Майя Илиш - Комната кукол
— Все хорошо, — прошептала я. Теперь, когда я успокоилась, мне нужно было утешить душу в своих руках. — Ты не одна. Я с тобой. Я тебя не брошу. Мир вовсе не такой страшный, как ты думаешь.
Может быть, у меня был шанс исцелить ее. Я не знала, что эта душа пережила, когда еще оставалась в теле, но я понимала, что произошло что-то ужасное, куда хуже, чем я могла себе представить. Никто никогда не был добр к ней. Феи отказались от нее как от черной злой души, которой они не могли воспользоваться, им нужен был только ее шелк, но что они понимали в душах? У фей души не было, они не знали, каково это. Я верила, что ни один человек не рождается злым. Злым можно стать, если так на тебя повлияет жизнь, но я была уверена, что это можно изменить. По своей сути, души были детьми — из них могло получиться все, что угодно. Нужно просто хорошо с ними обращаться.
Я пела кукле, разговаривала с ней. Я рассказала ей о цирке, о танцах на канате, об огромных слонах, о том, что я фея, которая о ней позаботится. Не бросит ее одну. Поможет ей. Но мои ощущения от прикосновения к этой кукле не менялись.
Если я не прикладывала сознательные усилия к тому, чтобы сопротивляться этому ощущению, меня снова охватывало чувство злости, этой неудержимой ненависти — не только ко всем, кто причинил какой-то вред этой душе, но и вообще ко всему живому. Как объяснить, что такое счастье, тому, кто годами, а может быть, и десятилетиями варился в собственном отчаянии?
— Ты должна мне поверить, — шептала я. — Пожалуйста. Не для меня. Для самой себя.
Я не могла сказать ей, что, если она не послушается меня, ее убьют — едва ли можно вызвать в себе добрые мысли, если в противном случае тебя собираются убить!
Не знаю, сколько я говорила с той куклой. В какой-то момент я поняла, что если и дальше буду воспринимать ее в образе куклы, холодной и мертвой вещи, это ни к чему не приведет. Поэтому я подавила страх и увидела ее такой, какой она была на самом деле. У меня слезы навернулись на глаза. Эта непреходящая ненависть! Как могла душа — дарованная Богом, полная красоты — превратиться во что-то настолько ужасное, изуродованное, омерзительное? Что ей пришлось пережить в жизни? Я плакала за нас обеих. Я не могла ее спасти. Может быть, за сто лет мне и удалось бы ее изменить, если я проживу до старости, а ее душа не вырвется из кокона. Может, если бы у меня была пыльца фей… Но и это не поможет. Пыльца не делала несчастных людей счастливыми — ее воздействие быстро закончится, как мимолетная лицемерная улыбка. Мы проиграли. Мы обе проиграли.
— Пожалуйста, — взмолилась я. — Если есть что-то, что угодно, что я могу сделать для тебя, скажи мне. Что-то, что поможет тебе понять любовь!
И кукла ответила мне. Ее слова эхом разнеслись в моей голове — не слова даже, а смутные очертания мысли, тихие, испуганные, недоверчивые, полные безотчетной надежды.
«Подари мне покой».
На следующее утро за завтраком я чувствовала нарастающее раздражение. Может быть, потому, что я не спала этой ночью, а может, потому, что поняла: мне не спасти эти души. Все мои намерения героически отказаться от убийства душ разбивались о тот факт, что эти души вовсе не хотели, чтобы их спасали. По крайней мере та душа, с которой я говорила сегодня. Она не хотела спасения — ей нужно было избавление от страданий. Я пыталась уговорить себя, что тогда это не убийство, но при одной мысли об этом мне становилось страшно. Я не собиралась говорить о куклах и надеялась, что Руфус не станет поднимать эту тему. Стоило мне войти в комнату, как ко мне подбежала Бланш. То ли она каким-то образом почувствовала, что мне плохо, то ли меня выдали темные круги под глазами, но, не говоря ни слова, она заключила меня в объятия и крепко прижала к себе. Она вела себя как добрая подруга, но от ее прикосновения я точно окаменела — вот так я сжимала в объятиях куклу, пыталась сделать все от меня зависящее и не смогла ее спасти.
— Не бойся… — прошептала мне Бланш. — Я с тобой, что бы ни случилось.
Я высвободилась из ее объятий, хотя и понимала, что Бланш хочет мне добра и следует радоваться, что хоть какая-то фея заботится о моих чувствах. Но я не хотела об этом говорить — не тут, не при Руфусе и Вайолет. Руфус меня игнорировал, а вот Вайолет… Как она смотрела на нас…
— Спасибо, — сказала я. — Но у меня все в порядке.
Бланш взглянула на меня, и я поняла, что она мне не верит. Мне было все равно, но когда я уже подошла к своему креслу и собралась сесть за стол, Бланш вдруг опустила руки мне на плечи, притянула меня к себе и поцеловала — внезапно, без предупреждения. Поцеловала в губы. Опешив, я отшатнулась. Бланш сияла от удовольствия.
