Ками Гарсия - Прекрасная тьма
— Оттуда. У темных чародеев золотистые глаза.
Ридли поперхнулась и быстро задрала грязную майку, обнажив нежную золотистую кожу живота. Татуировка вокруг пупка пропала. Она провела пальцами по коже, а потом скрючилась и прошептала:
— Это правда! Она действительно лишила меня силы!
Ее пальцы разжались, леденец упал в грязь. Ни звука не сорвалось с ее губ, но по лицу серебристыми ручейками текли слезы. Линк подошел к ней и протянул руку, чтобы помочь ей встать.
— Это неправда. Ты вполне себе плохая. Ну в смысле, горячая штучка. По смертным меркам.
— Это не смешно! — в истерике вскочила Ридли. — Думаешь, потерять силу — то же самое, что проиграть в баскетбол?!?! Это же все, что у меня было, идиот! Без нее я — никто!
Ридли всю трясло, тушь бежала по лицу черными потоками.
Линк поднял леденец из грязи, открыл бутылку с водой и ополоснул конфету.
— Просто на это нужно время, Рид. У тебя появится другая сила, вот увидишь.
Он протянул ей леденец. Ридли в упор посмотрела на него, взяла леденец и со всей силы швырнула его в кусты.
6.20
СВЯЗЬ
Я почти не спал. У Линка побагровела и опухла рука. Мы все были не в форме, чтобы продолжать поход по влажному лесу, но что делать?
— Надо идти. Как вы, ребята?
— Бывало и лучше. — Линк дотронулся до руки и поморщился. — Скажем так, почти каждый день моей жизни был лучше.
— А у меня бывало хуже, но это длинная история про стадион «Уэмбли», жуткую давку в метро и слишком много съеденных кебабов, — отозвалась Лив, дотронувшись до подсохшей ссадины на лбу.
— А где Люсиль? — опомнился я, уже закинув на плечо покрытый толстым слоем грязи рюкзак.
— Кто ее знает, — осмотрелся по сторонам Линк. — Эта кошка все время пропадает, неудивительно, что твои бабушки держали ее на поводке.
— Люсиль! — позвал я, потом посвистел. — Она же была здесь, когда мы проснулись!
— Не волнуйся, чувак, найдется. У кошек есть шестое чувство, забыл?
— Ей, наверно, надоело идти за нами, конца-то не видно, — вмешалась Ридли. — Эта кошка умнее всех нас вместе взятых.
Я ушел в свои мысли и потерял нить разговора. Я не мог перестать думать о Лене и о том, что она сделала ради меня. Ну почему я так долго не видел того, что творилось у меня прямо под носом?
Все это время Лена занималась самобичеванием: добровольное затворничество, жуткие фотографии надгробий, символы тьмы в ее блокноте и на теле, одежда умершего дяди, походы по клубам с Джоном и Ридли. Все это не имело отношения ко мне, она делала это из-за Мэкона. Но я только сейчас понял, что невольно оказался ее сообщником. Всякий раз, глядя на меня, Лена вспоминала о преступлении, за которое пыталась осудить себя. Вспоминала о том, кого потеряла.
Обо мне.
Ей приходилось каждый день смотреть на меня, держать меня за руку, целовать. Понятно, почему ее бросало то в жар, то в холод, почему она целовала меня, а через секунду пыталась убежать. Я вспомнил сотни раз написанные у нее на стене слова из песни U2.
«Бегу, чтобы оставаться на месте».
Она не могла убежать, я бы никогда не отпустил ее. В последнем сне я рассказал ей, что знаю о сделке, на которую она пошла ради меня. Интересно, видела ли она тот же сон? Знает ли она, что теперь мы несем это тяжелое бремя вместе? Что ей больше не надо оставаться наедине с виной?
«Прости меня, Эль».
Я прислушался к самым дальним уголкам сознания в надежде, что она все-таки ответит. Вместо этого я вдруг что-то увидел, будто бы боковым зрением. Картинки проносились мимо, словно машины в скоростной полосе автобана…
Я бежал и прыгал, двигаясь так быстро, что не мог сфокусировать взгляд. Постепенно зрение стало резче, я разглядел несущиеся мимо деревья, листья и ветки. Сначала я слышал лишь хруст веток под ногами и свист ветра в ушах, но потом различил голос Лены и пошел в ту сторону, откуда он доносился:
— Мы должны вернуться.
— Это невозможно, ты же знаешь.
Солнечные лучи легко проникали сквозь листву. Я видел только поношенные ботинки Лены и тяжелые черные ботинки Джона. Они стояли в нескольких метрах от меня. Потом я увидел лицо Лены, выражающее крайнюю степень упрямства, — как это знакомо!
— Сэрафина нашла их, может, они уже мертвы!
Джон подошел к ней и поморщился, словно от боли, совсем как в тот раз, когда я видел их в спальне. Он заглянул в золотистые глаза Лены.
