Первая ведьма Благоземья - Добромуд Бродбент
Марьяна все глаза выплакала. Третий день сыночка сестры-лиходейки мучили, словно мало ей было того, что происходило с ним. Первыми пришли Дутиха с Черевухой, лицо Милана опухло так, что глаз видно не стало, затем Желтея, Хрипуша и все остальные друг за дружкою. Ни один знахарь, ни одна травница Новограда не могли разгадать, какая хворь терзает юного княжича. Ни настойка, ни заговор, ни шепоток чудодейственный не помогали снять жар, наведённый Огневицей. Не помня себя, Милан метался в бреду. В тайне от мужа, занятого очередными заботами, она всё-таки пригласила волхва, а тот ей совсем безрадостные слова сказал:
— Прости, княжна, но за него видно Навея взялась, — он помолчал, давая понять, что смерти не избежать, и тихо добавил: — Я тут бессилен.
Нежданно двери в комнату распахнулись. Мышебор поспешил вернуться к больному сыну и застал волхва в комнате. Брови его вмиг сошлись на переносице, а рассерженный взгляд отыскал жену:
— Я же тебя предупреждал… — начал он.
— Наш сын умирает! — выкрикнула она недослушав.
Поумерило это гнев мужа.
— Ладно, отец, спасибо тебе, что пришёл. Иди, попроси у богов здоровья для княжича, — без лишних слов волхв из покоев выскользнул, шелестя одеяниями.
Для Марьяны это словно приговором сталось, не в силах себя сдержать, зарыдала навзрыд. Мышебор к ней кинулся, обнял, сам еле слёзы удерживает:
— Да что ж ты его раньше времени в землю укладываешь.
Внезапно со двора донёсся топот копыт. Снизу раздались голоса громкие, а через мгновение в покои ворвался Ратмир:
— Прости, княжна, — почти прокричал он, и тут же голос понизил: — Мышебор, там Щука примчал, несёт невесть что. Тебя требует.
— Щука? Пастух? Как же они мне все надоели, — простонал Мышебор, поцеловал Марьяну в лоб: — Я быстро.
Они вышли, прикрыв дверь. Крик Ратмира, словно в чувства привёл, разорвав оковы страданий, опутавшие душу княжны. Марьяна шмыгнула носом, убрала влажную прядь волос со лба сына. Материнское сердце подсказывало, что не переживёт Милан ночь, но холодный рассудок, уже взявший вверх, говорил, что знает, как его спасти. Она кликнула няньку и направилась вниз, к мужу. Хочет, не хочет Мышебор, но никто и ничто не остановит её на пути.
— Мы гнали стадо, как вдруг коровы разделились. Одни к городу пошли, а другие к реке. Я возвратить отбившихся вызвался. Пытался их остановить, но они не слушались. Ну одну, две коровы я бы ещё удержал, но два десятка. Как, Мышебор?! — пастух нервно мял шапку в руках.
— Это же коровы, а не кони с норовом.
— Вот именно! Они просто вошли в реку и утопли. Я не знаю, что произошло… клянусь Велесом, их будто кто-то вёл прямо в реку! Кто-то, кого я не видел.
Каждое слово Щуки подтверждало мысли Марьяны о проклятии. Мышебора же, наоборот, только злило. И злости его не понимала она. Он с силой ударил руками по столу, но сказать ничего не успел. К ним влетел один из дворовых, кто за скотиной смотрел:
— Мышебор! Ты должен это увидеть!
— Да что там ещё?! — воскликнул он.
Они высыпались во двор, погружающийся в вечерние сумерки.
Лучи заходящего солнца ещё озаряли высокие бревенчатые стены, придавая им тёплый золотистый оттенок. Обычно в эти часы княжеский двор казался особенно уютным и гостеприимным. Люди в услужении зажигали факелы и свечи, создавая уютные островки света среди наступающей темноты. В воздухе витал аромат жареного мяса и свежеиспечённого хлеба — на кухне уже готовили ужин. По двору сновали люди, занятые своими делами. Кто-то торопился в конюшню, чтобы позаботиться о лошадях, кто-то нёс в терем дрова для очагов, из открытых окон доносились голоса…
Но не сегодня. Сегодня весь люд спешил к коровнику. У Марьяны волосы на голове зашевелились, как только она переступила порог. Картина была просто невероятной: на каждом соске висел гусь. Коровы мычали от страха, но не пытались избавиться от гусей, которые высасывали молоко из их вымени.
— Откуда тут гуси?! — поразился Мышебор.
— По-похоже, тут все гуси города, — дрожащим голосом ответил один из скотников.
— Гусиная напасть — это ещё не самое страшное, вы на это поглядите, — заметил тот, кто прибежал за ними.
Он подхватил топор, лежащий на бочке, и с размаху воткнул в деревянную стойку. Мгновение — и по древку его закапало молоко. Губы Марьяны задрожали. Всё взаимосвязано: сын, коровы, гуси, молоко — это её проклятие. Подхватила она юбки и в сторону конюшен понеслась, а по дороге едва под копыта чужого коня не попала. Тот, встал на дыбы и сбросил наездницу со спины. В любое другое время она бы поинтересовалась, чей конь и откуда, но сегодня всё было неважным. Марьяна на ноги поднялась и только дальше бежать собралась, не обращая внимание на препятствия, как её сзади окликнули:
— Княжна! Княжна Марьяна!
— Настасья? — удивилась она, признав голос.
Обернулась, и правда, давняя подруга стоит. Так же, как и княжна, вся заплаканная.
— Ты чего тут?
— Не откажи в помощи, выдели людей. У меня сын в лесу заплутал. Ночами уже холодно, если не замёрзнет, то точно заболеет, — и слёз не сдержала.
— Не реви, — оборвала её Марьяна, а та по привычке приказа послушалась. — Ты же в Липны перебралась?
— Да, — и словно только заметила состояние самой княжны: — Что-то случилося?
— Мне Голуба нужна. У меня тоже не всё ладно. Проклята я и весь род мой!
— Я просила у неё помощи, она мне отказала.
— Почему?
— Говорит, Балда колдуном был.
— А он был?
— Не знаю, — и снова заплакала.
— Прекращай! Спасём сыновей, потом наплачешься, — велела Марьяна, оглянулась: — Ратмир! — крикнула она старшему дружиннику: — Собирай людей, едем в Липны.
Тот вроде как на коровник оглянулся, и Марьяна не постеснялась ему напомнить с угрозою:
— Никак ты забыл, кто княжна по праву рождения?!
Хоть до Липны было рукою подать, добрались они уже с темнотой. Только подъехали к дому Настасьи, а к ним парень с девушкой навстречу выбежали.
— Мы нашли Богдана! Нашли!
Мать от радости едва с коня на ходу не спрыгнула.
— Как? Где?
— Когда вы уехали, мы снова в лес пошли и отыскали его в ямах, где маслят собираем.
Вбежала в дом, к сыну кинулась, а он ледяной весь.
— Надо баню затопить, отогреть. Слышишь, Злата, — позвала она, но дочери не увидела. — А где Злата?
— Богдана мы нашли, а Злату потеряли. Но вы не волнуйтесь, когда второй раз пошли, мы оделись теплее. Злата не глупая девица, я уверен, ночь как-нить передюжит,
