Одна на двоих жизнь (СИ) - Гай Юлия
- Он не рассказывал. Видимо, боялся вас втягивать.
- Профессор, - перебиваю я его, - скажите, кто вербует наших людей? Ваши предположения.
Ольсен смотрит на меня пытливо. В светло-голубых прищуренных глазах светится любопытство и почему-то доверие. Он побывал в плену у лефтхэнда, и все же не испуган, и не озлоблен. Хотя его и раньше не интересовали политические игры, только наука, только раскрытие загадки. Потому он и беседовал со мной так охотно, чувствовал, что мне тоже… интересно.
- Кто – не знаю. Даже если встречался с ним, не смог бы тебе сказать.
- Думаете, жертвы гипноза не запоминают гипнотизера? То есть… вы полагаете, есть такая вероятность, что часть памяти ими утрачивается?
- Мы имеем дело с очень сильным специалистом, который вторгается в тонкие и малоизученные структуры сознания. Я пытался понять, как он блокирует морально-волевые установки индивидуума, но информации пока ничтожно мало. Без лаборатории, без испытуемых я почти ничего не могу.
Лаура бесшумно входит и прислоняется к стене, слушая наш разговор. Насколько мне известно, у профессора нет тайн от дочери.
- Потерпите, скоро РУ закончит расстановку кадров, и вас снова привлекут к исследованиям.
- Ваши бы слова да богу в уши, - качает головой Ольсен, - время работает против нас. Но вы, Дан, вы… это что-то удивительное! Я полагал, ваш брат - уникум.
- Скажу больше, профессор, мы с братом не единственные. До атаки на Ориму нас было одиннадцать, теперь немного меньше. Вы думаете, подобная устойчивость – редкость?
- Пока редкость, - хрипловатым от волнения голосом произносит Лаура, - видимо, человечество начинает эволюционировать, поэтому появляются такие, как вы. С каждым поколением вас будет все больше.
- И сколько же времени потребуется человечеству, чтобы выработать «иммунитет»? – уточняю я. В голове оформляется какая-то пока нечеткая идея.
Вчера, обсуждая с Жаном наши невеселые перспективы, я думал о том, что необходимо получить эффективное оружие против морфоидов. Нечто, сравнимое с ядерной кнопкой, которая никогда не задействуется, но одним своим существованием сохраняет худой мир. Теперь в сознании крутится новое слово «иммунитет». Нужно найти что-то настолько разрушительное для нашего врага и одновременно безопасное для человечества, чтобы свести к минимуму угрозу населенным людьми мирам.
- Достаточно, чтобы интервенты успели разрушить все, до чего сумеют дотянуться.
- Так вы думаете, это морфоиды?
- Что?
- Вербовка с помощью гипноза – дело рук Мег морфоидов? Это точно не может быть человек?
- Бог с вами, Дан! Ни одному человеку не под силу такая тонкая работа, - уверяет меня профессор, - если люди научатся подобному воздействию, человечество совершит резкий скачок в развитии. Половина заболеваний будет излечена с помощью психокоррекции, тюрьмы будут упразднены, потому что исчезнет преступность, как и полиция, и армия. Но, к моему великому сожалению, мы никогда не сможем овладеть этими техниками. Морфоиды – не люди, они генетически устроены иначе.
- Они подстраиваются, - шепчет Лаура.
- У морфоидов принципиально иное строение нервной системы. Взять хотя бы то, что мы, люди, довольствуемся пятью чувствами, а у этих существ их вдвое больше. В частности, я полагаю, они в состоянии улавливать волны, которые излучает человеческий мозг.
- И тело, - добавляет Лаура. А я вспоминаю, как тонко морфоиды ощущают изменение температуры окружающей среды. Это похоже на встроенный врожденный тепловизор, оттого они так мастерски видят в темноте.
А их обонятельные и вкусовые рецепторы настолько развиты, что, попробовав раз кровь человека, они могут отыскать жертву, как натасканные на героин таможенные псы, где угодно.
- Ощутив волны мозга, твари начинают, как сказала Лаура, подстраиваться. Подгоняют сердечный ритм под пульс жертвы, выравнивают температуру тел, резонируют мозговые токи. Таким образом, человек, на которого воздействуют, воспринимает гипнотизера как часть себя. Этакий внутренний голос. Понимаете?
