Дипломная работа - Василий Кораблев

— Как-как...Голыми руками. Как я ловил. Голыми руками на живца. Есть у меня ребятки один способ, только он вам не сильно понравится. Слабенькие вы слишком, — добродушно произнёс Фёдор Михайлович

До Сасово оставалось ехать часа четыре. Была очередь Дениса, он и стал рулевым. Ехал он аккуратно, соблюдал правила дорожного движения, а в салоне потихоньку заливался пивом грустный Валера и чем больше он пил, тем тоскливей ему становилось.

— Валер, всё про Колокольного думаешь? Правильно думаешь - не уйти вам от него. Год вам отмерено, в лучшем случае, — подал голос Фёдор Михайлович с передних сидений.

— Спасибо. Утешили. Может лучше самоубиться и дело с концом?

— Может и лучше, — согласился пенсионер, — но тогда ваши души сразу к нему попадут. Ему же души нужны. А какие души истязает Колокольный мертвец? Правильно подумал - души тёмных колдунов и малефиков.

— Да, что вы всё про души-то, — Валера сунул нос в канистру с пивом, мечтая в ней утопиться, — Заладили, как попугай… Наши жизни окутаны беспросветным мраком, а будущее безрадостно и печально. Откуда взялась эта печать? Лаперуз наложил? А может быть Гуру?

— Гуру? — припомнил Фёдор Михайлович. — Это для вас, для детишек, он может быть и Гуру, а для меня он Костя - Засранец. Работал сексотом и до самого распада СССР занимался разработкой перспективных новичков. Комсоргом он был, этот Костя. Редактором стенгазеты, членом-корреспондентом, ну и вообще, редким писюном, обожающим молоденьких комсомолок. Сидеть бы ему за растление малолетних до гробовой доски, если бы не таланты. Гуру тут не причём.

— Значит это Лаперуз. Он гадина, — пробормотал Денис, внимательно следя за дорогой.

— И да и нет, но фактически, это вы сами. Печать Колокольного мертвеца накладывается только с разрешения тех, на кого она накладывается, поэтому я про дурачков и говорил. Лаперуз задурил вам головы и заменил память. Вы помните, как вносили изменение в договор, помните, как проговаривали хором слова и клялись на доске, только там были не совсем те слова. Валера? Ты что там затих, Валера?

Очкарик не отвечал. Он был занят. Пил прямо из канистры. Вместо него начал задавать вопросы Денис.

— Чем грозит нам этот мертвец?

— Он будет приходить по ночам, — оглядываясь назад, отвечал пенсионер. — Будет нападать во сне, как Фредди Крюгер из фильма, и так до тех пор, пока не ослабит ваше психополе. Потом он заместит вашу реальность, в которой вы живёте, своей собственной и однажды вы просто выйдете утром за дверь и окажетесь в его мире, откуда не будет выхода.

— Спасения нет, Михалыч? — глухо спросил Валера.

— Неа. Спасения нет, — подтвердил тот.

— Ну что же делать. Помянем себя. Помянем, — очкарик обнял канистру с пивом и тихо запел.

Пел он про боевых лошадей, которых везут на драккарах суровые викинги к дождливым и холодным берегам далёкой Англии. Сначала пел тихо, словно бы прислушиваясь к себе, потом всё громче и громче, а под конец и вовсе начал вытягивать с надрывом.

— О, как его штырит. Видимо пиво действительно качественное, — добродушно хмыкнул пенсионер, прислушиваясь к воплям из салона.

— Да не, это наша поминальная песня. Мы должны её петь, когда у нас большие проблемы, ну или, когда готовимся умереть, — признался Денис.

— А ты тогда, что не подпеваешь?

— Ну, если вы не против… — Денис откашлялся и подхватил.

— О, конунг, ты в помыслах бранных своих. Небес неизменнее...

— Хорошо поёте чертяки, с душой! — ухмыльнулся пенсионер. В его руках снова появилась та самая никелированная фляжка.

Валера плакал. Сейчас ему было очень жалко себя, но как же трудно в этом признаться. Он не плакал там, в каменном подвале, когда их почти победил страшный леший, он не плакал, когда наблюдал чужую смерть или когда его били, страшно было, да, но никогда, ни единой слезинки. Много чего в жизни было страшного и потому, когда-то давно они договорились петь эту песню. Только она выжимала из него непрошеную слезу и после неё хотелось пожалеть себя, вспомнить свою жизнь и извиниться за все свои плохие поступки. Пусть кто-то скажет, что это крокодиловы слёзы, но это его слёзы и только его.

— Но глаз лошадиный людского верней. Нам в счастье не верится... — шептал он одними губами. Горько. Как же горько и досадно ты прожил свою маленькую жизнь. Ещё вчера ты отрицал окончание срока существования и верил, что он находится где-то там, за горизонтом событий, где нет ни времени ни пространства. Да - всё так! В твоей личной космической чёрной дыре. А когда она до тебя дотянется? Да никогда! Ты молод, горяч и сексуально опасен! Сначала нужно как следует пожить, повеселиться, наплодить три тысячи детей и уже когда тебе, скажем, будет 100 лет и твои отпрыски устанут уговаривать тебя побыстрее сдохнуть, вот тогда-то и можно. Когда они потеряют всякую надежду, да! Только тогда и ни минутой раньше. Чтобы новость о твоей смерти была для них подобна грому среди ясного неба. Но что уж теперь...Теперь ты дошёл почти до самого края и впереди видишь эту границу, за которой тебя ждёт...Ну кто-то же ждёт? Может быть бабушка и дедушка? Родители-то ещё живы. А каково им будет - пережить собственного ребёнка?

Последний куплет допевал Денис, согласно традиций. Он стеснялся, краснел и наконец запел под снисходительные ухмылки Фёдора Михайловича.

Денису тоже было жаль себя. Товарищу-то хорошо, тот хотя бы зенки себе может залить, а когда пьяный то не так страшно. Он прекрасно понимал чувства своего друга. У Валеры куча родни, конечно ему обидно, а вот у него, только бабушка и дедушка. Если бабушка узнает, что её внук, того...Умер. И душа его не попадёт в Рай - каково ей будет? Она будет его оплакивать? Дедушка-то, точно не будет. Он атеист и вообще по жизни всегда был суровым, но вот бабушка, она верит. Она и внука учила, что жизнь нужно прожить правильно, а не прожигать её направо и налево. Найти хорошую девушку, влюбиться, завести семью, много и прилежно трудиться, при этом не