Кирстен Миллер - Вечные
— Но почему бы тебе просто не уехать?
— Из ОУ не уходят, не увольняются. — Движения Марты стали суетливыми. — Слушай, Хейвен. Может, мы о чем-нибудь другом поговорим, а?
— А можно поговорить о твоих видениях? — спросила Хейвен, надеясь, что через некоторое время к разговору об обществе удастся вернуться.
— Конечно. Наверное. Что ты хотела узнать?
— Как они начинаются? И что ты видишь?
— Видения у меня много лет, — сказала Марта. — Но после переезда в Нью-Йорк они стали страшноватыми. Я на несколько минут отключаюсь и вижу, как происходит нечто ужасное. Я все время вижу одного и того же мужчину, но никак не могу как следует разглядеть его лицо. А потом я непременно должна изобразить то, что увидела, и только так я могу выбросить видение из головы. Ни за что бы не подумала, что эти картины выставят в галерее. Вряд ли кому-то захочется повесить такое у себя дома. Но как только Йейн увидел эти работы, он сразу стал говорить, что устроит выставку. Я отказывалась, а он не желал меня слушать.
— А ты не догадываешься, что могут означать твои видения? — спросила Хейвен.
Марта украдкой глянула на незаконченную работу на мольберте. Пока картина представляла собой скопище цветовых пятен.
— Думаю, это что-то такое, что уже происходило. Некоторым людям удается заглядывать в будущее. А я могу видеть только прошлое. Так уж мне повезло.
— Может быть, видения пытаются тебе что-то сказать? — предположила Хейвен.
— Ну знаешь… Если так, то я полная дура, если до сих пор не поняла, что же мне такое хотят сказать. Хочешь посмотреть другие мои работы? Может, разгадаешь загадку?
— У тебя здесь есть другие картины? В галерее — не все?
Марта усмехнулась.
— Пойдем, — сказала она.
Она встала с унитаза и побрела по квартире, оставляя следы босых ног в пыли. Открыв дверь, она поманила к себе Хейвен. В кладовой штабелями высотой в три фута лежали холсты. Между штабелями пролегала узкая тропинка.
Хейвен ахнула.
— Сколько же тут картин?
— Всего? Около трех сотен. Иногда я пишу три-четыре картины за неделю. Просто без остановки.
— И они все разные?
— Ага.
Хейвен сняла картину с верха одной из стопок. На полотне была изображена компания хулиганов, собравшихся около большой ямы. На дне ямы находилась собака. Она скалилась, глядя на устрашающее полчище крыс. Не сказать, чтобы собака и крысы были готовы к бою, но люди явно жаждали поглазеть на кровопролитие. Стоявший поодаль мужчина с непрорисованным лицом наблюдал за происходящим.
— Ты говоришь, что выставить твои работы тебя уговорил Йейн? — спросила Хейвен, гадая, зачем кому-то могло понадобиться выставлять эти картины, в которых Марта пела хвалу самым темным сторонам человеческой натуры.
— Да. Он заглянул за несколько недель до смерти Джереми, чтобы отругать меня за наркотики. Потом он увидел картину, над которой я в тот момент работала. Клянусь, мне показалось, что он едва не упал в обморок. После этого он меня непрерывно уговаривал выставить картины. Джереми был жутко против этой идеи. Он говорил, что картины опасны. Будь он жив, никакой выставки бы не было.
— А где та картина, которая понравилась Йейну? — спросила Хейвен.
— Здесь, — сказала Марта. — Самое удивительное, что он не пожелал, чтобы она была в экспозиции.
Она исчезла за штабелем и вернулась с рисунком размером с два журнальных листа. В центре была изображена красивая, соблазнительная темноволосая девушка. На ее плечах лежала горжетка из лисы. Челюсти бедного зверя были сомкнуты на пушистом хвосте. Девушка стояла, положив руки на грудь молодого человека с огненно-рыжими волосами. В ее глазах застыла безмолвная мольба. Позади них был виден коридор. На пороге стояла невысокая светловолосая девушка, ее лицо было искажено ужасом. Констанс. Позади нее, в дальнем конце коридора, виднелась знакомая темная фигура.
У Хейвен чуть не подкосились колени. Она бы лишилась чувств, если бы в этот момент не зажужжал дверной звонок.
— Ну как тебе? Двое гостей в один день. Давненько у меня не было такой популярности. — Марта мертвенно побледнела. — Посмотри пока картины. Я сейчас.
— Алло? — проговорила Марта в динамик домофона.
— Это я, — послышалось в ответ. Это был Йейн.
Хейвен бросилась к Марте.
