Кому нужны ненужные люди? - Зубофф

выбора и самостоятельного принятия решений рассеялась окончательно. Игра началась уже давно, и вот сейчас он вынужден окончательно принять все её правила, даже если они пропитаны кровью и предательством. Отказ — это верная смерть, а он ещё не успел насладиться всеми прелестями жизни, не вкусил до конца запретный плод власти. «Лучше быть палачом, чем жертвой,» — промелькнула в голове циничная мысль, и он внутренне содрогнулся от собственной низости. Он поднял глаза на Вагрона, стараясь скрыть бурю, бушующую внутри. В его взгляде не должно быть ни страха, ни сомнения — только холодная решимость и преданность. «Я готов,» — прозвучал его голос, хриплый и неестественный, словно чужой. Слова сорвались с губ, словно проклятье, обрекающее его на вечные муки. Он еле увидел в сгущающемся мраке, как в глазах Вагрона вспыхнул огонь удовлетворения — огонь, который вскоре должен был пожрать чью-то жизнь. В кабинете воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов, словно отсчитывающих время до неминуемой трагедии. Семён чувствовал себя опустошённым и разбитым, словно после тяжёлой болезни. Он знал, что впереди его ждёт ад, но был готов пройти через него, лишь бы сохранить свою жизнь и власть. «Кто сеет ветер, тот пожнёт бурю,» — пронеслось в голове Семёна, и он понял, что буря уже началась, и ему предстоит сыграть в ней свою роль.

— Ладно, пошли поужинаем и проговорим детали экзекуции. Я в принципе, решил, кого будем пороть, но мало ли. Если есть свои кандидатуры, самое время предложить.

Семён ни секунды не раздумывая, резко выдохнул:

— Алиса.

Вагрон усмехнулся, откинулся на кресло и с усмешкой произнёс:

— Что, не дала? Плохо мотивируешь. Сейчас поедем и я тебе по дороге покажу одну фишку, как нужно прогибать под себя Вселенную.

Рывком вскочив с жалобно скрипнувшего кресла, Вагрон энергично рванул к выходу из кабинета, по пути плавно огибая стоящие в беспорядке стулья.

Семён понуро пошёл за ним, спустился на первый этаж и увидел, как сидящий до этого в небольшой комнате водитель вскочил и быстрым шагом, практически бегом побежал за Вагроном. Он растерянно теребил в руках ключи и говорил:

— Я машину прогревал полчаса назад. Куда едем. Подождите немного здесь, я сейчас подъеду ко входу.

Вагрон, не оглядываясь, процедил сквозь зубы:

— Ты не нужен. Я сам прокачусь. Жди здесь, я на своей.

Машина Исмагилова стояла в служебном гараже. В обязанности водителя входила регулярная чистка салона, мойка, прогрев, техническое обслуживание и заправка бензином. И вот сейчас Вагрон подошел к воротам гаража, подождал, пока водитель откроет ворота, сел на водительское сидение и кивнул на пассажирское кресло Семёну. Мотор резко взревел, словно раненый зверь, готовый разорвать тишину ночи. «Ну что, Сёма, начинается аттракцион,» — бросил Вагрон, и машина, словно пуля, вылетела из гаража на вечернюю, а по сути уже почти ночную улицу. Город, словно усыпанный бриллиантами ковер, расстилался внизу, далеко за пределами набережной, но Семён не видел его красоты. Внутри клокотал только страх.

Исмагилов вёл машину уверенно, но резко. Он перестраивался из полосы в полосу, за доли секунды уходя из-под удара двигающихся во встречном направлении, набирал скорость несмотря на звуки, визг тормозов и яростные сигналы. «Помнишь, я говорил про прогибание Вселенной?» — Вагрон говорил, не отрывая взгляда от дороги. «Это не просто слова. Это искусство. Искусство манипуляции реальностью. Алиса — всего лишь инструмент. Как молоток в руках скульптора. Ты должен видеть в людях не личностей, а ресурсы. Ресурсы для достижения своих целей. Забудь про мораль. Мораль — это удавка на шее сильного.» Слова Вагрона звучали как заклинание, открывающее врата в бездну. Семён чувствовал, как тьма проникает в его сердце, заполняя собой все светлые уголки.

Машина неслась по ночным, засыпающим улицам города, пожирая асфальт, щедро усеянный мокрыми, местами начинающими подмерзать лужами. Семён молчал, глядя в окно, где мелькали огни проносящихся навстречу автомобилей. Каждый из них — чья-то жизнь, чья-то судьба. И он сейчас словно принимал участие в изменении одной из них, сидя в этом стремительно несущемся экипаже. «Кто сеет ветер, тот пожнёт бурю,» — эта фраза стучала в висках, словно назойливый барабанщик, напоминая о расплате. Но Вагрон прав, думал Семён, сейчас важнее выжить. Они остановились у неприметного здания, похожего на склад. Вагрон вышел из машины, жестом приглашая Семёна следовать за ним. Внутри царил полумрак, и воздух был пропитан запахом сырости и железа. «Здесь начинается настоящая власть,» — прошептал Вагрон, и Семён почувствовал, как его желудок скручивается в тугой узел. Он знал, что назад дороги нет. Он переступил порог, входя в мир, где человеческая жизнь ничего не стоит, где правит только сила и страх. «Видишь эту дверь?» — Вагрон указал на массивную стальную дверь в конце коридора. «За ней — твоя свобода. Или твоя смерть. Выбор за тобой. Но помни, Сёма, цена ошибки — твоя жизнь.» Закончив фразу, Исмагилов, резко развернулся и быстрым шагом направился к машине. Семён услышал, как захлопнулась дверь на улицу, а потом хлопнула дверца автомобиля. «Темно, как в кабинете Вагрона. Но там хотя бы фонарь светит с улицы.» Неожиданно пришла в голову мысль. Семён постоял, зябко ежась в неотапливаемом промозглом помещении, развернулся и пошёл к выходу.

— Ну и к чему был нужен этот цирк? — небрежно спросил он у Исмагилова.

— О чём ты — зло ощерился Вагрон. — Ты не открыл дверь? Хотя, что я спрашиваю, конечно нет. Иначе вопросы были бы другие.

— Да, я не открыл. А что там?

— Власть, деньги, всё, что ты хочешь. Хотя власть — это не только деньги и влияние, Семён. Это еще и искусство держать людей в клетке их собственных пороков. Каждый в моём мире — пленник своих страстей, своей жажды. Какую цену готов заплатить лично ты? Разве ты не слышишь, как они зовут тебя?

Семён прислушался, но кроме хриплого дыхания Вагрона и тихо работающего двигателя премиального автомобиля не было слышно ни звука. Казалось, что за стёклами на улице плещется кромешная тьма, вязкая и тягучая, как нефть. Казалось, она не просто заполняет пространство, а норовит проникнуть в душу, высасывая остатки человечности. Вагрон продолжал что-то бессвязно говорить, казалось, он с кем-то спорит, крепко, до крови из-под ногтей вцепившись в руль. В тёмном проёме незакрытой двери, которая теперь оказалась практически напротив него он увидел силуэты людей, чьи лица скрывала темнота. Они ждали его, словно стая гиен, предвкушающих добычу.

Вагрон повернул к нему блестящие безумием глаза и неожиданно совершенно чужим голосом сказал,