.

Кэрол наблюдала за мной с нескрываемым интересом.

— Это не копия, так?

Я решительно поднял отвисшую челюсть.

— Мисс Кольвин, мне совершенно ясно, что картина написана самим Леонардо да Винчи.

— Значит, перед нами та самая Мона Лиза?

— Да… — ошарашенно признал я.

— Разве такое возможно?

— Посмотрим. — Я нажал кнопку на пульте компьютера и спросил: — Украдена ли из Лувра Мона Лиза?

— Ответить не могу, — мгновенно отозвалась машина.

— Не хватает данных?

— Не хватает денег. До уплаты квартальной задолженности вы не получите никакой информации.

Я сделал неприличный жест по направлению к тому месту, где, по моему предположению, должен находиться центральный компьютер.

— Да кому ты нужен?! — процедил я. — Если б Мону Лизу украли, об этом кричали бы все газеты!

— Тем более глупо спрашивать, — сказала машина.

Я убрал палец с кнопки и попытался изобразить беззаботную улыбку, проклиная минуту, когда я надумал воспользоваться электронным советчиком.

Кэрол, казалось, смотрела на меня со всевозрастающей холодностью.

— Если вы закончили, я могу рассказать, как попала ко мне картина. Или вы не хотите слушать?

Сообразив, что могу лишиться клиента, я выпрямился и принял внимательный деловой вид.

— Мой отец был торговцем картинами и имел маленькую галерею в Сакраменто, — начала Кэрол, усаживаясь в кресло и вызывая почему-то при этом у меня мысли о меде, стекающем с ложки. — Два месяца назад он умер, и дело осталось мне. Я не слишком разбираюсь в искусстве и решила все продать. Холст был спрятан в сейфе. Он может принести либо несколько миллионов долларов, либо несколько лет тюрьмы — хотелось бы знать, что именно.

— И вы пришли ко мне. Весьма предусмотрительно, мисс Кольвин!

— Начинаю в этом сомневаться. Для человека, претендующего на шестое чувство, у вас немного недоразвиты остальные пять.

Думаю, что тогда-то я в нее и влюбился. Если я получаю удовольствие от ее общества в то время, как она относится ко мне словно к умственно отсталому ребенку, жизнь будет невероятно хороша, когда я заставлю ее увидеть во мне незаурядного мужчину.

— Ваш отец упоминал про картину?

— Никогда. Поэтому мне кажется, что дело нечисто.

— Вам известно, где он мог ее достать?

— В общем-то нет. Прошлой весной от отдыхал в Италии и вернулся каким-то странным.

— Странным?

— Сдержанным, напряженным. Как будто вовсе и не отдыхал.

— Любопытно. Посмотрим, надеюсь, мне удастся уловить еще что-нибудь.

Я подался вперед и слегка коснулся шершавой поверхности. И снова воспринял сильный импульс — образы лысеющего мужчины (отца Кэрол), яркие картины городов.

— Ваш отец сперва поехал в Рим, — сказал я, — но большую часть времени провел в Милане.

— Верно. — Кэрол кинула на меня удивленный взгляд. — Кажется, у вас действительно есть кое-какие способности.

— Спасибо. Некоторые еще замечают, что у меня красивые ноги.

Шуткой, к сожалению, не смог насладиться даже я сам, так как меня отвлекла волна новых видений: темная пещера и деревянная машина круглой формы. Все было окрашено отвлекающими полутонами древних тайн.

— Однако мы не решили главный вопрос. Выходит, Леонардо рисовал Мону Лизу дважды?

— Выходит так, мисс Кольвин.

Я в некоторой растерянности уставился на картину и тут почувствовал что-то неладное, какую-то странность. Мона Лиза смотрела на меня со своей знаменитой улыбкой, точь-в-точь как я помнил по всем репродукциям, и все же какая-то деталь… Уж не эти ли пухлые гладкие руки?.. Дабы произвести должное впечатление на Кэрол, я принял задумчивый вид и попытался определить, что же все-таки вызывает у меня сомнение.

— Вы не заснули? — нелюбезно оборвала мои раздумья Кэрол.

— Конечно, нет! — оскорбленно ответил я и указал на руки Моны Лизы. — Вам не кажется, что с ними что-то не в порядке?

— Вы хотите сказать, что могли бы нарисовать лучше?

— Я имею в виду, что на картине в Лувре руки у нее сложены вместе, а здесь разведены в стороны.

— Возможно… Я же говорила, что ничего не смыслю в искусстве.

— Пожалуй, это объясняет существование двух Лиз. — Я начал развивать свою теорию. — Мастер мог нарисовать один вариант, а затем изменить положение рук.

— В таком случае, — резонно заметила Кэрол, — почему он просто не перерисовал руки?

— Э… н-да. — Я мысленно выругал себя за столь шаткие рассуждения.

— Едем. — Кэрол поднялась и стала заворачивать полотно.

— Куда?

— В Италию, разумеется. — На ее красивом лице появилось нетерпение. — Я нанимаю вас для выяснения истории моей картины. Совершенно очевидно, что вы не сможете сделать это, сидя здесь, в Лос-Анджелесе.

Я протестующе открыл рот, но вовремя сообразил, что,