Время моей Жизни - Ахерн Сесилия
— Следуй за мной, — гордо скомандовал он.
Я пошла за ним по брусчатой улочке, где за высокими стенами скрываются фабрики, а рядом с ними стоят древние домишки с кирпичными сводчатыми окнами. Возможно, думала я, он решил устроить мне небольшую экскурсию, напомнив, что люди, испокон веков обитавшие здесь, претерпели немало бед и горя, но нашли в себе силы преодолеть их и оправиться, чтобы я, услышав об этом, тоже как-то приободрилась, но в этот момент мой спутник достал из кармана ключи и отпер неприметную дверь в кирпичной стене.
— Что ты делаешь? Зачем мы сюда пришли? — Я огляделась, ожидая, что кто-нибудь нас остановит.
— Я хочу тебе кое-что показать. Как ты думаешь, чем я был занят, когда ненадолго ускользал от тебя?
Я нахмурилась и представила себе, как он проводил время, изменяя мне в обществе меня — но более юной и симпатичной, щеголяя своим знакомством с ней, втираясь к ней в доверие и завоевывая доверие ее родных и близких, в первую очередь надменного отца.
Жизнь с удивлением воззрился на меня:
— Ты чего такая сердитая? Что ты себе вообразила?
Я молча пожала плечами:
— Ничего. Так что это за место?
Судя по всему, прежде это был торговый склад с большими, сейчас почти пустыми помещениями, высокими потолками и голыми кирпичными стенами. Мы вошли в лифт, и я ждала, что он вынесет нас сквозь крышу прямо в небо, и тогда Жизнь широко махнет рукой, показывая мне свои и мои владения. Но вместо этого мы вышли на седьмом этаже, и Жизнь провел меня через холл в залитую солнцем квадратную комнату. Весь ее пол был уставлен картонными коробками, а из окна и впрямь открывался замечательный вид на город: прямо под нами уступами шли крыши домов, вдали виднелся собор Святого Патрика и здание Четырех Судов, а дальше в заливе устремились ввысь башни строительных кранов. Я думала, что Жизнь расскажет мне одну из своих поучительных лекций, но он радостно улыбнулся и провозгласил:
— Добро пожаловать в мой новый офис.
У него был абсолютно счастливый вид, и он настолько отличался от того горемыки, с которым я познакомилась всего полмесяца назад, что невозможно было поверить, что это один и тот же человек.
Я повнимательнее рассмотрела коробки. Большинство из них были закрыты и заклеены скотчем, но некоторые он уже успел распаковать. На коробках черным маркером написано: «Ложь 1981–2011», «Правда 1981–2011», «Бойфренды 1989–2011», «Родственные связи Силчестеров», «Родственные связи Стюартов». Там была коробка «Друзья Люси» с папками «Школа», «Диплом», «Разное» и коробка с папками для каждого из моих мест работы. Коробка с надписью «Поездки» — и для каждого путешествия своя папка. Я бродила между ними, перебирала свою задокументированную жизнь, и передо мной возникали ее отдельные фрагменты. В этих коробках была я вся — все, что я сделала, люди, с которыми я общалась, места, где я побывала. С методичной скрупулезностью Жизнь собирал эти сведения и факты, он изучал и анализировал их, сопоставляя детали и вычленяя причины и следствия. Есть ли связь между тем случаем на заднем дворе школы и коротким неудачным романом, произошедшим двадцать лет спустя? Как повлиял неоплаченный счет на Корфу на историю с выпивкой, выплеснутой мне в лицо в престижном клубе Дублина? Надо признать, что напрямую повлиял. Словно ученый в лаборатории, Жизнь корпел над моей биографией, пытаясь понять, почему я поступала так, а не иначе, почему ошибалась, принимала верные решения, добивалась успеха и терпела поражения. Моя жизнь, работа всей его жизни.
— Миссис Морган считает, что надо избавиться от бумаг и перенести материалы на флешки, но я сомневаюсь. Я несколько старомоден. — Он застенчиво улыбнулся. — По-моему, в них так больше души.
— Миссис Морган? — изумленно переспросила я.
— Помнишь ее? Та американская дама, которую ты угостила шоколадкой. Она предложила мне свою помощь, сказала, что все занесет в компьютер, но в агентстве не хотят раскошеливаться, так что я потихоньку сам это сделаю. Тем более мне особо и заняться больше нечем, — улыбнулся он. — К тому же, как ты знаешь, многое я уже перенес в свой комп. О, ты будешь довольна — я приобрел себе новую модель. — Он показал мне компьютер у себя на столе.
