Пусть это буду я - Ида Мартин
Люся снова повернулась в сторону писателя. Откинувшись на спинку кресла, тот умиротворенно улыбался, как будто Корги был хорошим мальчиком и радовал своего хозяина.
Неожиданно, подойдя к роялю, Корги вдруг запрыгнул на приставной стульчик и, взобравшись на крышку рояля, повернулся к зрителям лицом.
– Человек всегда один. От рождения и до самой смерти, и, как бы сильно ему ни хотелось разделить это одиночество, чего бы он ни выдумывал о родственном сознании, эмоциональных связях или единении душ, никто другой, кроме себя самого, спасти его не способен.
Вот взять вас и вашу сестру: сколько бы вы ни рассказывали о вашей близости и ни убеждали всех, а в первую очередь самого себя, в том, что ваше родство – наивысшая степень гармонии, сколько бы ни обманывали и не обманывались, утверждая, будто она была частью вас самого, все это неприятная и двуличная ложь. Впрочем, двуличие у близнецов, видимо, оправдано самим фактом рождения. – Корги усмехнулся своей шутке. – Еще раз хочу напомнить, что вспоминать о совести или стыде в контексте моей жизни бессмысленно. И я, как вы, Олег Васильевич, прекрасно знаете, не преследую никаких прочих целей, кроме развлечений.
До тех пор пока Корги не произнес имени Гончара, его слушали, но, лишь он обратился к писателю напрямую, поднялся общий гул, сквозь который Люся услышала гневный выкрик.
– Я тебя уничтожу! Ты – гниль и опухоль. Я думал, что болезнь сидит у меня в голове, но главная моя болезнь – это ты.
Козетта кинулась к Корги, Шуйский вскочил, Тата тоже поднялась, Магда принялась грозить кулаком со своего места. Корги еще что-то говорил, но разобрать его слов в общем шуме было уже невозможно.
– Может, свалим? – предложил Коля. – Сомневаюсь, что это скоро закончится.
– Какая муха его укусила? Зачем он так? Пусть даже они и поругались. Понятно же, что Олег Васильевич болен, а он словно нарочно его доводит.
– Нарочно, – подтвердил брат. – Потому что сволочь. Думаешь, он просто так выбрал этот отрывок?
– Я хочу остаться и посмотреть, чем все закончится, – попросила Люся. – Мне почему-то кажется, что сейчас происходит нечто важное.
– Точно! – вдруг спохватился Коля. – Вот он – этот момент! Мой звездный час!
Шумно отодвинув стул, он вскочил на ноги.
– Что ты собираешься сделать? – Люся схватила его за руку.
– Я должен осадить Корги и наказать. Пусть Олег Васильевич видит, на чьей мы стороне.
– Ты совсем? – Люся сжала пальцы сильнее. – Мы не знаем, из-за чего у них ссора и о чем идет речь, какое право ты имеешь вмешиваться?
– Разве ты не слышала, что он сказал? Это же все игра. Каждый наш шаг, каждый поступок.
Ответить Люся не успела. Она увидела, как Козетта, добравшись до Корги, вцепилась ему в горло и на полном серьезе принялась душить. Пытаясь разжать ее пальцы, он побелел как мел. Не отдавая себе отчета и раскидывая на своем пути стулья, Люся помчалась к ним.
Попробовала оттолкнуть Козетту, но, чтобы сдвинуть ее с места, потребовалось бы шесть или семь Люсь. Схватив со столика тарелку с куском торта, она припечатала его к лицу поварихи.
От неожиданности Козетта выпустила Корги и, протерев глаза от крема, двинулась на Люсю.
В ту же секунду по залу прокатился громкий Колин возглас:
– Олегу Васильевичу плохо!
Люся обернулась и увидела, что Гончар безжизненно сник в своем кресле. Тело его обмякло, голова свесилась на грудь.
Козетта кинулась к инвалидному креслу. Шуйский выхватил мобильный телефон и закричал: «Я вызову врача!» Магда, выбравшись со своего места, поспешила к ним. Тата исчезла.
– Как ты? – Люся повернулась к Корги.
– Спасибо. – Он потер шею. – Кажется, жив.
– Ты нарочно это сделал? Знал, что так будет?
– Что именно будет, не знал, но подозревал, что Гончару не понравится.
– Но зачем?
Люся проводила взглядом процессию, вывозящую писателя из комнаты. Коля отправился с ними. Они остались одни.
Неожиданно Корги опустился перед ней на колени и обхватил за ноги.
Сердце бешено застучало. Рука невольно прошлась по его волосам. В эту минуту она была готова простить ему абсолютно все.
– Можешь объяснить, что происходит?
– Я хотел спасти тебя. – Он поднял голову. – Я сделал это ради тебя.
От его взгляда Люся забыла, как дышать, а потом, наклонившись, прижалась губами к его губам. Судорожно вздохнув, Корги немедленно ответил на этот поцелуй, и внутри нее один за другим снова принялись набухать цветочные бутоны.
Глава 26
Гончара отвезли в его спальню и уложили на кровать. Козетта, как и в прошлый раз, сделала ему укол, но ничего не изменилось. Олег Васильевич по-прежнему оставался без сознания, время от времени немного оживал и то произносил отрывочные невнятные фразы, то внезапно пугающе затихал, отчего повариха тут же хваталась за его пульс, а Шуйский за собственное сердце.
Магда устроилась на стуле с высокой спинкой напротив высокого зеркала и до самого приезда врача сидела молча, вглядываясь в его потустороннюю глубину.
– Я вас предупреждал, – сказал доктор, бегло осмотрев Гончара, – теперь так будет все чаще и чаще. И дольше. Никто ничего не может предсказать. Может, он уже вообще больше не придет в себя. Я не знаю. И кроме как облегчить его страдания, вы уже ничего не можете сделать. Простите, но такие вещи необратимы. Если хотите хоть немного продлить ему жизнь, вам необходимо обеспечить ему полный физический и душевный покой. Любые всплески эмоций, переживания или, напротив, бурная радость стремительно сокращают его часы.
Козетта разразилась низкими грудными рыданиями.
– Это все Корги, Корги…
– Это все эти. – Магда кивнула в сторону Коли. – Из-за них он каждый день не в себе.
– Не нужно искать виноватых. – Доктор скользнул взглядом по Коле. – Постарайтесь просто поскорее завершить незаконченные дела и приготовьтесь морально.
Шуйский схватился за голову.
– Мы все обречены!
– Безусловно, – спокойно отозвался доктор, – все мы, так или иначе, смертны. Это лишь вопрос времени.
После его ухода Козетта немедленно выпроводила всех с этажа, оставшись дежурить возле постели Олега Васильевича. А Коля отправился искать сестру. Он предполагал, что она поднялась к ним в квартиру, однако там ее не нашел. К телефону она не подходила, и в квартире Корги ее, как и его, тоже не оказалось. Спустившись во двор, он обошел сквер и вернулся в дом, где на лестнице второго этажа неожиданно наткнулся на Тату.
Девушка была босиком, а волосы растрепались.
– Как он? – глядя с верхней ступени, тихо, но совершенно отчетливо
