Наль Подольский - Он убивает ночью

Одним словом, у Серова было теперь алиби не простое, а многократное, можно сказать двухсотпроцентное. О недостаточности улик говорить не приходилось, речь шла о полном доказательстве невиновности по первому эпизоду. Концепция обвинения разваливалась.

Прокурору предстояло дать задний ход. Будучи опытным юристом, он, конечно, выкрутится из неловкого положения, это адвокат понимал, но достигнуто было главное: суду стало ясно, что хорошо проработанной версии у обвинения нет. Это значило, что последние фразы обвинительного заключения судья уже не будет рассматривать как полуфабрикат приговора, а станет внимательно оценивать каждое слово, в основном с позиций, не повредит ли оно его, судьи, репутации и служебному авторитету.

Обвинитель начал обходной маневр. У последнего свидетеля защиты, афганца, он спросил:

— Как вы думаете, что же случилось с погибшим солдатом? Я имею в виду… с тем самым?

— Думаю, что он двинулся. Мы тогда так и решили.

— От чего это могло случиться?

— От чего? От всего. От жары, от страха… там такое иногда примерещится. Или от ветра — как задует, так кажется, в мозгах песка насыпано.

— Вы можете себе представить, чтобы с вами случилось то же, что с ним?

Солдат мрачно усмехнулся:

— Не хотел бы я этого.

— Я тоже. Но вы можете это представить?

Последовала довольно долгая пауза.

— Могу, наверное… В Афгане бывало всякое.

Александру Петровичу не хотелось, чтобы заседание завершилось именно этими словами. Он решил не упускать инициативу:

— Как вы думаете, мог ли Серов совершить то, в чем его обвиняют? Уже здесь, в городе?

— Нет, не мог.

— Почему вы так считаете?

— Это было бы крупной ошибкой. А Серый ошибок не делал.

— У меня все. — Адвокат удовлетворенно потер руки: лучшей реплики для финала заседания нельзя было придумать.

Третий день слушания был во всех отношениях необычный. В коридорах суда толпились люди, которым не нашлось места в зале. Такого обилия фоторепортеров и съемочных групп это мрачное серое здание еще не видало.

Почти весь день был посвящен камню. По сути дела, шел суд над подозреваемым в убийстве рубином, причем в роли защитника выступал прокурор, а обвинителя — адвокат Самойлов со товарищи.

Александр Петрович начал с допроса подсудимого, его жены и директора ювелирного магазина, которому Серов показывал камень.

Затем был вызван военный переводчик, успевший с тех пор демобилизоваться. Он дословно воспроизвел тогдашний разговор с сержантом и нелепую фразу на пушту — «он убивает ночью».

Адвокат уже привык к тому, что афганцы до сих пор помнят каждую мелочь тех времен, но на всякий случай спросил:

— Почему вы так хорошо запомнили все это?

— Потому что он спрашивал не просто от скуки или там из любознательности. У него был серьезный интерес.

— Откуда вы могли это знать? — вмешался прокурор.

— Такие вещи чувствуешь сразу. — Переводчик на секунду задумался. — Дело было в пути, по дороге в Шахджуй. В бэ-тэ-эре. Сержант сидел впереди, на месте стрелка. Я был со всеми, внизу. Там и пыли больше, жара, духотища. А он вдруг, вроде случайно, подсел ко мне. Значит, был интерес.

Затем Александр Петрович вывел на поле боя тяжелую артиллерию. В качестве свидетеля и эксперта выступил профессор Горн, и сразу за ним — физиолог, соавтор Горна по экспертизе.

Судье льстило присутствие знаменитостей. Он приосанился, перестал горбиться и даже оставил привычку, слушая говорящего, непрерывно жевать губами.

Ученых почтительно выслушали, задали корректные вопросы, и заключение экспертизы было приобщено к делу.

Далее суду был предъявлен рубин, подозреваемый в убийстве. Публика млела от восторга: мало того что этот камень сиял ярче всего сущего, мало того что он стоил немыслимо дорого и приехал в суд на специальном броневике — он явился в ореоле зловещей таинственной репутации. Начиная с этого момента все видеокамеры работали без передышки.

Едва аудитория успела оправиться от впечатления, вызванного рубином, ее ждало новое потрясение. Профессор Горн обещал сюрприз и сдержал свое слово. Когда адвокат заявил, что в качестве свидетеля приглашает господина Косамби, в зале явственно послышался чей-то стон. Из комнаты свидетелей вышел индус — элегантный, с вежливой холодноватой улыбкой, в европейском костюме и галстуке, но с национальным белоснежным тюрбаном на голове, — ну прямо вылитый раджа из приключенческого фильма. Он говорил по-английски, и Горн выступал в роли переводчика.

