Виктор Милан - Дикие карты

Джордж Мартин, Роджер Желязны, Уолтер Уильямс, Виктор Милан, Говард Уолдроп, Льюис Шайнер, Мелинда Снодграсс, Джон Миллер, Эдвард Брайант, Лианна Харпер, Стивен Лей

Дикие карты

George R.R. Martin

WILD CARDS I

Copyright © 1986 by George R.R. Martin

© Н. Ибрагимова, Е. Монахова, И. Тетерина, перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Пролог

Из книги Стадза Теркела «Дикие времена: устная история послевоенных лет» («Пантеон», 1979)

Спустя несколько лет я смотрел фильм «День, когда остановилась Земля» и, увидев, как Майкл Ренни выходит из летающей тарелки, наклонился к жене и сказал:

– Вот как должен выглядеть настоящий посланец инопланетян.

Наверняка идея этой картины появилась после прибытия Тахиона, но вы же понимаете: этот Голливуд вечно все перекроит на свой лад! Я-то был там и хорошо помню, как все происходило на самом деле.

Начать хотя бы с того, что он приземлился в Уайт-Сэндзе, а не в Вашингтоне. У него не было никакого робота, и никто из наших в него не стрелял. Впрочем, знай мы, чем все это закончится, уж лучше бы подстрелили, разве не так?

Его корабль… в общем, никакая это не летающая тарелка, и ни черта он не походил ни на «Фау-2», ни на лунные ракеты с чертежей Вернера фон Брауна. Сплошное противоречие всем известным законам аэродинамики, да и эйнштейновской теории относительности тоже.

Он приземлился ночью, весь в огнях – настоящее чудо, в жизни не видал ничего прекраснее, – прямо посередине испытательного полигона, и ни тебе ракет, ни пропеллеров, ни винтов, вообще никаких видимых двигателей. Обшивка – словно из коралла или какого-то пористого камня, вся в разводах и прожилках, похоже на то, что можно увидеть в известняковых пещерах или в море, когда погрузишься поглубже.

Я был в том джипе, который первым прибыл туда. Когда мы вышли из машины, Тах уже болтался снаружи. Вот Майкл Ренни в фильме в этом своем голубовато-серебристом космическом костюме смотрелся что надо, а Тахион походил на помесь одного из трех мушкетеров с каким-нибудь цирковым клоуном. Скажу вам честно, все мы тогда порядком струхнули: и ребята-ракетчики, и ученые, да и армейские ничуть не меньше. Мне сразу вспомнилась та радиопередача из театра «Меркьюри». Тогда, в тридцать девятом, Орсон Уэллс заставил всех поверить, будто в Нью-Джерси вторглись марсиане, и я никак не мог отделаться от мысли, что теперь это произошло по-настоящему. Но как только прожектора осветили его, стоявшего перед кораблем, мы все успокоились – просто он был совсем не страшный и казался перепуганным еще больше нас.

Роста он был невысокого, пять футов и три, от силы четыре дюйма. На нем были зеленые обтягивающие штаны с приделанными прямо к ним сапогами и оранжевая рубаха с такими, знаете, бабскими оборочками на вороте и манжетах и еще что-то вроде жилета из серебристой парчи в облипку. Еще имелось пальто – какого-то невообразимого лимонно-желтого цвета с зеленой накидкой, которая хлопала на ветру и все норовила запутаться у него в ногах. На голову он нацепил широкополую шляпу с длинным красным пером, но когда я подошел ближе, то увидел, что на самом деле это не перо, а какая-то странная шипастая штуковина. Волосы рассыпались у него по плечам; сперва я даже принял его за девчонку. Кстати, они у него тоже были необычные, похожие на тонкую медную проволоку.

Короче говоря, я не знал, как вообще все это понимать, но помню, как один из наших немцев сказал: «Похож на француза».

Едва мы подъехали, как он, увязая в песке, поковылял прямиком к нашему джипу, таща здоровый мешок под мышкой. Он все говорил и говорил, как его зовут, а потом подтянулись остальные наши четыре джипа.

Я стал первым человеком, который обратился к нему. Это чистая правда: что бы там ни болтали, но я был первым. Я выскочил из джипа и протянул ему руку.

– Добро пожаловать в Америку.

И хотел представиться, но он даже рта мне раскрыть не дал.