— Но… но… но…
— Да, это ты точно подметила. — Он мягко усмехнулся. — Что тебя удивляет?
— Ничего, просто я, кажется, только сейчас до конца осознала, что я — твоя работа, твое дело. И только я?
— Ты имеешь в виду, стою ли на шухере только у тебя или у кого-то еще? — Он рассмеялся. — Нет, Люси. Я только твой кореш, твой единомышленник, твоя, если угодно, половина. Знаешь старую легенду, что у каждого имеется где-то вторая половинка… вот, это я. — Он неловко взмахнул рукой: — Будем знакомы.
Не знаю, почему это вдруг так потрясло меня, ведь я читала заметку в журнале, там все преподробно описано, есть фотографии. Но я все-таки не могла себе представить, до какой степени это обыденно, лишено магии и малейшего оттенка сверхъестественного. Впрочем, я с пяти лет не верю в чудеса и магию, за что надо сказать спасибо дяде Гарольду. Он уверял меня, будто незаметно украдет мой нос, но, когда под видом носа он продемонстрировал мне свой желтый прокуренный палец, торчащий из его кулака, я не обнаружила никакого сходства.
— А откуда ты знаешь, что именно я — твой человек? Может, где-то сидит сейчас на диване унылый тип по имени Боб, в глубочайшей депрессии поедает бутерброды с шоколадным маслом и гадает — куда к чертям запропастилась его Жизнь. А ты тут со мной по ошибке околачиваешься…
— Я знаю, — просто ответил он. — А разве ты этого не чувствуешь?
Я посмотрела ему в глаза пристально-пристально, и на душе у меня стало тепло. Я тоже знала. Мы были связаны. Каждый раз, глядя на Жизнь в комнате, где кроме нас была еще куча народу, ничего для меня не значащего, я чувствовала, что он думает то же, что и я. Чувствовала, и все.
— Ну а как насчет твоей собственной жизни?
— Мне гораздо лучше, с тех пор как мы с тобой встретились.
— Правда?
— Мои друзья глазам своим не верят. Они считают, что мы с тобой собираемся пожениться, хотя я им сто раз объяснял, что это не так устроено.
Он расхохотался, и на мгновение меня накрыло совершенно дикое чувство — точно он сказал, что уходит от меня, как уходят от своей возлюбленной.
Я отвернулась, не желая, чтобы он заметил мое смущение, и на глаза мне попалась папка с надписью «Люси и Сэмюэль 1986–1996». Довольно тоненькая. В те годы у нас с отцом были нормальные отношения, если можно считать нормой совместный воскресный ланч раз в месяц, когда я приезжала домой из школы. Чем дальше, тем толще становились папки — в пятнадцать лет я была уже почти так же упряма, как он, и мы начали бодаться, — а потом я поступила в университет, дома бывала редко, да и отец мною был вполне доволен, так что папки опять похудели. Самое пухлое досье описывало три последних года. Кроме того, я обнаружила материалы о моих отношениях с остальными родственниками. Но читать их, даже заглядывать туда, мне не хотелось. Зачем? Я уже прожила это время, что-то стерлось из памяти, что-то теперь воспринимается иначе, но в любом случае это уже в прошлом. А Жизнь, не замечая моего настроения, весело и с большим энтузиазмом рассказывал о своих планах.
— Даже когда перенесу все в компьютер, бумаги я сохраню. Я к ним отношусь с нежностью. А ты как думаешь? — Он с улыбкой озирал свой новый офис.
— Я ужасно за тебя рада.
Мне было грустно.
— Я очень рада, что все обернулось к лучшему. — Я печально улыбнулась.
Он тоже слегка погрустнел, улыбка его поблекла.
— О, Люси…
— Да нет, не обращай внимания. Все отлично.
Я приободрилась, надела фальшивую улыбочку, но лучше уж так, чем заявить ему правду.
— Мне надо идти… у меня… встреча. Э-э… мы с ней вместе были в гимназии, потом случайно встретились… Надо мне идти, а то опоздаю.
Он кивнул. Он больше не радовался. Ветер, наполнявший его паруса, стих.