— Не впускай его! — прошептала она.
— Я не могу сейчас говорить, — сказала Марта Йейну с нескрываемым волнением. — Я занята. Потом заходи.
— Дело срочное, Марта. Впусти меня, или я сам войду.
— Где у тебя пожарная лестница? — спросила Хейвен, когда Марта нажала на клавишу, с помощью которой открывалась дверь подъезда.
— Вон там, — ответила Марта, указав на кладовку. — Только осторожнее, чтобы тебя не заметили. Не допускай, чтобы за тобой следили.
— Но кто меня заметит? Водитель Йейна?
— Да нет же! «Серые люди»! — прошипела Марта. — Понимаю, ты считаешь меня чокнутой, но поверь мне, они существуют.
ГЛАВА 43
Добравшись до последней ступеньки пожарной лестницы, Хейвен присела на корточки и спрыгнула на асфальт. Она добежала до конца проулка и заглянула за угол. Пес мочился на колпак колеса черного «Хаммера». Его хозяин терпеливо ждал неподалеку. Мимо проносились такси с пассажирами на задних сиденьях. Целый класс младших школьников в одинаковых желтых футболках топал за учителем. Дети были похожи на маленьких утят. Обычная нью-йоркская картина. Но через некоторое время Хейвен все-таки их разглядела. Два туманных силуэта в сером седане, стоявшем у тротуара напротив дома, где жила Марта. Женщина у окна прачечной-автомата. Аккуратно стриженный торговец сосисками. Марта была права. Уйти с этой улицы незамеченной было невозможно.
Хейвен вспомнила мужчину в поезде, в который она села в Джонсон-Сити. Потом вспомнила тех двоих, которые оказались рядом с ней, когда она очнулась от обморока в Грамерси-парке. Все они были безликими, неприметными и легко сливались с любой толпой. Были ли они «серыми людьми»? Если они охотились за ней, у них была уйма возможностей ее схватить. Почему они не воспользовались этими возможностями.
Затем, следя за следящими, увидела, как головы «серых людей» одновременно повернулись. Оттуда, где стояла Хейвен, ей не было видно, что привлекло их внимание. Что бы это ни было за действие, оно продлилось недолго, и через несколько секунд седан уехал, женщина, стоявшая у окна прачечной, ушла. Продавец сосисок покинул свой ларек.
Как только Хейвен появилась из-за угла, в этот самый момент из бутика вышла женщина в облегающем темно-сером платье. Ее руки были пусты, она ничего не купила. У нее даже сумочки не было. Стоило Хейвен увидеть гриву густых черных волос, и она сразу узнала президента общества «Уроборос». Держась на предусмотрительном расстоянии, Хейвен пошла за Падмой Сингх на восток. «Не зря она здесь оказалась, — подумала Хейвен. — Это не случайное совпадение!»
Отстав от Падмы на полквартала, Хейвен шла и смотрела, как группы туристов расступаются, давая дорогу индианке. Мужчины, увидев ее, отпускали руки своих подружек. Женщины оглядывались через плечо. Рядом со средними людьми Падма казалась необычной. Даже ее деловитая походка выглядела невероятно сексуально.
Миновав Сити-Холл и оказавшись на границе финансового района, Падма пересекла Перл-стрит и направилась к Ист-Ривер. Дома здесь стояли приземистые, старые, из-под асфальта проступала старинная мостовая. В нескольких кварталах отсюда находилось то, что осталось от старого городского морского порта. Улицы этого района некогда были одними из самых опасных в мире. Здесь разгуливали подвыпившие матросы со всего земного шара и нью-йоркские грабители, охотившиеся на этих матросов.
На Уотер-стрит Падма повернула налево и остановилась перед старинным кирпичным домом, стоявшим в тени, отбрасываемой Бруклинским мостом. Здание было невысоким — всего три этажа. Под остроконечной крышей расположились два очаровательных мансардных окна. Дом казался крошечным в сравнении с высокими зданиями, сжимавшими его с обеих сторон. Падма позвонила в звонок и стала нетерпеливо ждать. Наконец дверь открылась, и она исчезла за ней.
Хейвен подкралась ближе. С каждым ее шагом солнце словно бы меркло. Она услышала мужской смех, звон бокалов, цокот конских копыт. Остановившись перед кирпичным домом, она поняла, что видела его раньше. К стене дома была привинчена табличка.
«Роуз-Хаус. Третье по древности здание на Манхэттене. Построено в 1781 году капитаном Джозефом Роузом, богатым купцом. За время своей истории дом был пансионом, борделем, таверной, баром и жилищем так называемого Главного Злодея в Нью-Йорке».
