Время моей Жизни - Ахерн Сесилия

Когда я пришла к ним на кухню — полностью одетая, — они умолкли. На столе стоял омлет и две чашки кофе. Они посмотрели на меня: Дон ласково, а Жизнь искоса. Мистер Пэн встретил меня из гнезда в туфлях на подоконнике очень неодобрительным взглядом — я сама так смотрю на него, когда он писает где не надо, — видимо, он считал, что я не права.

— Понятно, меня обсуждаете, — сказала я и включила чайник.

— Я твоя жизнь, а он только что провел с тобой ночь, что ж нам еще обсуждать? Он оценил тебя на четверку по десятибалльной шкале, кстати говоря.

— Не слушай его, Люси.

— Не буду.

— В кофеварке тебе кофе остался, — мимоходом заметил Жизнь.

— Вот спасибо. Кофе ты мне оставил, а завтрак не сделал?

— Завтрак готовил не я, — фыркнул он.

— О, прости. — Я посмотрела на Дона.

— Он в микроволновке, разогревается.

— Спасибо.

Не очень обнадеживающее поведение для человека, который больше не хочет с тобой общаться, но все же шанс есть. В задумчивости я открыла дверцу, чтобы взять омлет.

— Осторожно, тарелка горячая, — предупредил Дон, но я пропустила это мимо ушей и взяла ее голой рукой. Она была очень горячая! Я взвыла от боли, а Дон уже вскочил и бросился ко мне.

— Дай я посмотрю. — Он осторожно взял мою руку и немедленно повел меня к раковине, встал рядом и, не отпуская меня, держал ее под струей холодной воды. Наконец рука у меня совершенно заледенела, и я хотела закрыть воду, но он твердо сказал: — Нет, надо держать не меньше пяти минут.

Я открыла рот, чтобы возразить, но молча закрыла его обратно.

— Как ты этого добиваешься? — поинтересовался Жизнь.

— Чего именно?

— Чтоб она не спорила?

Дон усмехнулся, ничего не ответил и продолжал заниматься моей рукой с самым озабоченным видом.

— Да чего уж, все равно придется ампутировать. — Жизнь отправил в рот очередную порцию омлета.

— Ты такой заботливый, — кивнула я, — просто прелесть. Вот у Дона бы поучился.

— Он с тобой спит, ему приходится притворяться.

Он шутил и ерничал, но я видела, что Дон ему очень по душе. Он просто сиял и выглядел лучше некуда — в новом темно-синем пиджаке, идеально подобранном под цвет глаз. Да, из бесцветно-мышино-серых они стали темно-голубыми. Он больше не шмыгал носом, да и сам нос как будто уменьшился, зубы сияли белизной, дыхание посвежело, и вообще он превратился в настоящего симпатягу. Он подначивал меня, но я знала, что это любя. Казалось бы, я и сама должна быть счастлива, но что-то меня угнетало. Что-то было не так.

— А чего это ты так вырядился?

— Сегодня вечером я ужинаю с твоими родителями.

Услышав это, Дон глянул на меня с сочувствием.

— Точнее, даже не я, а мы. Мы сегодня вечером идем к ним в гости. Вчера я позвонил им и пообщался с очень приятной дамой по имени Эдит. Она чрезвычайно обрадовалась, узнав, что мы придем вдвоем, и сказала, что немедленно предупредит твоих родителей о нашем визите, а также обещала приготовить нечто вкусное.

Так, похоже, у меня мини-приступ паники.

— Ты хоть немного соображаешь, что делаешь?

— Да. Я вместо тебя проявляю элементарную вежливость по отношению к родителям. За что ты должна быть мне благодарна. Твоя мама нуждается в помощи, а ты и ухом не ведешь. Кстати, она и в вашей помощи нуждается, — он посмотрел на Дона, — там в гостиной кофейное пятно на персидском ковре. Ужа-а-асное. — Он скорчил страдальческую мину. — Так что я дал им ваш телефон.

Ну, это уж вообще ни в какие ворота. Я тут пытаюсь потихоньку избавиться от Дона, а он фактически приглашает его в дом к моим родителям. Теперь их будет двое — тех, кто был у меня в студии и в Глендалохе.

— Нет, ты не понимаешь, насколько все это ни к чему. Ей абсолютно не нужна моя помощь, она великолепно сама все устроит. Она собственные похороны организует на высшем уровне и без чьей-либо помощи, уж поверь мне. А отец… о господи, что же ты наделал! Он с тобой познакомится? Да ему же не о чем будет с тобой говорить в принципе.

