Знахарь - Александр Павлович Сапегин
— Трофимыч, ты как сюда просочился, тебя никто не видел? Не вставай перед окном.
— Обижаешь, — осклабился хорунжий, но самодовольная улыбка растаявшим снегом стекла с лица казака, стоило ему взглянуть на Владимира. — Нет, а что? — Трофимыч из балагура моментально стал серьёзным, просеменив на корточках вглубь палаты.
— Похоже, по мою душу охотники пришли, — Владимир повёл глазами в сторону распахнутых оконных створок.
— Ты…
— Трофимыч, я не вру. Я чувствую направленную на меня ненависть и желание поквитаться. Молодые барышня и барчук, на морды чистые клистирки. Идут в наш корпус. Они меня в окно увидели.
— Понял… понял… Таки ты не прост, брат.
Вытащив из рюкзака плеть и заткнув её за пояс, Горелый убрал рюкзак под кровать, а сам встал в нишу, которая располагалась за полотном открываемой вовнутрь двери. Какая-никакая, а маскировка. По-видимому, раньше там стоял большой платяной шкаф, о чём говорил прямоугольный контур на стене, позже заменённый скрипучим двустворчатым угробищем из ДСП, вот и образовалась ниша.
Через четыре-пять минут ожидания в коридоре забряцала тележка, на которой обычно возят шприцы, градусники, лекарства и медицинские инструменты во время осмотров. С каждым дрожанием секундной стрелки часов, лежащих на тумбе, звуки бряцанья раздавались ближе и ближе. Вскоре к бряцанью инструментов добавился мерный стук каблуков. Через несколько ударов сердца звуки шагов и бряцанье стихли напротив двери в палату Владимира. Переглянувшись с Горелым, Владимир подтянул к себе костыли.
Зловеще скрипнув, дверь распахнулась во всю ширь, а в проёме показалась давешняя девица, толкающая перед собой тележку. Каштановые волосы ряженой мадемуазель скорее всего были крашеными, так как восточную кровь не могла скрыть никакая маскировка.
— Здравствуйте, больной, — белозубо улыбнулась холодноглазая барышня, — Петр Игнатович направил меня к вам на снятие гипса, а после обеда будет осмотр. Давайте я постелю на кровать клеёнку, вы ляжете, и мы размочим гипс.
Метиска или квартеронка с японскими корнями потянулась к ручке, чтобы закрыть дверь.
— ЙЯ-Я!
— К-ХА!
Всё произошло за какие-то доли мгновения. Трофимыча, пружинисто шагнувшего вперёд, ударом ноги буквально вбило в нишу обратно. Владимир попытался шарахнуть девицу костылём, который он перехватил на манер копья и шуранул без замаха, но алюминиевая «подпорка» для хромых и безногих улетела в дальний угол палаты, играюче выбитая убийцей.
— К-хе, — неожиданно пискнув раненым зайцем, крашеная азиатка закатила глаза и рухнула на пол.
— От же сучка, как кобыла лягнула, кха-кха, только у меня кистенёк имается, падла. К-ха. Черепушку я ей вроде не проломил, аккуратно бил.
— Спасибо, Трофимыч, уделала бы она меня, как бог черепаху, — подскакав к несостоявшейся убийце на одной ноге, Владимир взял с тележки скальпель. — Трофимыч, переверни её на живот.
Бросив на Огнёва нечитаемый взгляд, казак выполнил просьбу, после чего Владимир разрезал халат на спине убийцы, тщательно примерился и несколько раз стукнул пальцами выше поясницы. Под дернувшейся девицей расплылось пахучее желтое пятно.
— Я ей ноги отключил, чтобы не махала и убежать не вздумала. Трофимыч, там наши этажом ниже и второй хрен.
— Твою! — сорвавшись с места, выплюнул казак.
Не откладывая дело в долгий ящик, Владимир скальпелем разрезал шнур в горловине казачьего рюкзака, после чего стянул им руки фигуристой убийцы за спиной.
— У…е, — вырвалось у Огнёва, когда он принялся шмонать бессознательное тело со здоровущей шишкой на голове. Под юбкой, на внутренней стороне бедра у девицы обнаружилась плоская кобура с небольшим пистолетом. — Упакованная дрянь. Надо и сиськи проверить, с таким выменем в лифчик запросто ручной пулемёт заныкается или базука.
Тут с улицы донёсся нехарактерный для больницы треск бьющегося стекла. Перехватив пистолет и сняв его с предохранителя, Владимир попрыгал к окну. Вовремя! В разбитый стулом витраж первого этажа, который располагался напротив лестничного марша, ловко выпрыгнул «интерн». Приземлившись на землю, парень выхватил из-за спины воронёный «ствол» с набалдашником глушителя,
Бах! Бах-бах! Целил Владимир в корпус. Только дурак стреляет с неизвестной пукалки в голову. Тут бы в тело попасть, не говоря уже про молоко и ворону на дереве, тем более до киллера было метров двадцать пять — тридцать. Так и вышло, первая пуля чиркнула убийцу по бедру, вырвав клок ткани и пробороздив мякоть, остальные ушли в молоко. Бах-бах! Новая серия выстрелов отвлекла японского засранца, попытавшегося спрятаться за деревом, от выпрыгнувшего из окна казака. Бах! Не высовывайся, падла! Нагайка в руках Трофимыча будто живая змея хлестанула за ствол. Чпок! Вплетённая в кожу пуля на конце плети врезалась в глаз псевдоинтерна, не ожидавшего такой подлянки.
— А-А! — схватился за лицо убийца. Глазик-то тю-тю.
Плеть же свистела не переставая. Меньше, чем через минуту, киллер лежал на земле, не подавая признаков жизни. Кивнув Владимиру, продолжавшему держать ряженого гада на мушке, Трофимыч подобрал пистолет, выроненный японцем, или кто он там на самом деле.
— Живой, тварёныш, — уже сам держа киллера на прицеле, прогудел казак, приложив к его шее два пальца, после чего отступил на пару шагов назад. Не дай бог ублюдок очнётся и решит побрыкаться, тогда его и приголубят порцией свинца по куриным лапкам или глупой тыковке.
— Хороший у тебя кнут, Трофимыч, нашенский!
— Сам не нарадуюсь. Ствол откуда взял, герой?
— Это всё моя неотразимая харизма, — наполовину высунулся из окна Владимир. — Улыбнулся девушке, она и поплыла, гляди вот, пистолетиком поделилась.
— Ха-ха, харизма! —
