Ведущая на свет (СИ) - Волховец Вера
Генрих бросает на Пейтона удивленный взгляд — такого идиотского вопроса он не ожидал. Он ведь и сам не мог бросить свою Агату в настолько сложном положении.
— Скройтесь, — повторяет демон, снова подаваясь вперед. До кладбища Кенсал Грин оставалось всего ничего, — и не лезьте на землю кладбища, пока я не скажу. Нам не нужен лишний риск.
Если этот ублюдок тащил на себе Агату так долго, значит, планировал использовать её как приманку. Он точно любит вкус души Орудий, и решил получить хотя бы два по цене одного. А может быть — и весь максимум. В свое время вчетвером Триумвират Лондона одолел Генриха с его одной меткой. Демон с шестью метками против пяти архангелов…
Фоксу было на что надеяться!
Оставалось только надеяться, что закончив след на кладбище, Реджинальд Фокс не счел Агату Виндроуз утратившей свою полезность.
А если…
Сама мысль о том, что птички может уже не быть, подкатывает к краю разума Генриха голодную тьму. Кто-то сегодня поплатится…
25. Новые лица
Вы когда-нибудь приходили в себя, находясь в гробу? В самом что ни на есть настоящем каменном саркофаге, да еще и рядышком с настоящим скелетом? Он был древний, плоть на нем давно истлела, но даже это не добавило мне счастья. Я за живых соседей в моей постели! Ну, точнее за одного конкретного рыжего соседа, а всяких там скелетов — просьба не беспокоить.
Я взвизгиваю, дергаюсь и со всей силы прикладываюсь головой о крышку саркофага. Охаю еще раз, потому что от боли чуть искры из глаз не посыпались.
Черт. Черт-черт-черт!
Любой лимбиец в смертном мире может проходить сквозь любые стены по своему желанию. Если только этот предмет не с кладбища или склепа. На них обычный лимбиец воздействовать не может.
А вот демоны — эти могут. Но их в поле зрения пока нет, только скелет неопознанного вида.
Как я здесь оказалась вообще? Я помню — долго торчала у отцовского дома, собираясь с мыслями и слушая отцовскую репетицию субботней проповеди. Его звучный, хорошо поставленный голос всегда наводил порядок в моей голове.
Жаль, не удалось увидеть Ханни, конечно, но со своим благотворительным центром она не так часто навещала отца, и мы редко пересекались в одной точке. Наверное — это было хорошо. Она меня и при жизни-то избегала после того случая, вряд ли ей было бы приятно знать, что я таскаюсь к ней уже и после смерти.
И так, я выдохнула, решилась, и только собралась было вернуться в Лимб, позволив себе одну лишь прогулку, как…
Боль пришла внезапно, будто под ребра со спины мне вонзили кинжал. В глазах потемнело и того быстрее.
И вот я в гробу. Здорово, конечно, но какого черта?
Снова ударяю кулаком о крышку, и громко чертыхаюсь от боли в разбитых костяшках.
Нет, самой мне это не сдвинуть, и не выбраться…
И не нужно, оказывается.
В этот раз мое недовольство не осталось неуслышанным. Тяжелая мраморная крышка заскрежетала, сдвигаясь. И меня, прихватив за шиворот, выволокли из саркофага. По всей видимости, туда меня запихнули, чтоб не сбежала, если вдруг очнусь.
Я в склепе. Я точно в склепе, и блеклый свет из маленького окошечка, что падает на саркофаг узкой полосой — мой единственный помощник. Только благодаря ему я вижу, что демонов здесь немного, только двое. Мне не удается рассмотреть их детально в этом полумраке, но общее представление я получаю. Мужчина и девушка. Девушка — хрупкая до невозможности, не было б рогов — напоминала бы эльфийку.
— Смотри-ка, наша куколка все-таки оклемалась, — тот, что вытащил меня из саркофага, оказывается высоким, коренастым, широкоплечим, и у него пылают глаза. Боже, как они пылают…
Я пару раз видела Генри в “боевом режиме”, и да, его глаза всегда меняли цвет с его тепло-янтарного на кроваво-красный. Но он практически всегда был в боевой форме при этом. Этот — не был. Но в его глазах поселился густой, темный оттенок багрянца.
Это ж какой у него класс опасности?