Я горестно прижала к щеке здоровую руку, а потом вдруг осознала, что Дон тоже здесь и все это слышит. Поэтому выпрямилась и продолжила как ни в чем не бывало:

— Погода сегодня вроде хорошая, да?

Жизнь покачал головой, глядя на Дона. А Дон, который все еще держал мою руку под ледяной водой, вдруг сделал что-то неуловимое, как-то всем своим существом, молча и без единого жеста, дал мне понять, что он меня поддерживает.

Мы вышли на улицу и встали в тени моего дома. Через дорогу, в парке, светило утреннее солнце, но здесь было прохладно и ветер задирал мне платье, а я пыталась прижать его к ногам, хотя ничего такого, чего Дон не видел бы ночью, под платьем не обнаружилось бы. Но теперь все было по-другому.

— Подвезти вас на машине супергероя? — предложил Дон, но я слышала неловкость в его голосе. И дело было не только в его странноватом авто, но и в том, что сейчас утро, ночь превратилась в новый день, а он все в той же одежде, и я держусь отстраненно вот уже не меньше получаса. Ему не за что ухватиться.

— Нет, спасибо, я поеду на своей, нам же вечером к родителям.

Настал самый ужасный момент: как прощаться — пожать руки, поцеловаться, кивнуть, не дотрагиваясь друг до друга?

— У меня завтра выходной, можем встретиться, если хочешь. Пообедаем где-нибудь. Или кофе попьем, или поужинаем, или выпьем.

— Богатый выбор, — усмехнулась я, пытаясь вежливо отказаться от всего. — Я завтра уезжаю после работы. — Я чуть не сказала «и вернусь очень поздно», но, возможно, Блейк захочет, чтобы я осталась с ним раз и навсегда, и тогда мне придется нанять фургон, чтобы перевезти свои вещи в Бастардстаун, в графство Уэксфорд.

Это должно бы меня вдохновлять, но нет, почему-то мне не хочется покидать свою уютную студию, к которой я так привязалась. Интересно, Блейк согласится там жить? Тот Блейк, которого я знала, не согласился бы на это ни за что на свете. Кухня крошечная, ему негде будет развернуться, чтобы готовить свои кулинарные шедевры, а если он, например, решит подкинуть блин — отработанным, артистичным жестом, — тот улетит со сковородки прямо на лампу. Нам придется сражаться за место на одежных занавесках, ведь у него куча шмоток. И он не поместится в маленькой ванне, не говоря уж о том, чтобы нам вдвоем распивать там вино, как мы, бывало, делали в пекарне по воскресеньям. Я представила себе Дженну, обвившую его ногами за талию в пенной ванне, и у меня бешено застучало сердце. Пока я обдумывала нашу совместную жизнь с Блейком, Дон напряженно смотрел на меня. Потом сказал:

— Да, разумеется, — ты же едешь к своему бывшему бойфренду.

Я не знала, что на это ответить, и промолчала.

Он откашлялся.

— Это, наверное, не мое дело, но… — Он не стал продолжать, может быть, потому что я отвернулась. Меня удивило, как он это произнес, неожиданно жестко и отчужденно. — Что ж, ладно, спасибо за вчерашний вечер.

Я взглянула на него, он кивнул и пошел к машине. Обернулся и помахал на прощание Жизни, а тот помахал в ответ. Он сел в фургон и завел двигатель. Я не хотела, чтобы все так закончилось, хоть именно я к этому и подвела, но мне не удалось заставить себя произнести ни единого слова. Так что я молча стояла и смотрела, как он уезжает, чувствуя себя распоследней дрянью, а потом развернулась и пошла к своей машине.

— Эй, — Жизнь последовал за мной, — что случилось?

— Ничего не случилось.

— Но он же уехал, совсем. Вы что, поссорились?

— Нет.

— А он предложил тебе встретиться еще?

— Да.

— И?

— Я не могу. Мы завтра уезжаем.

Я пыталась ключом открыть дверь машины, но она не поддавалась. Я сердито пыхтела, а Жизнь неодобрительно наблюдал за мной.

— Мы едем туда-обратно на один вечер и завтра поздно ночью уже вернемся.

— Угу, наверное.

— Что значит — наверное?

Меня бесил ключ, и меня бесил Жизнь. Я взорвалась:

— Завтра я намереваюсь сказать человеку, которого люблю, что я его по-прежнему люблю. Неужели ты думаешь, что я хоть на минуту сомневаюсь, не предпочесть ли мне в этой связи свидание с мужчиной, который ездит на желтом фургоне с волшебным ковром-самолетом на крыше?