— Они? Ты имеешь в виду Итана?
— Я имею в виду их всех. — Лена отвела взгляд. — Мог бы хотя бы о Ридли побеспокоиться! Она же пропала! Ты не думаешь, что эти события как-то связаны?
— Какие события?
— Исчезновение моей кузины и внезапное появление Сэрафины, — напряженно ответила Лена.
— Лена, она всегда где-то рядом. — Джон взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее, как раньше делал я. — Вполне возможно, что твоя мать самая могущественная темная чародейка в мире. Зачем ей вдруг причинять вред Ридли, она ведь тоже темная.
— Не знаю, — покачала головой Лена, усомнившись в своей правоте. — Просто…
— Что?
— Хоть мы теперь и не вместе, я не хочу, чтобы он попал в беду. Он пытался защитить меня.
— От чего?
«От меня самой».
Я услышал ее мысли, но вслух она сказала:
— Много от чего. Тогда все было по-другому.
— Ты притворялась, что ты не такая, какая на самом деле, пыталась осчастливить всех своих близких. Тебе не приходило в голову, что он не защищал тебя, а просто удерживал?
От его слов мое сердце заколотилось, все тело напряглось.
«Это я его удерживала».
— Знаешь, когда-то я встречался со смертной девушкой, — продолжал Джон.
— Правда?! — удивленно перебила его Лена.
— Да. Она была очень хорошая, и я любил ее.
— И что произошло дальше? — нетерпеливо спросила Лена, ловя каждое его слово.
— Слишком тяжело. Она не понимала, на что похожа моя жизнь. Не понимала, что я не всегда могу делать, что хочу, — признался он, и я почему-то поверил ему.
— А почему ты не мог делать, что хочешь?
— Думаю, ты бы сочла мое детство довольно суровым. Очень жесткое воспитание. Вся моя жизнь состояла из правил.
— Ты имеешь в виду, что встречаться со смертными запрещено? — переспросила Лена.
— Нет, не в этом дело. — Джон снова поморщился и даже ссутулился. — Просто я был не похож на других, поэтому меня и воспитывали по-другому. Человек, который вырастил меня, стал мне отцом, он не хотел, чтобы я причинил кому-нибудь вред.
— Я тоже не хочу никому причинять вред.
— Ты — не такая, как все. То есть мы — не такие.
Джон взял Лену за руку и прижал к себе.
— Не волнуйся, мы найдем твою кузину. Может быть, она сбежала с тем барабанщиком из «Страдания».
Ридли и правда сбежала с барабанщиком, только не с тем. «Страдание»? Лена ходила с Джоном по местам со странными названиями: «Изгнание», «Страдание». Она считала, что заслуживает именно этого.
Больше Лена ничего не сказала, и ее рука осталась в руке Джона. Я попробовал дальше наблюдать за ними, но не вышло. Это было не в моей власти, особенно если учесть, что я смотрел под необычным углом, с точки, которая находилась почти на земле. Очень странно! Но мои размышления скоро прервались, потому что я снова обнаружил себя бегущим с огромной скоростью по темному тоннелю. Или это пещера? Я чувствовал запах моря, мимо проносились черные стены.
Я потер глаза и с удивлением понял, что иду позади Лив, а вовсе не лежу на земле. Бред какой-то, как я мог одновременно видеть Лену в другом месте и идти за Лив по тоннелям? Это невозможно! Странные видения под каким-то непонятным углом и с мелькающими картинками — что вообще происходит? Почему я вновь и вновь вижу Лену и Джона? Я должен узнать это!
Я посмотрел на арклайт, который держал в руках, и попытался вспомнить, когда впервые увидел Лену в таком видении. Это произошло в ванной, и тогда арклайта при мне не было. Я не дотрагивался ни до чего, кроме раковины. Во всем этом должен быть какой-то смысл, но я никак не мог нащупать его.
Тоннель расширился, и мы оказались в каменном зале, из которого расходились четыре тоннеля.
— Ну и куда теперь? — вздохнул Линк.
Я ничего не ответил. Потому что, взглянув на арклайт, я увидел кое-что под ним. Точнее — кое-кого.
Люсиль.
Она сидела около тоннеля и выжидающе смотрела на нас. Я полез в задний карман и достал серебряный жетон с гравировкой «Люсиль», который отдала мне бабушка Пру. В ушах зазвучали ее слова:
«Вижу, кошка пока у тебя. Я просто дожидалась подходящего момента, чтобы спустить ее с бельевой веревки. Она знает парочку фокусов, вот увидишь».
За какую-то долю секунды все встало на свои места.
Все дело в Люсиль.
Образы, проносящиеся мимо всякий раз, когда я направлялся к Лене и Джону. Близость к земле, которой не могло быть, если бы я стоял на ногах. Странная точка наблюдения, как будто я смотрю на них снизу вверх, лежа на животе. Теперь все ясно, вот почему Люсиль все время куда-то пропадает. Это все не случайно.
