Разрезающий лабиринт - Джеймс Дашнер

Джеймс Дэшнер

Разрезающий лабиринт

James Dashner

THE MAZE CUTTER

© James Dashner, 2022

Школа перевода В. Баканова, 2022

© Издание на русском языке AST Publishers, 2023

Посвящается Марисе Корвисьеро. Агенту, другу, спасительнице.

И даже когда в голове сгущается тьма, расползаясь чадными завитками черной гнили, когда я вдыхаю смрад умирающего мира, а кровь в моих жилах превращается в кипящий пурпур, я нахожу утешение в одной мысли. У меня были друзья, а у них был я. И это главное. Это единственное, что важно.

Книга Ньюта

Пролог

Голоса из праха

Томас нашел дневник через три недели после конца света. И до сих пор был удивлен. Как? Когда? Когда и как? Когда успел его друг все это написать, как эти страницы оказались в одной из нескольких коробок, отправленных с помощью Плоспера еще до того, как совершили переход Томас c друзьями? Конечно, это сделала Ава Пейдж, которая всегда занималась такими вещами. И опять же: как, когда? Два слова вертелись в голове, словно назойливые гости, не желающие уходить, хотя вечеринка давно закончилась.

Томас сидел на любимом выступе любимого утеса, разглядывая бесконечный океанский простор. Чистый морской воздух чуточку отдавал рыбой и сладостью разложения. Мелкие прохладные брызги щекотали кожу, нагретую стоящим в зените солнцем. Томас закрыл глаза, чтобы не видеть вездесущей линии горизонта, из-за которой казалось, что ты застрял на Луне. Или на Марсе. В другой галактике. На небесах. В преисподней. Какая разница? Он поерзал на краю скалы, устраиваясь поудобнее, и свесил ноги над грохочущей черно-синей бездной, вдали от всего остального мира.

Конечно, здорово. Никто не спорит. Но то, что удалось избежать болезни, сумасшествия и гибели, не уменьшало грусти от потерь.

Мысли вернулись к дневнику. Томас открыл глаза и взял покоробившуюся, испачканную тетрадь с полки из песчаника, словно специально выточенной резцом времени для священного артефакта. Именно так: священного артефакта. Осторожно раскрыв лежащую на коленях книгу, он пролистал страницы, густо исписанные неровными детскими каракулями. Слова уползали то вверх, то вниз, сила нажатия менялась, штрихи становились все толще, а буквы — разнокалибернее… Каждая новая страница воочию представляла то, что с душераздирающей ясностью показывало содержание записей: его лучший друг постепенно погружался в полное, ужасающее безумие. В конце дневника оставалось около тридцати пустых страниц, а на последней было яростно нацарапано огромными буквами одно слово: ПОЖАЛУЙСТА.

«Господи, Ньют, — подумал Томас. — И так тошно. К чему весь этот бесконечный ужас? Какого дьявола ты не только это написал, но и позволил, чтобы дневник попал в руки Авы Пейдж? Зачем?»

Несмотря на одолевавшие его тяжелые мысли, Томас любил этот дневник, эту книгу. Хотя слова друга причиняли боль, они все же помогали увидеть полную картину — холст, на котором написана часть жизни Ньюта. Чтобы запомнить. Чтобы запомнили дети. Музейный экспонат с воспоминаниями, хорошими и плохими. Для потомков.

Томас пролистал страницы и выбрал одну наугад. Правда, он сжульничал и вернулся слишком далеко в начало, когда симптомы Ньюта только начали проявляться. Никто точно не знал, когда Ньют начал писать, потому что он не ставил дат и не описывал конкретных событий. Но сейчас Томас читал описание дня, когда они оставили друга в берге, а сами отправились в Денвер. Томас впитывал, смаковал каждое слово.

«Чувствую себя последним мудаком, но надо отсюда валить. Не могу больше. Люблю их. Больше, чем кого-либо в жизни. Ясное дело, потому что не помню родителей. Только мне представляется, что такой и должна быть семья. Да, семья: Томас, Минхо, все. Не могу больше с ними оставаться, ни дня. Я подыхаю, и это не какая-нибудь дурацкая шутка. Я задолбался. Больше не могу. Меня для них нет. Все кончено. Смерть. Хватит уже возиться с этим дневником, надо написать записку».

Томас закрыл дневник и вернул на импровизированную полку. Лег на бок, поджав ноги и положив руку под голову, и уставился на безбрежную поверхность моря, простиравшуюся до немыслимых пределов, куда хватало глаз. Там, в волнах, в холодной глубине, живут миллиарды существ, не ведающих, что такое шизы, пустыни и лабиринты. Плавают, ищут еду; видимо, их мир тоже пострадал от солнечных вспышек, опустошивших землю, хотя, судя по всему, выздоравливает значительно быстрее. Рано или поздно природа залечит свои раны.

«А вот как насчет людей? — задумался Томас. — Что будет с нами?» И вдруг, хотя его глаза были широко открыты и смотрели на бескрайние океанские просторы, он увидел лица друзей. Ньют. Тереза. Алби. Чак. Столько загубленных жизней…

«Прекрати ныть! Хватит думать обо всей этой чуши, хотя бы сегодня».

Он встал, схватил дневник Ньюта и пустился вниз по тропинке, петляющей вдоль скалы и ведущей к новому Глэйду. Поляна пока не отличалась большими размерами, но когда-нибудь… Людям только дай шанс.

— Эй! — крикнул кто-то сверху. Фрайпан. — Я придумал новый способ готовить эту чертову рыбу!

Томас уже слышал ее запах.

Часть первая

Семьдесят три года спустя

«Странная штука — терять то, что любишь. Я часто задумываюсь о потерях. Если бы я мог вернуться в прошлое, в далекие годы детства, и некое волшебное, сверхъестественное существо показало мне будущее и предоставило возможность выбора, что бы я предпочел? Если бы эта божественная сущность открыла мне две главных утраты в моей жизни и позволила избежать только одной, что бы я выбрал?

Что ты выберешь, Ньют, — сказало бы это небесное существо, — разум или друзей?

Теперь я знаю ответ:

— Какая разница?»

Книга Ньюта

Глава первая

Тройственный ужас

1

Александра

Александра Романов стояла на балконе своего дома на Аляске и смотрела на город, мерцающий в темноте желтыми огоньками газовых фонарей в окнах и на углах улиц. На безоблачном небе сияли звезды, пронизывающие тьму крошечными световыми копьями. Чистый прозрачный воздух обнимал ее за плечи, садился теплым невидимым туманом на волосы, на одежду и кожу. Она глубоко вдохнула, любуясь с высоты птичьего полета тихим, безмятежным пейзажем, раскинувшимся внизу.

Ее мир. Аляска. Существовали и другие… другие миры. Остатки нации где-то на просторах Небраски. И сумасшедшие врачи в Калифорнии, которые делали вещи, не приемлемые для здравомыслящих людей. Но все это