Анна Кочубей - Северный ветер
— Что ты ему сказал?
— Правду: какой слабак и урод Ясур в твоих прекрасных глазах, как сильно ты его презираешь и считаешь недостойным тебе ножки мыть. Моя пери, не помню, говорила ли ты все это, но могла подумать, ведь могла же?
На мгновение Моран лишилась дара речи, а Лу продолжал говорить, посчитав ее молчание за одобрение:
— Вот не ожидал, что харматанец таки решится на предложение в последний момент! Правильно ты отказалась. Ясур — животное. «Девственницы-воительницы»! — чуть слышно хихикнул Лу, — ты такое слышала когда-нибудь? А дикари купились! Теперь тебя никто пальцем не тронет до продажи, харматанцы невинность ценят дорого! А иначе — убили бы, моя пери, после всех твоих выкрутасов! Мне будет благодарность?
— Да, будет. Вот она!
Моран с силой толкнула Красавчика плечом, повалив на землю, и успела крепко ударить связанными руками несколько раз, пока харматанцы не вмешались и не привязали пленников к разным лошадям.
* * *Стоянка кочевников представляла собой несколько буро-коричневых шатров, раскинувшихся вокруг каменного колодца с водой. Когда-то здесь был богатый влагой оазис, но сейчас вытоптанная почва с трудом поила чахлые кусты. На них сохли какие-то тряпки, по стойбищу сновали женщины, путались под ногами полуголые дети, стоял гомон людских голосов, изредка пронизываемый детским визгом или конским ржанием. Пленники прибыли на закате, когда небо, отсияв оттенками пурпура, погасло, но стоянку харматанских кочевников освещал огонь десятка костров. Вместо привычного Амаранте дерева, харматанцы жгли сушеные лепешки из навоза. От смеси запахов дыма и жареного мяса слезились глаза. Ветер, налетая порывами, кружа воронки песка и хлопая плотной материей шатров, иногда разгонял этот смрад, но чаще бросал тяжелый дым прямо в лицо.
Фарсид отвел пленников в свой шатер. Моран попятилась от входа, натолкнувшись на кислую вонь грубо обработанных козьих и конских шкур, сплошь покрывавших голую землю в жилище кочевника, но хозяин бесцеремонно втолкнул ее внутрь. Задержав дыхание, Амаранта прошла вслед за Лу в дальний угол палатки, имеющей форму неправильного шестиугольника. Пленникам жестами приказали сесть и разуться. Скинутую обувь тут же унесла женщина. От центрального столба к Лу и Амаранте протянули цепочки с кольцами на конце и одели каждому на правую щиколотку. Руки развязали. Фарсид быстро заговорил по-харматански — ему так было удобнее. Красавчик морщился и тщетно старался разобрать каждое слово, Моран же просто осматривалась вокруг широко распахнутыми глазами. Фарсид, сидя на корточках, приподнял ее свободную от оков ногу и несколько раз провел пальцем по ступне, наглядно объясняя свою мысль.
— Если мы попытаемся бежать один раз, нам порежут ступни; если второй — сухожилия на пятках. И тогда мы больше не сможем ходить никогда, — перевел Лу.
Фарсид согласно кивнул и вышел. Амаранта потянула на себя цепочку. Она оказалась крепкой и длинной: пленник мог выйти на улицу и ходить по стоянке, но если цепь дернуть посильнее — обрушится весь шатер.
— Ты все еще мечтаешь меня угробить, моя пери? Умоляю, не этим! — серьезно попросил Красавчик.
Его лицо хранило следы побоев, полученных от Моран по пути до стоянки: нос и подбородок нелюдя были вымазаны свернувшейся кровью.
В шатер забегали дети, заходили женщины и другие кочевники, пялились, обсуждали достоинства и недостатки товара, тыкали в пленников пальцами и щупали на Амаранте одежду. Но особенно им нравились светлые волосы Лу — мало кто воздерживался, чтобы их не потрогать.
Ближе к ночи все посторонние рассосались по своим палаткам, но в жилище Фарсида все равно было не протолкнуться. Огонь в очаге, устроенном неподалеку от входа, скупо выхватывал из темноты лица многочисленных родственников кочевника. Амаранта смотрела на смуглых, морщинистых старух и не могла понять — какая из них мать хозяина, а какая — старшая из жен; кому принадлежат дети — Фарсиду или его старшему сыну; от кого беременна молодая харматанка, и кого обнимает сам кочевник — дочь или юную супругу.
Кочевники не мастерили мебели, постелью им служили беспорядочно разбросанные лежаки с кучами ветоши, а кладовой — глиняные сосуды, закопанные вдоль стены шатра по горлышко.
