Анна Кочубей - Северный ветер
Ясур по привычке харкнул, но Красавчику было все нипочем:
— Когда я тебя увидел в лодке, сначала порадовался: такая видная эльфка сдохла, а потом посмотрел внимательнее — не из них ты. Сколько в тебе эльфийской крови? Во мне ровно половина, будь проклят мой безымянный папаша! Так и сколько?
— Не знаю, — хмуро ответила Амаранта. «Нисколько» она сказать остереглась.
— Мало, я думаю, седьмая вода на киселе.
— Куда мы идем?
— В хоро…
— Я это уже слышала! В какой стороне Эвенберг? Он должен быть на востоке, а мы направляемся на юг все дальше и дальше!
— Мы идем на восток, моя пери! — заверил Лу с подкупающей уверенностью.
— Нет! Мох на деревьях растет с северной стороны!
— Серьезно? — искренне удивился Красавчик, осмотрев ближайший ствол, — так мы в обход двинули, звезда моя. По широкому кругу. Вот увидишь, свернем, куда следует, в самый нужный момент. Лес этот бесхозный вот-вот закончится. Я не лгу. Эх, вернусь в Эстарис, заживу как у Хармы за пазухой!
Красавчик еще долго расписывал свое будущее житье-бытье в Аквилее на деньги от продажи эльфийского зелья, но Амаранта перестала его слушать.
Местность изменилась к вечеру — на пути стали попадаться серебристые стволы древних кедров, исчез бурелом и противная повилика, цепляющая одежду. В этом тихом лесу было мрачновато-спокойно и зелено, дубы и черные липы соседствовали с кедрами, изо всех сил стараясь догнать исполинов в высоте и размерах. Теплое лето щедро рассыпало поляны земляники, только-только начинающей созревать. Моран то и дело нагибалась, срывая и отправляя в рот первые крупные ягоды. Их терпко-сладкий вкус обладал непередаваемым ароматом, не сравнимым ни с одним лакомством в мире. Здесь все было по-другому, чем на родине Галара: не так торжественно, и не так отстраненно-холодно; в этом лесу хотелось остаться жить, а не любоваться со стороны ледяной синевой цветущих галадэнов. Единственное, что настораживало — на пути не попадалось ни единой тропы, словно в прекрасном и гулком бору никто не жил.
— Это земли эльфийского клана? — спросила Амаранта у своих спутников.
— Конечно! — быстро ответил Красавчик, предупреждая нечаянные слова харматанца, — видишь, я честен с тобой — мы вышли к обитаемым местам. Поспешим, нас ждет заслуженный отдых в поселке.
— Мы на землях ланн Кенниров, — выдал Ясур.
— … и здесь всегда хорошо принимают, — лукаво закончил Лу.
Амаранта по инерции сделала еще несколько шагов и остановилась, вспомнив рассказ Галара. Ханлейт ланн Кеннир, Харматанец, эльф, похищенный кочевниками в детстве. Ее Хранитель жил здесь! Она ступает по земле его предков!
— Что с тобой, моя пери? Увидела привидение?
— Ничего. Идем.
Все, разговоры закончились. Моран поняла, как именно обманута, но не догадывалась — зачем. До Эвенберга еще плыть и плыть по реке, а контрабандисты притащили ее к самой границе с Харматаном. Надо было идти одной… «В своей лодке я бы не выжила, а плот сломали. В среднем течении берега Эльмантира не проходимы — в этом я убедилась сама. Был ли выбор? Уже не важно, я счастлива, что оказалась здесь! Я почти в гостях, это почти свидание! Но Галар говорил о клане Хана в прошедшем времени… Что я увижу?» — волновалась Амаранта, словно могла встретить живого Ханлейта в волшебном земляничном лесу.
Поселок явился перед глазами глубокой ночью, внезапно выступив серой громадой первого дерева-дома. Под ногами захрустели заросшие травой дорожки, песчаные, а не каменные. Кеннир не лежал в руинах, он медленно растворялся в окружающем лесе. Его не защищала стена, как Галадэн или цитадель, а обычная ограда из бревен в свое время оказалась ненадежной. Ее снесли эльфы других кланов, когда защищать стало некого, скололи ступени, ведущие к дверям домов, сняли окна, разобрали очаги и печи, позволив деревьям жить вольно. А кедры-великаны еще хранили следы ожогов страшного пожара, и, наверное, помнили резню, унесшую десятки жизней.
— Вот я не пойму, как эльфы могли все это бросить и уйти! Этим деревьям срок — вечность! Серебряные кедры растут лишь к югу от Эльмантира, да в Сирионе. Здесь жить бы да жить. Хорошее место, да, моя пери?
— Замолчи! — вскрикнула Моран, с трудом подавив желание ударить Красавчика.
Лу удивился, а харматанец угрюмо отмалчивался.
