Уникум (СИ) - Билик Дмитрий Александрович
— Во, гляди, тут с картинкой? — показал я ему учебник.
— Так это серовонь. Гадость редкостная, если честно. Чуть ниже по Смородинке спустимся, там и найдем.
— Серовонь? — удивился я. — Странное название.
— Ничего странного. В руки возьмешь, сам все и поймешь. Потом отмываться неделю еще будешь.
Более того, банник пробежался по остальным названиям, обозначив, куда примерно нам следует идти. Самым сложным оказалась единственная позиция. Та, о которой больше всего сокрушалась Катя — злополучный кровянник. Здесь банник угрюмо тер затылок, а после, извиняясь, развел руками.
— Это самое, хозяин, сколько живу, а о таком сроду не слыхивал. Хотя вроде в травах волоку.
Я расстроился, но не сильно. Это не отменяло наш выход. В любом случае, надо было собрать хоть что-то. Поэтому мы ожидали подходящей возможности. И, когда снег остался лишь в глубоких оврагах, а трава налилась сочной зеленью, Потапыч скомандовал: «Пора».
Вечером в пятницу, когда закончились тренировки, мы всей компанией отправились «гулять». Боялся я лишь за первую часть нашей операции — выйти за территорию школы. Собирать травы нам предстояло почти всю ночь, чтобы утром вернуться обратно. За Наталью Владимировну я не переживал, она редко к нам заходила. В субботу, опять же, ученикам позволялось спать сколько душе угодно. Но вот двое, бредущих в сторону Смородинки вечером, могли навести на подозрения.
Поэтому сначала мы направились к пруду, погуляли по лесным тропкам и, уже убедившись, что никакой слежки нет, разделились. Байков с Максимовым зашагали дальше, а мы бегом ломанулись к речке.
— Блин, холодная какая, — жаловался Рамиль, ступая босыми ногами по каменистому дну.
Это он еще мягко выразился. Весенняя Смородинка оказалось такой же ледяной, как сердце Терлецкой. И после каждого движения создавалось ощущение, что ступни режут острыми ножами. Даже Потапыч, сидевший у меня на плече, постоянно ежился, словно сам переходил реку. Это ладно, он еще не знал, кто будет добывать серовонь.
На другом берегу банник вытащил наружу полотенца, мы вытерли насухо ноги и снова обулись. Сам Потапыч махнул рукой и проворно побежал вдоль реки. Вечерний лес после короткой зимы ожил. Перешептывались листьями деревья, насмехались над путниками птицы, вдали неторопливо брело какое-то животное, треща ветками.
Что интересно, я не боялся. Рядом Рамиль, впереди Потапыч, да и сам я не тот беспомощный паренек, которого гонял сюда Якут. От зверей можно отмахаться простейшими заклинаниями, а для остальных есть магия земли. Хотя я искренне надеялся, что этих «остальных» мы не встретим.
— Вона, — остановился наконец Потапыч и тыкнул пальцем вперед.
Здесь бобры потрудились на славу, свалив деревья, сучья, камни и траву вдоль Смородинки. Вот и образовался пруд. Пусть и не такой большой, как школьный. А в лучах закатного солнца я осмотрел водную гладь, покрытую листьями и водомерками, но ничего не увидел.
— И где?
— Известно где. В воде. Нырять надо.
— Ну ныряй.
— Это щас что ли? В такую холодину? Не было у нас хозяин такого уговора!
— У нас вообще никакого уговора не было. Ныряй, говорю, Потапыч!
— Почему я? Чуть что, сразу Потапыч, Потапыч. Давай татарчонка мокнем. Смотри у него ласты какие!
— Я щас тебя мокну, — обиделся Рамик то ли на татарчонка, то ли на ласты.
— Потапыч, ныряй. Только ты знаешь, где эта хрень.
Вот что еще интересно, раньше бы банник послал меня. Незамысловато, используя все богатство русского языка. Однако, теперь промолчал, лишь пошел и потрогал пальцем ноги воду. Посмотрел на меня со всей скорбью банного народа и все же сиганул в пруд. Не было его каких-то секунд пять, после чего он всплыл, как всем известная субстанция в проруби. Выглядел Потапыч жалко. Весь в листьях, борода похожа на мокрую паклю, а глаза такого размера, словно под водой увидел призрака.