— Ты что творишь? — прошипела я. В этот момент мне было все равно, что все на меня смотрят, даже Руфус.
— Поцелуй феи приносит удачу, — хихикнула Бланш.
— В лоб, а не в губы. — Вайолет бросила на Бланш испепеляющий взгляд.
— Как скажешь. — Бланш пожала плечами. — Тебе как больше нравится, Флоранс?
Я поспешила устроиться в кресле, прежде чем Бланш попытается поцеловать меня снова. Нет, я была не против поцелуев как таковых, пусть и с девочками, но Бланш не понимает, что поцеловала меня мертвыми губами. Я отерла рот рукавом платья, пытаясь отделаться от мерзкого ощущения холода и разложения. Конечно, от Бланш не исходил трупный запах, но мне достаточно было знать, что она труп. Может быть, Руфусу все-таки стоит изменить план и находить для фей тела не мертвецов, а тех, кто вот-вот умрет.
— Прекратите дурачиться и приступайте к завтраку.
Я не заставила себя долго упрашивать и сразу набросилась на чай, чтобы смыть мерзкий привкус с губ. Собственно, я не хотела об этом думать, но могу поклясться, что язык Бланш скользнул мне в рот — наверное, даже если тебя лизнул в губы дворовой пес, ощущения и то были приятнее. Вот если бы она не была мертвой… Но сколько бы я ни пряталась за чашкой с чаем, от взгляда Вайолет никуда было не деться.
— Флоранс, дорогая, — проворковала она. — Руфус сказал, что ты уже готова расплести шелк снов. Это правда?
Я покачала головой:
— Он объяснил мне, что я должна выполнить эту задачу. Но нет, я еще не готова.
И тут мне в голову пришла спасительная мысль. Феи бессмертны, время для них ничего не означает — и этим можно воспользоваться!
— Я думаю, что через несколько лет я справлюсь с этой задачей, — с невинным видом сказала я. — Я еще не привыкла быть феей и боюсь, что грубость моих человеческих рук испортит драгоценную нить, но лет через десять-двадцать …
— Мы видим тебя насквозь, девочка, — засмеялся Руфус. — Если бы мы были в Иномирье, то подождали бы. Но здесь? Человеческий мир меняется с такой скоростью, что даже людские дети не поспевают за ним. Что, если через десять лет люди начнут строить дома из железа? Нет, нам нужен шелк. И твои руки — не грубые, это руки феи. Твои пальцы сами все сделают.
— Но не сейчас! — в последний раз попыталась я. — Я ведь даже еще не до конца пробудилась!
Договорить я не успела. Мой голос звучал все тише, а Руфус пристально смотрел на меня. Есть ли у меня выбор? Рано или поздно мне придется это сделать, и чем дольше я буду затягивать с решением, тем сложнее окажется выполнить предначертанное. Я не могла накапливать страх неделями, а то и месяцами.
— Ну хорошо, — пробормотала я. — Я постараюсь.
Я пожалела о своих словах в то же мгновение. Но было уже поздно.
— Будешь ты стараться или нет, мне все равно, — сказал Руфус. — Ты справишься, и это главное. Когда закончится завтрак, принеси первую куклу. Я покажу тебе все остальное.
Так и получилось. Пути назад не было.
И снова мне пришлось отделываться от Бланш, чтобы пройти в Комнату кукол, — я подозревала, что однажды все-таки придется привести ее сюда, иначе ее любопытство будет разгораться все сильнее. Разве она не понимает, что, как Истинная фея, не должна прикасаться к куклам? Я не знала, имел ли Руфус в виду всех кукол или только плохих… Нет, «плохих» — неподходящее слово: после этой ночи я знала, что эти куклы не злые и не плохие сами по себе, они просто в отчаянии. Но я не хотела получить ответ на этот вопрос. Бланш пришлось ждать с Вайолет в Утренней комнате, и, похоже, она восприняла это как наказание за поцелуй — видимо, она уже забыла, что Руфус строжайше запретил ей входить в Комнату кукол. Тем не менее сегодня ей посчастливится увидеть хотя бы одну. Когда я вернулась к Вайолет с куклой в багровом платье, Бланш все еще была там. Наши взгляды встретились, и я увидела потрясение в ее глазах — она все поняла.
Хотя я всю ночь убаюкивала куклу и привыкла к ощущению ненависти и боли, оно было столь же сильным, как и в первый раз. Даже когда я сказала, что скоро исполню ее желание и ее боль прекратится, это не принесло кукле облегчения — даже этому она не могла радоваться. Для нее все закончится, когда дело будет сделано. В этот момент я пожалела, что не зачерствела душой. Черствость мне сейчас не помешала бы. Не разделять ничьих чувств, не бояться предстоящей задачи… Прямо сейчас трудно было сосредоточиться на приятных мыслях, сопротивляясь воздействию куклы, — даже труднее, чем справиться с собственным горем.