Я и дьяволов вживую ни разу не видела. Но этот… Этот, кажется, выше…
Один только силуэт тяжелых двойных рогов, окутанных дымным ореолом, над его головой чего стоит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ты очень живучая, — тем временем демон ставит меня на ноги и разворачивает к себе лицом, — яд с моих когтей травит серафимов на пару лет комы. А ты оклемалась за несколько часов. В твоей крови много благодати.
— Сладкая девочка, — под мои руки подныривают тонкие и точно девичьи ладони. В шею же утыкается подрагивающий женский носик. — Как же не терпится вкусить тебя, милая.
— Место, Джул, — четырехрогий рявкает разъяренно, будто я — его неприкосновенный запас на голодные годы, — у нас иное соглашение. Ты просила подарить тебе её любовничка, а девчонка будет моей. Я третью неделю не ухожу из Лондона только из-за неё.
Любовничка? А Генри-то этой дамочке зачем? Сомневаюсь, что они дружили по переписке во время его заточения на Полях.
— Какой же ты скупердяй, Редж, — тем временем разочарованно огрызается девица и снова жадно втягивает носом воздух у самой моей кожи, — дай хоть понюхать эту карамельку, я вкуснее её никого не чуя…
Мое терпение заканчивается именно в эту секунду, и я двигаю локтем прямо в печень демонице.
Генри бы на это только глаза закатил, ведь боль есть первейший способ вывести демона из себя, этим он мне уже скоро плеш выест, но позволять какой-то стерве меня лапать, да еще и нюхать…
Я — Орудие Небес, между прочим.
Суккуба отшатывается, ослабляя хватку, давая мне возможность выскользнуть и резким прыжком обернуться к ней. Мое метательное кольцо материализуется в моей ладони тут же, но нет, это не та форма, что сейчас мне пригодится.
Артур учил меня придавать Орудию удобную и сообразную ситуации форму. Да, есть любимая, та, к которой ты прибегаешь чаще всего, но архангел в борьбе с демонами должен проявлять гибкость мысли.
Так мое кольцо в моих пальцах размягчается и обращается в хлыст. Живой! Им даже размахиваться особо не надо.
Гибкий, светящийся, меняющий свою длину — мне стоило многих усилий на тренировках с мистером Пейтоном, чтобы научиться менять Орудие моей воли.
Я захватываю шею противницы самым кончиком своего хлыста, в два оборота. Захватываю и резко дергаю на себя, заставляя ринувшуюся на меня суккубу рухнуть вперед мордой, придавливаю плечо демоницы подошвой, уставляюсь прямо в узкие зрачки — суккубьи, это я уже по рогам определяю, и рявкаю во весь голос.
— Уймись!
Она замирает, цепко парализованная белым сиянием уже моих глаз. Нельзя ведь сказать, что я ничему не научилась за эти две недели и не познакомилась с теми возможностями, что мне выдали небеса. До идеала не отточила, конечно, но все-таки.
Эта штука — Артур называл её “антигипноз”, хотя по сути она была аналогом демоническому гипнозу, с одной только разницей, что усмирить мне удавалось только демонов, и только при прямом контакте взглядов.
— Вернись в человеческую форму, — уже чуть спокойнее приказываю я, пытаясь мысленно пустить в её душе корешки спокойствия. Это помогало урезонить самых раздосадованных демонов. Этим я частенько успокаивала Блейна, который чаще прочих срывался с катушек.
Демоница мелко дрожит, пытается моргнуть и сбросить мое наваждение, но… Моей воле подчинялись отродья. С Генри почти не прокатывало, он все равно оставался в сознании, хотя в агрессии терял и слушал, этого уже хватало. У неё просто нет шансов не послушаться.
Когти суккубы начинают медленно втягиваться.
Чья-то жесткая ладонь вцепляется мне в волосы и дергает назад, ослепляя болью.
Второй! Как я вообще выпустила его из головы? Вопиющая ошибка!
Он швыряет меня к стене и передавливает горло согнутой в локте рукой. Я встречаю его прямой взгляд, пытаюсь провернуть с ним тот же маневр, но…
Я слышу только гулкий хохот.
— Нет, куколка, со мной твои штучки не сработают, — рычит этот самый Редж, и от его смеха у меня мороз по коже идет, — выбери себе мальчика по твоим хилым способностям.