Содрогнувшись от ужаса, киваю. Спокойно, Корд, ничего удивительного ты не услышал. Просто подтвердились самые страшные подозрения, но и только. Не время складывать руки. Думай, думай, Корд!
Глава 8
Главная оримская база Второго Перекрестка располагается на Руме, откуда открыты порталы в семь миров из тридцати двух. Эти семь живописных миров составляют плеяду старых Балкан. Чтобы добраться до остальных, требуется транзит через Севилью – маленький и крайне нестабильный, даже по сравнению с Штормзвейгом, мирок.
В Севилье я оказываюсь в четыре часа дня по оримскому времени. Здесь сейчас семь, бархатный вечер, температура градусов двадцать, и, несмотря на ноябрь, все деревья и кусты в цвету. Мне всегда нравились старые Балканы. Мягкий климат, теплые моря, гостеприимные даже по отношению к оримским военным, люди.
До шаттла на Руму у меня целых два часа. Я отказался от спецрейса и сопровождения, которые предлагал Рагварн, опасаясь за мою безопасность. Но в нынешних условиях опасность увеличивается пропорционально количеству людей, задействованных в какой-то либо операции. Одному мне легче затеряться в толпе. К тому же, охрана не позволила бы мне насладиться видом вечерней Севильи. Когда я был здесь в 61-м, все было немного по-иному – меньше высотных зданий, больше уютных двориков, утопающих в зелени, военные не сновали на каждом шагу.
Но напоенный ароматами плетистых роз и близкого моря воздух остался прежним, и я жалею, что тебя нет здесь со мной. Я коротаю время в кафе под открытым небом, официантка вместе с меню приносит чашечку кофе.
- Подарок от заведения, - мило улыбается она, ставя прибор предо мной, кладет меню, - наш администратор вас узнал.
И в ответ на вопросительный взгляд наклоняется и шепчет на ухо:
- На том шаттле была вся семья Беннито: жена, сестра и две дочери. Вы спасли их всех.
В свой первый раз на Севилье мой отряд блокировал офисный центр, где, по нашим данным, засели террористы. Не обошлось без случайных жертв. Избежать их было невозможно, но погибшие тоже были чьими-то женами, сестрами, дочерьми. Может быть, это ничего сейчас не значит, просто вдруг вспомнилось.
- Спасибо. Принесите кусок лимонного пирога и, пожалуйста, не говорите никому, что узнали меня.
- Конечно, мистер Райт, - улыбается девушка.
Мне кажется, ты был обречен исправлять мои ошибки. Я убивал, ты спасал. Я просчитывался, ты добирался до сути вещей и принимал правильное решение. Я сомневался, ты пер напролом, не думая ни о чем. Мне есть чему поучиться у тебя, младший.
Возле аэровокзала раскинулся вербовочный пункт. Командор ничего не говорил мне о действующем наборе в 21 дивизию, поэтому я в растерянности оглядываю оживленную очередь желающих воевать с лефтхэндом. Подхожу ближе. Сколько лет в армии, но никогда не видел, как происходит зачисление в вооруженные силы. Оказывается, процесс крайне прост: будущему рекруту достаточно предъявить документ, доказывающий, что ему уже исполнилось семнадцать, и пройти осмотр военного медика. Палатка медика стояла здесь же. Веселая стайка юнцов поспешно скидывала обувь, расстегивала рубашки, чтобы побыстрее пройти осмотр.
Я подхожу к палатке и отодвигаю брезент. Сидящий за раскладным столом человек средних лет в военной форме, не поднимая головы от писанины, командует:
- Вон там висит таблица, - он тычет большим пальцем на стенку палатки, где висит плакат с буквами разной величины, с помощью которого обычно проверяют остроту зрения, - прочти нижнюю строчку.
Ни погон, ни нашивки медслужбы на его кителе не видно, но в этом нет ничего удивительного – во время боевых действий снайперы первыми выбивают офицеров и военврачей.
- Ну? – он поднимает голову и окидывает меня раздраженным взглядом. Очередь снаружи волнуется. Всем хочется поскорее попасть в палатку эскулапа, чтобы обзавестись вожделенным военным билетом и отправиться на фронт. Салаги! Что они знают о том, с чем нам всем предстоит столкнуться?