Едва выбравшись на берег, он кинул мне под ноги нечто, похожее на раскидистый укроп землистого цвета и сразу рванул в баню. Я же подобрал серовонь и чуть не задохнулся. Рамиль и вовсе закашлялся, сделав пару шагов назад. Пахло волшебное растение подобно нечищенной пасти кота, который наелся всякой дохлятины. Я, стараясь не дышать, сунул вонючку в пространственный карман и принялся отмывать руку. Какой там — тут и тонна мыла бы не помогла.
— Зато в этом есть определенный плюс, — уткнув нос в сгиб локтя, отозвался Рамиль. — Теперь к нам точно никто не сунется.
Банник выбрался наружу через полчаса. Распаренный, с расчесанной бородой и обиженной моськой. Пришлось его хорошенько уговаривать, чтобы продолжить наш сбор, клятвенно пообещав больше никуда банника не мокать.
— Хуже нет для нас, чем в холодную воду соваться, — бурчал он, бредя впереди. — Знает ведь и специальным образом меня туда сует.
— Потапыч, хватит ворчать. Куда идти?
— На Кудыкину гору.
Врал, конечно, возвращались мы обратно в лес. Только теперь удаляясь от школы, если меня не подводила ориентация на местности. И шли все время наверх, пока не увидели раскидистый дуб вдали от остальных деревьев. Рос он на холме, будто тем самым обращая внимание на собственное величие. Сколько ему лет? Сто пятьдесят, как минимум. Никогда таких больших не видел.
Тем временем солнце ушло уже окончательно. Нам повезло, что небо было чистое, да луна, словно по заказу, вдоволь освещала путь. Хотя, какой тут путь — сплошное направление. Постоянно приходилось продираться через кусты. При этом, я так и не понял, кто жаловался больше — Рамик или Потапыч.
— Всю бороду подрал.
— Лежал бы себе сейчас в теплой кровати, седьмой сон видел…
— У Прокопьевны сегодня день рождения. Баба, она, конечно, страшная, но с лица воды не пить. Да и повод какой. Подарок опять же, есть. Вот наше вам с кисточкой. Точнее, с пузырем. Какая тут не растает?…
— Ужин еще пропустили. В животе так и урчит…
— И холодно становится…
— Что же мне теперь до смерти этот ковер припоминать? В воду ныряй, траву ищи…
Я к тому времени шел впереди, потому что не мог больше слушать стенания этих двух. Но и мое терпение оказалось не безграничным.
— Так, хватит, — остановился я, повернувшись к спутникам. — Прекратите ныть, у меня скоро уши в трубочку свернутся. Будьте мужиками, в конце концов.
И надо же, подействовало. Оба замолчали, внимательно следя за мной. Ну вот, нужно было лишь немного поругаться. Я собрался уже двинуться дальше, но вдруг понял, что товарищи смотрят вовсе не на меня. А на нечто, за моей спиной. И тень, упавшая на них, лишь подтвердила мои опасения.
Первым, как ни странно, среагировал Рамиль. Он кастанул Звук и громкий хлопок разорвал ночную тишину в клочья. Нечто за спиной угрожающе то ли зарычало, то ли застонало, а я тем временем успел отскочить и обернутся, чтобы увидеть жуткого монстра. Ростом тот был раза в полтора выше Рамиля, а вот в ширину напоминал наш шкаф. Сплошь покрытый густым толстым волосом, с длинными когтями и выступающими изо рта клыками. Уши у него были похожи на лисьи, только расположены вдоль массивного черепа. Нос приплюснутый, все время находившийся движении — спасибо серовони. И глазки маленькие такие, глупые. О смысле жизни с ним поговорить не получится. Да, судя по всему, он и не собирался разговаривать.
— Ендарь, мать твою через коромысло, — выдал озадаченный Потапыч.
Первое слово, в отличие от остальных, ругательным не было. Ендарь, насколько я помню, мифологическое существо, живет в корнях дерева, питается воздухом, размером с кабана. Вот только что-то мне подсказывало, что составители учебников немного промахнулись с описанием. Этот был явно побольше. Что называется, мем «Ожидание-Реальность» в действии.
Да и, как выяснилось, по поводу воздуха тоже было явное преувеличение. Конкретно эта особь не брезговала и человечинкой. Потому что ендарь уже закночил с обнюхиванием и потянул когти в нашу сторону.
Все произошло на автомате. Я обкатанным заклинанием «провалил» существо по колени в землю и отскочил прочь. И если раньше ендарь недовольно ворчал, то теперь заревел на всю округу. Сонные птицы сорвались с ближайших деревьев, а в нас полетела густая слюна.
