Портрет с девятью неизвестными - Алексей Небоходов
– Он всё ещё в своей комнате? – пробормотал Пьер, но его голос был больше похож на риторический вопрос.
– Странно, – забеспокоилась Катрин.
Ренар посмотрел на Пьера, затем на Катрин.
– Возможно, он просто решил остаться в комнате, – предположил он, но его тон был слишком натянутым, чтобы прозвучать убедительно. – Или…
Пьер отвернулся, его пальцы крепче сжали подлокотник кресла.
– Что-то здесь не так, – глухо сказал он. – Слишком много тишины.
Дверь гостиной тихо распахнулась, впуская инспектора Дюрока. Он остановился на пороге, его взгляд сразу скользнул к пустому месту за столом.
– Где Эмиль? – спросил он коротко.
Катрин подняла глаза, её руки нервно скользнули по краю чашки.
– Не спускался, – ответила она, её голос прозвучал чуть громче, чем она ожидала.
Дюрок промолчал, но его челюсть напряглась. Его взгляд стал мрачнее. Он шагнул к двери, его движения были быстрыми, но сдержанными, как у человека, который знал, что идёт к чему-то ужасному.
– Я проверю, – бросил он через плечо.
Катрин и Ренар тут же поднялись, последовав за ним. Пьер, немного поколебавшись, пошёл следом. Их шаги звучали гулко в тишине, наполняя коридор звуком, который напоминал удары сердца.
Подойдя к двери комнаты Эмиля, Дюрок остановился. Он постучал, но ответа не последовало. Постучал ещё раз, сильнее.
– Эмиль, это Дюрок. Откройте дверь, – произнёс он, его голос был холодным, как зимний ветер.
Ответа всё так же не было. Катрин подошла ближе, её взгляд был полон тревоги.
– Может, вы уже откроете дверь? – спросила она, обращаясь к Пьеру.
Пьер молча вытащил из кармана связку ключей, его пальцы дрожали. Он передал ключ инспектору. Дюрок вставил его в замок, и дверь со скрипом распахнулась.
Внутри комнаты было прохладно, а воздух казался застоявшимся. Занавески были плотно задвинуты, лишь небольшой поток света пробивался через щель. Слабое свечение настольной лампы бросало на стены длинные, искажённые тени.
Кровать Эмиля стояла прямо посреди комнаты. На первый взгляд всё выглядело обычным, но когда их взгляды остановились на теле, все замерли. Эмиль лежал на спине, его руки крепко сжимали собственное горло. Его лицо было искажено до неузнаваемости. Широко раскрытые глаза выражали ужас, который нельзя было описать словами.
– Боже… – прошептала Катрин, её голос дрожал. Она прикрыла рот руками, сделав шаг назад.
Ренар остановился у двери, его лицо стало пепельно-серым.
– Это… нереально, – выдавил он.
На шее Эмиля были глубокие, красные следы, как будто его душили сильные, нечеловеческие руки. Эти отметины были слишком чёткими, слишком симметричными, чтобы принадлежать его собственным пальцам. Они походили на следы чего-то, что не должно было существовать.
Дюрок подошёл ближе, в его глазах читалась скрытая ярость. Он опустился на колено, внимательно осматривая тело.
– Он не сам задушил себя, – сказал инспектор ровно, его голос был наполнен холодной уверенностью. – Здесь замешано что-то другое.
Пьер, стоящий чуть в стороне, сжал кулаки. Его взгляд метался по комнате, но он не смотрел на тело.
– Это место убивает нас, – пробормотал он.
Катрин повернулась к нему, её глаза наполнились слезами.
– Это все картина, – ответила она, её голос звучал, как шёпот. – Это картина. Она не отпустит нас, пока не завершит своё.
Катрин, резко развернулась и побежала из комнаты. Её шаги, гулко отдававшиеся в коридоре, разносились эхом нарастающего страха. Ренар хотел остановить её, но не успел – она уже исчезла за поворотом. Он и сам знал, куда она направилась.
Вестибюль встретил Катрин тусклым светом и мёртвой тишиной. Картина маркиза де Сада, висевшая на своём привычном месте, словно ожидала её. Она остановилась, её дыхание было тяжёлым, а ноги казались налитыми свинцом. Картина, казалось, жила собственной жизнью. Её краски становились ярче, а фигуры, стоящие вокруг маркиза, становились всё более отчётливыми.
Катрин подошла ближе, и её взгляд тут же упал на новую фигуру. Раньше она была размытым силуэтом, безликой тенью. Теперь же из краски проступало лицо. Её сердце замерло, когда она увидела это. Лицо Эмиля. Оно было таким же искажённым, как в последние мгновения его жизни, а глаза, казалось, продолжали смотреть прямо на неё, обвиняя, вопрошая.
Она сжала руки в кулаки, чувствуя, как по телу пробежала волна ужаса.
– Ты и его забрала, – прошептала она, обращаясь к картине. Её голос дрожал, но в нём звучал гнев. – Сколько ещё ты заберёшь?
Но картина, конечно, не отвечала. Её тени продолжали мерцать, а лицо Эмиля на холсте оставалось неподвижным, застывшим в вечной муке.
В это время Дюрок и Пьер находились в комнате Эмиля. Инспектор, казалось, уже принял решение. Он обернулся к Пьеру, его взгляд был сосредоточен и холоден.
– Мы должны перенести его, – коротко сказал он.
Пьер, который всё это время стоял у двери, молча кивнул. Его лицо оставалось напряжённым, а взгляд был направлен в пол. Он понимал, что это необходимо, но каждая часть его существа сопротивлялась этому.
Они вдвоём подошли к кровати. Тело Эмиля казалось пугающе лёгким, словно с него уже сняли всё, что делало его живым. Дюрок схватил его за плечи, а Пьер подхватил за ноги. Их движения были чёткими и размеренными, но в них чувствовалась скрытая тяжесть.
Коридоры отеля встретили их всё той же холодной тишиной. Только гулкие шаги нарушали её, добавляя этому процессу ещё больше мрачности. Пьер шёл чуть позади, его руки сжимали безжизненное тело Эмиля, но в глазах читалась боль.
Морозильная камера, скрытая в глубине кухни, встретила их ледяным воздухом. Когда дверь открылась, внутри стало ещё холоднее. Полки, уже занятые телами других жертв, тянулись мрачным напоминанием о том, сколько жизней уже забрала картина.
– Его место… здесь, – сказал Дюрок, указав на свободную полку.
Пьер молча кивнул, но его руки дрожали, когда он поднимал тело, чтобы положить его на холодный металлический лист. Когда всё было закончено, он отошёл назад, прижавшись к стене.
– Ещё одно, – глухо произнёс он. Его голос звучал так, будто он говорил не только с Дюроком, но и сам с собой. – Мы всё ближе к её завершению.
Инспектор закрыл дверь камеры. Глухой звук замка эхом разнёсся по пустому коридору. Он посмотрел на Пьера, но ничего не сказал. Оба понимали, что с каждой минутой они становились всё ближе