— Назовите пожалуйста ваше имя и род занятий, — попросил адвокат.

— Доктор Косамби, хранитель Национального музея в Мадрасе.

— Что вам известно о камнях-убийцах?

— Достаточно много. Они появились в Индии в шестнадцатом веке. Это крупные камни красного цвета, рубины и некоторые разновидности граната. Способы подготовки камней-убийц держались в строгой тайне и давно забыты. Одним из элементов этой подготовки была достаточно сложная тончайшая асимметрия огранки.

— Известны ли вам конкретные случаи убийства камнями людей?

— Известны. В моем городе Мадрасе примерно сто лет назад с помощью такого камня был убит английский полковник. Камень ему принес вечером бой-посыльный якобы из ювелирного магазина.

Прокурор демонстративно отвернулся и сделал пренебрежительный жест рукой: вот, мол, еще и колониальные россказни.

— Случалось ли вам лично быть свидетелем подобных трагедий?

Все присутствующие, включая обвинителя, непроизвольно подались вперед.

— Не только свидетелем, но и участником, к счастью косвенным, — улыбнулся доктор Косамби. — Дело в том, что в нашем музее хранится крупный рубин, тот самый камень, о котором я сейчас говорил. В позапрошлом году была попытка ограбления музея, и вор стал жертвой этого экспоната. В нашем музее при срабатывании сигнализации автоматически включается освещение и съемочная аппаратура. В момент начала съемки он лишил себя органов зрения, затем стал метаться между витринами и упал. Полиция увезла его уже мертвым.

— От чего наступила смерть?

— От инфаркта. Я могу вам предложить ксерокопию официального отчета мадрасской полиции.

— Благодарю вас. — Адвокат взял листки ксерокопии и обратился к судье: — Прошу данный документ приобщить к делу.

— Я протестую, — вскочил прокурор, — против приобщения к делу посторонних документов.

Судья задумался. В зале слышалось оживленное жужжание голосов: всем хотелось обменяться впечатлениями.

Александр Петрович с любопытством смотрел на Серова: понимает ли он, что именно сейчас, в ближайшие несколько секунд, решится его судьба? Тот смотрел равнодушно в пространство, и в глазах его не было ни малейшего проблеска интереса к происходящему. Адвокату не раз приходилось видеть, как его подзащитные во время суда приходили в состояние подобной апатии, и он знал, насколько это опасно. Человека в таком состоянии, с помощью нехитрых приемов, которыми владеет каждый юрист, легко вывести из себя, и тогда он способен сделать нелепые признания, заявления и, вообще, готов к любым выходкам. Александр Петрович осторожно покосился на прокурора — не заметил ли он, что творится с подсудимым, но обвинитель, к счастью, все внимание сосредоточил на судье, который, похоже, наконец решил что-то.

— Суд считает данный документ не относящимся к делу, — произнес судья несколько угрюмо. Это значило — он решил: оправдательного приговора не будет.

Предстояла речь обвинителя. Он перебирал в своей папке бумаги, и Александр Петрович с удовольствием наблюдал некоторую нервозность его движений. Конечно, одно очко прокурор только что отыграл, но на нем висел груз позавчерашних ошибок и необходимость справиться с последствиями устроенного адвокатом спектакля. В зале суда установилась специфическая атмосфера любопытства и возбуждения, атмосфера ожидания дальнейших чудес. Вместо привычных дел об украденной партии джинсов или мясных консервов в эти унылые стены вошла криминалистика экзотическая, праздничная, если можно так выразиться — конвертируемая. Этому настроению в той или иной степени поддались все, включая состав суда. И если прокурору в первые же три минуты не удастся сбить эмоциональный подъем и вернуть суд в накатанное годами рутинное русло, обвинение может потерпеть поражение.

Прокурор прекрасно все это понимал, более того, ему казалось, будто судья, старый хрен, поверил дурацким восточным басням, иначе не стал бы думать перед тем, как отклонить каракули индийской полиции. Поэтому он теперь ставил себе целью доказать не виновность подсудимого, а то, что оправдательный приговор или отправка дела на доследование могут повредить судье лично.

Он начал с того, что обнаружение рубина окончательно проясняет все обстоятельства. Ибо если до сих пор еще можно было задаваться вопросом, что же могло привести Серова, известного хладнокровием и расчетливостью, в состояние неконтролируемого бешенства, то теперь ответ налицо.