– Герберт Кренстон, Кейп-Мэй, Нью-Джерси, – сказал он. – Ученый-ракетчик. Отлично. Я сам ученый.

По-английски он говорил лучше большинства наших немцев, несмотря на странный такой акцент, да и ни на какого ученого похож не был, но я сделал скидку на то, что парень прилетел из космоса. Меня больше волновало, откуда он знает мое имя, – ну, я его об этом и спросил.

Он нетерпеливо помахал своими оборками в воздухе.

– Я прочитал ваши мысли. Это несущественно. Время не терпит, Кренстон. Их корабль разбился.

Я подумал, что он явно чувствует себя не в своей тарелке: вид у него был грустный, ну, такой подавленный, понимаете, а еще усталый-усталый. Потом он рассказал об этой капсуле. Разумеется, речь шла о капсуле с вирусом дикой карты; теперь-то об этом известно всем и каждому, но тогда я ни сном ни духом не ведал, о чем это он лопочет. Капсула пропала, так он сказал, и ему нужно было ее вернуть, и Тах надеялся – ради нашего же блага, – что штуковина все еще цела. Он хотел встретиться с нашим высшим руководством. Должно быть, их имена ему тоже удалось выудить из моей башки, потому что он упомянул Вернера, Эйнштейна и президента, вот только назвал его «этот ваш президент Гарри С. Трумэн». Потом забрался прямо на заднее сиденье джипа.

– Везите меня к ним, – потребовал он. – Живо.

В некотором смысле мне он обязан своим именем. Его настоящее имя – я, разумеется, имею в виду то, которым он назывался у себя на родине, – было невероятно длинным. Помнится, кое-кто из наших пытался сокращать его до той или иной части, но, по-видимому, у них, на Такисе, это было явным нарушением этикета. Он постоянно нас поправлял, и причем весьма заносчиво – ни дать ни взять старый зануда-учитель, отчитывающий школьников. В общем, нам нужно было как-то к нему обращаться. Наверное, подошло бы «ваше величество», поскольку он утверждал, что является принцем, но у американцев все эти раскланивания и расшаркивания не приняты. Еще он говорил, что он врач, хотя не совсем в том смысле, какой вкладываем в это слово мы, и нельзя не признать, он действительно разбирался в генетике и биохимии – видимо, как раз ими он и занимался. В нашей группе большинство имели ученые степени и обращались друг к другу соответственно, так что вскоре все вполне естественным образом стали тоже называть его «доктором».

Наши ракетчики были в восторге от корабля нашего гостя, в особенности их восхищало устройство и принцип работы сверхсветового ракетного двигателя. К несчастью, наш такисианский друг сжег его, так уж спешил появиться здесь прежде этих своих соплеменников, да и в любом случае, он вряд ли допустил бы кого-либо из наших, как военных, так и гражданских, внутрь своего звездолета. Вернеру с его немцами пришлось удовольствоваться теми сведениями, которые инопланетянин им дал – впрочем, явно без большого желания. Насколько я понял, наш гость не слишком хорошо разбирался и в теоретической физике, и в технологии космических перелетов, так что ответы, которые они от него получили, были не вполне вразумительными. Однако нам все же удалось понять, что двигатель основан на распаде неизвестных нам частиц, поэтому корабль способен перемещаться со скоростью большей, чем скорость света.

Инопланетянин упомянул ее название, но оно оказалось столь же непроизносимым, как и его имя. В общем, я, как и все образованные люди, в свое время учил древнегреческий, к тому же у меня всегда была особая склонность к терминологии, если можно так выразиться, – вот я и придумал «тахион». А армейские каким-то образом все перепутали и стали называть нашего гостя «этот тахионный парень». Выражение прижилось, и к нему стали обращаться «доктор Тахион» – под этим именем он стал известен прессе.

Хотите, чтобы я это сказал, правильно? Каждый чертов репортеришка, с которым мне когда-либо приходилось говорить, хочет, чтобы я это сказал. Нате, получайте. Мы сделали ошибку. И заплатили за нее, да. Вы знаете, что нас едва не отдали под трибунал, всю следственную группу целиком? Так вот, знайте.

И что самое паршивое, мне непонятно, как еще мы должны были действовать. А так как я нес персональную ответственность, то не мешало бы это знать.