— Мы займем один из домов поменьше и поуютнее. В больших по ночам страшновато, моя пери. Ты зачем кричишь?
Нелюди развели костер внутри неровного овала, образованного серыми стволами. На полу еще сохранились следы расколотой плитки, засыпанной песком и заросшей мелкой острой травой. Над головами шумела крыша — сплошная крона, а простенки между деревьями-колоннами заполонила ночная темень. Блики света таились в глубоких складках коры, выхватывая из мрака то кусок зеленой смальты, то резко отражаясь в осколках разбитого зеркальца, забытого на высоте второго этажа. Амаранта сидела поодаль от огня, прислонившись спиной к шершавому стволу.
— Есть будешь, пери? Нет? Курить? Что на нее нашло, харматанец?
Она промолчала, и контрабандисты перестали отвлекаться от ужина.
— Они не уходили, — неожиданно проронила Моран, — эльфы. Они все еще здесь. На целую вечность, как ты сказал.
— В смысле, звезда моя?
— В прямом. Клан Кенниров похоронен в своих домах. А этажи и двери убрали, чтобы никто не беспокоил истинных хозяев. Вы жрете на костях. Если вам интересно.
Контрабандисты перестали жевать и начали озираться.
— Живые и мертвые предпочитают жить отдельно. Эльф наполовину, как мало ты знаешь! Кеннир — самое плохое место на свете, но я благодарна, что ты привел меня сюда.
Поднявшись, Амаранта шагнула в пустой проем, некогда служивший стеной дома.
— Ты куда направилась?!
— Спрошу ночлег, может, кто впустит.
Моран пошла по дорожке, не оборачиваясь на окрики, впрочем, ее и не преследовали. Жаль, нельзя узнать, где жила семья Ханлейта. Галар говорил, что Хан был надеждой для своего клана и будущим магом. Возможно, он вырос под кроной вот этого дома-великана, или, напротив, его родители были простыми ремесленниками, и скромный дом в два этажа по ночам, подобным этой, освещался масляными лампами с уютными желто-зелеными абажурами. Амаранта зашла в отдаленное жилище, куда не проникал свет костра нелюдей и устроилась на полу. Она никого не хотела видеть ни сегодня, ни завтра, и меньше всех — своих лживых спутников.
Эрендольская пери
Что разбудило Амаранту — луч утреннего солнца, нашедшего просвет в густой кроне дома-дерева или взгляд Красавчика, сидящего рядом на корточках? От неудобной ночевки на полу затекли ноги. И руки. Моран пошевелилась и поняла, что связана. Кое-кто был настолько терпелив, что дождался, пока тело спящей займет удобное положение, и настолько чуток, что не потревожил ее сон, просовывая веревки под запястья, колени и щиколотки. Мгновенно проснувшись, Амаранта попыталась освободиться, но тщетно — узлы были крепкими.
— Как прошла ночь, моя пери? — осведомился Лу.
— Развяжи меня немедленно!
— Нет-нет. Отпускать зверя после решения его связать — очень опасно. У тебя разъяренное лицо. Впрочем, оно-то во всем и виновато. Ты — такая красивая, звезда моя!
— Что ты бормочешь? Я — не зверь. Быстро убирай веревки!
Моран села в неудобной позе, привалившись плечом к дереву. Лу на всякий случай отодвинулся.
— Пери, ты мне очень нравилась, пока я тебя не испугался. Ты дралась с тварями простой палкой, как одержимая демоном; как представлю, на что ты способна с оружием в руках, так волосы дыбом встают. Дело в том, пери, что я не доверяю харматанцу, а после ночной бойни в лесу он тебя зауважал. Ясур — животное, неграмотное и тупое, ты — хищница себе на уме, а я — маленький и слабый. Доброта в борьбе не поможет!
«Оружие слабых — трусость и предусмотрительность», — вертелось в голове у Амаранты знакомое выражение. Красавчик наносил упреждающий удар труса, и отчего-то именно по ее голове. Разве Моран ему угрожала? Когда, для чего?
— В лесу у реки я спасла твою жизнь!
— Это вышло случайно, звезда моя. Ты спасала свою жизнь, а я попался под руку. Но все равно спасибо. Ты знаешь толк в эльфийском зелье. Еще бы! Даже твоя трубка ценная настолько, что на эти деньги можно прожить неделю, что тебе стоит спеться со слугой Хармы и прикончить меня по-тихому? Да раз плюнуть, моя пери! Вот я и решил тебя связать покрепче.
Красавчик мог бы и не объяснять свою мысль столь многословно — Моран и так все поняла. Самое противное, что убеждать нелюдя в ошибочности своих страхов было бесполезно!
— Что ты намерен со мной делать?
— Продать, пери. Задорого.
— Ради этого вы сломали плот?
— Звезда моя, про развязавшиеся бревна я не врал. Плотик порушил Ясур — так не хотел с тобой расставаться. Честное слово!
