Портрет с девятью неизвестными - Алексей Небоходов
– Теперь он часть её. А мы… мы следующие.
Дюрок, заметив их заминку, обернулся. Его лицо выражало нетерпение.
– Мы не можем терять время, – сказал он резко. – Продолжайте.
Катрин оторвала взгляд от картины и двинулась дальше, её шаги стали быстрее, как будто она пыталась убежать от увиденного. Ренар последовал за ней, бросив последний взгляд на картину, где лицо Пьера теперь навсегда осталось частью зловещего холста.
Дверь апартаментов Пьера была приоткрыта. Анри остановился, жестом показывая, что они могут войти. Дюрок первым переступил порог. Едва он вошёл, его лицо сразу стало мрачным, черты напряглись, словно отел проявил себя в очередной раз.
На кровати лежало тело Пьера. Это был не человек, а высохшая оболочка, напоминающая древнюю мумию. Его тусклая кожа плотно обтягивала кости. Лицо застыло в выражении ужаса, губы потрескались, а глаза, мёртвые и мутные, смотрели в потолок. Всё его тело выглядело так, будто из него за считанные секунды вытянули всю влагу и жизнь.
Катрин подошла ближе, её руки дрожали, но она не отвела взгляда. Сцена была одновременно жуткой и завораживающей.
– Как… – выдохнула она, её голос был наполнен смесью страха и непонимания.
Анри молчал, его взгляд был прикован к зеркалу в углу комнаты. Оно выглядело обычным, но на его поверхности виднелись бледные отпечатки ладоней, будто кто-то пытался выбраться наружу.
– Это невозможно, – наконец сказал Ренар, его голос был низким, но твёрдым. – Такое не происходит просто так.
Поль подошёл ближе к телу, внимательно осматривая его. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах читалась сосредоточенность.
– Это не человеческая смерть, – произнёс он холодно. – ЧТО-ТО взяло его.
Катрин повернулась к зеркалу, её взгляд застыл на отпечатках. Её дыхание участилось, и она отступила назад.
– Это было ОНО, – прошептала она. – Оно пришло за ним.
– Мы не можем оставить его здесь, – наконец произнёс Дюрок, его голос звучал твёрдо, но сдержанно. Он смотрел на высохшее тело Пьера, и его взгляд был полон скрытого напряжения. Каждый из них понимал, что этот момент – не просто часть их обречённости, но ещё один шаг к завершению того, что невозможно остановить.
Ренар молча кивнул. Он не пытался ничего сказать, его лицо оставалось напряжённым, а взгляд устремился на мёртвое тело. Высохшая кожа Пьера, обтянувшая череп, выглядела хрупкой, а глаза, застывшие в остекленевшем взгляде, словно продолжали видеть то, что разрушило его изнутри.
Они медленно подняли тело. Оно казалось неестественно лёгким, как будто с него уже сняли всё, что делало его живым. Кожа, потрескавшаяся и сухая, едва держалась на костях. Даже в своей неподвижности тело излучало ощущение чего-то неправильного, зловещего.
Шаги по коридору звучали, словно отель внимательно слушал их. Свет ламп над головой был тусклым, а их отражения на полу напоминали бледные тени. Каждый поворот коридора казался бесконечно длинным, и ни один из них не произнёс ни слова.
Ренар невольно посмотрел на тело Пьера, и его охватило странное чувство вины. Он знал, что они ничего не могли сделать, но это осознание только усиливало тяжесть происходящего.
– Это место убивает нас по одному, – сказал он, нарушив молчание. Его голос был тихим, но в нём звучала горечь.
– Мы все это знаем, – коротко ответил Дюрок, не отводя взгляда от коридора.
Когда они дошли до двери морозильной камеры, Ренар замер на мгновение. Металлическая поверхность блестела тусклым светом ламп, покрытая тонким слоем инея. Холод, исходящий от двери, словно проникал глубже, чем просто в тело – он обжигал душу.
– Давай, – сказал Дюрок, кивнув на замок.
Ренар потянул за ручку, и дверь с глухим скрипом открылась. Леденящий воздух вырвался наружу, окатывая их лица. Этот холод не был просто физическим – он напоминал о том, что каждый шаг к камере был шагом к чему-то более зловещему.
Внутри, на полках, лежали тела тех, кого картина уже забрала. Неподвижность этих тел, их безжизненные лица, теперь напоминали большее, чем просто смерть. Это были немые свидетели того, что отель поглощал своих обитателей.
– Положим его здесь, – коротко сказал Дюрок.
Они аккуратно опустили тело Пьера. Даже в этом движении чувствовалась тяжесть большая чем вес его тела. Высохшая кожа потрескивала под их пальцами, словно готовая рассыпаться. Когда они закончили, Ренар отступил на шаг, его плечи были напряжены, а взгляд опустился на пол.
– Каждое новое тело… – начал он, но не закончил. Его голос дрогнул, и он молча отвернулся.
Когда Дюрок закрыл дверь камеры, звук замка разнёсся по коридору, эхом отражаясь от стен. Он задержал руку на холодной металлической поверхности, будто пытаясь найти в этом какое-то объяснение, а затем повернулся к Ренару.
– Это будет продолжаться, – наконец произнёс Ренар, глядя на дверь. Его голос был тихим, но в нём звучала странная твёрдость. – Пока картина не завершит своё.
Дюрок ничего не ответил. Он смотрел вдаль, в глубину коридора, словно надеялся увидеть что-то, что могло бы остановить этот цикл. Но ничего, кроме мёртвой тишины, их не окружало.
Глава 17
Как только дверь за Дюроком и Ренаром закрылась, Катрин осталась одна в комнате, где ещё витал след Пьера. Впервые за всё время пребывания в «Ля Вертиж» она почувствовала, как одиночество становится её союзником. Тишина вокруг наполнилась странной тяжестью, и казалось, что сама комната смотрит на неё, оценивает её решимость. Воздух был неподвижным, холодным, будто смерть, которая только что унесла хозяина отеля, всё ещё находилась здесь, наблюдая из теней.
Она опустила взгляд на пустую кровать, где ещё недавно лежало его высохшее тело. Картина в вестибюле оставила ей слишком мало времени для раздумий. Одна пустая фигура означала только одно: следующей жертвой станет либо она, либо Ренар.
"Это должен быть он," – пронеслось в её голове.
Мысль была проста, почти очевидна. Но её мучила тень сомнения. Она вспомнила все их разговоры, вспышки искренности, его помощь. Ренар всегда казался ей человеком, который, как и она, просто пытается выжить в этом кошмаре. Но что, если это было всего лишь маской? Его слова о витрине в библиотеке теперь казались ей странно настойчивыми.
"Ключ… – подумала она, сжимая