Одна из женщин принесла круглое блюдо с горой мяса и лепешек, переложенных слоями, и поставила посередине. Дождавшись Фарсида, начавшего трапезу по праву старшего, к еде потянулись руки остальных. Голодным пленникам досталось лишь дружное чавканье. Утолив первый голод, харматанцы, продолжая жевать, лениво расселись по всему шатру, а дети носились вокруг него, задевая за матерчатые стенки и хохоча, пока на них не прикрикнули.
— Видишь, какую ораву ему приходится кормить, — шепнул Красавчик, кивнув на хозяина, — будь кочевники еще более дикими, они бы съели нас, а не продали.
Огонь очага догорал, погружая шатер в мягкий полумрак коричневых теней. И мужчины, и женщины избавились на ночь от лишней одежды и легли спать вповалку, не стесняясь обниматься. Сын хозяина, мелькнув в проеме голым торсом, непринужденно занялся любовью со своей молодой женой. Фарсид последовал его примеру — девочка, которую Моран приняла было за его дочь, разделила с ним ложе. Простота нравов пустынных жителей шокировала. Амаранта подобрала под себя ноги, чтобы не задеть нечаянно ни одно бронзовое тело. Заметив ее реакцию, Красавчик чуть слышно хмыкнул:
— Гляжу я на тебя и думаю — так ли я был неправ. Звезда моя, а ты знаешь, откуда берутся дети или нет?
В шатер вошла пожилая харматанка. Перешагнув через спящих, она подобралась к Амаранте и потянула ее за локоть. Моран инстинктивно выдернулась, тогда женщина что-то быстро пробормотала и указала на выход.
— Могу ошибаться, но, по-моему, она хочет тебя помыть. Иди, — снова вмешался Лу.
Пришлось встать. Снаружи потушили костры, ветер разогнал дым, и дышалось легко. Одинаково черные ночью, у границ стойбища фыркали и переступали копытами лошади. Немного похолодало. Над холмами взошла луна, непривычно большая, круглая. Харматанка подвела пленницу к широкой деревянной колоде рядом с колодцем. Странно было видеть в пустыне изделие из эрендольского кедра, но еще удивительнее — воду. Как правило, кочевники передвигались от оазиса к оазису, от одного источника — к другому, у границы же с Эрендолом влаги было достаточно всегда.
Преодолев внутренний протест, Моран сняла куртку и рубашку, но харматанка потребовала большего. Амаранта отрицательно покачала головой, указав на свою ногу.
— Харита, — шепнула женщина, ткнув себя в грудь, и ушла в шатер.
Вернулась она с Фарсидом. От неожиданности Амаранта прикрылась руками. Кочевник отцепил кольцо на ее ноге и отдал приказ Харите на харматанском. Женщина начала поспешно раздевать пленницу.
— Не надо, я сама! — воскликнула Моран, едва сдержавшись, чтобы не оттолкнуть Хариту.
Раздеться пришлось совсем, догола, и вытерпеть придирчивый осмотр Фарсида. Харматанец что-то негодующе выговаривал, придерживая пленницу за плечо, и щупал особенно большие синяки и кровоподтеки, проверяя, не сломаны ли ребра. Тело Амаранты было настолько избито, что она походила на жертву, растерзанную целой ордой мелких демонов. Закончив с осмотром, Фарсид вернул кольцо с цепью ей на щиколотку и пошел спать.
Кочевники варили мыло из смеси золы и козьего жира. Пахло оно не особенно приятно, но ощущение чистоты давало. Харита доставала серую вязкую жижу прямо из горшка и вытирала о Моран руку. Амаранта терпела, вздрагивая от прохлады ночного воздуха. С помощью старшей жены кочевника она помылась и тщательно прополоскала волосы, всерьез впечатлив Хариту их длиной и густотой. Расчесывая черные пряди, харматанка что-то тихонько приговаривала и одобрительно пощелкивала языком. Забрав одежду Хранителя, она принесла свое платье: широкое в талии и бедрах, но узкое в плечах, и тут же выпорола рукава, чтобы пленнице было удобнее.
Потом у колодца умылся Красавчик. Раздеваться он не стал, но Харита и не настаивала. Амаранта получила свою порцию лепешки с мясом и съела, почти не чувствуя вкуса. Шатер остался по-прежнему гадок, но усталость добилась своего — Моран, вернувшись в свой дальний угол, заснула, как убитая.
* * *Рано утром Амаранту разбудила тяжесть на животе. Оказывается, Лу удобно пристроился рядом, использовав ее тело вместо подушки, а его рука небрежно грелась у нее под платьем. Моран подскочила, как ужаленная, а вместе с ней и Кавир, старший сын Фарсида. Не разобравшись, что происходит, он схватил Красавчика за шиворот и заехал кулаком ему в лицо.
— Демонову мать! — заорал Лу, толком не проснувшись, — за что?!
Кавир гневно указал на пленницу.
— Нужна она мне! Дикарь проклятый! Отродье Хармы! — неосторожно заголосил Красавчик, забыв, что Фарсид понимает эймарский.
