Юрий Леж - Черный дом
"Подготовиться к открытию входа в режиме сервисного обслуживания. Сменить пароль и код"
"Готовность полная. Введите новый пароль"
"Семь, пять, четыре, восемь, ноль, один, семь, девять, три, три, ноль, два"
"Введите новый код"
"Код звуковой. Включить запись"
"Говорите после сигнала"
Пискнуло где-то в глубинах, под столом, и тут же сигнал повторился и прозвучал из верхнего динамика.
— Долла, — четко артикулируя, произнесла Маха.
"Код принят. Режим сервисного обслуживания включен"
От дверей почти к самому столу, на котором восседала Маха, протянулся узкий невысокий коридорчик, очерченный жесткими желтоватыми световыми стенками. Внутри коридорчик на разной высоте перечеркивали разноцветные лучи, похожие на прозрачные куски арматуры.
"Перед началом сервисного обслуживания сдайте на временное хранение весь массив долговременной и оперативной памяти", — настойчиво потребовал голос.
"Вот те нате, хрен в томате, — чужими словами подумала Маха, — как это так? вот сразу взять и сдать кому-то все, что есть у меня за душой? Зачем? Не хочу…"
И тут она поняла, что после слов неизвестного бездушного автомата, притаившегося под столом, в заблокированной, недоступной для людей комнате, посреди бетонного подвала в чудом уцелевшем здании, ее охватил самый настоящий страх. Заключался этот страх не в дрожании рук и ног, не в замирании сердца или холодном поту, стекающем между лопатками и по вискам. Страх материализовался, превратившись в лихорадочную переборку накопившейся в ней за долгие годы информации, самого ценного, что вообще было в Махе, огромного куска ее "я", спрятанного, сокрытого от посторонних.
Она ни за что, никому и никогда не хотела и не могла отдать то, что знала, потому что это было не только ее знание, это было и знание о других, знание, которое могло не только принести пользу, но и повредить кому-то из ее знакомых, подельников, друзей…
… Вокруг Махи буйствовала природа. Зелень травы, хлесткие удары ветра по пригибающимся и вновь восстающим на свое место кустам с зелеными и желтоватыми, чуть выгоревшими на солнце листьями. И само солнце, заливающее мир вокруг беспощадным, но таким живительным светом, и облака, белесые, едва заметные в высоте, плотные, белые и веселенькие чуть пониже. И прохлада, тянущаяся от воды в жару летнего полудня, подгоняемая ветерком, такая чистая и желанная. В высокой, разноцветной траве стрекотали кузнечики, какие-то мошки перелетали с цветка на цветок, резкими, угловатыми рывками носились стрекозы. И вода в реке, покрытая рябью, цветная, текучая, живая, поблескивала на солнце. И в тени, под склонившейся к воде старой ивой, темнел глубокий омут, и веселые струйки реки, казалось, обегали его стороной, стараясь не тронуть холодную стоячую воду, не врезаться в нее, не быть поглощенными, не уйти в глубину. И только Маха, неторопливо ступая прямо по высокой траве, раздвигая ее коленями и бедрами, упрямо и настырно шла к омуту. Он тянул, как магнит тянет к себе железо, своим спокойствием, уверенностью, глубиной и — страхом. В него нельзя было прыгать с разбега, нырять, сломя голову. В эту черную непрозрачную глубину можно было опускаться только постепенно: сначала ноги до колен, потом — выше, по бедра, следом — торс, плечи, шея, голова… вот уже и глаза скрыты чуть колышущейся водной завесой, уже начинает темнеть, где-то высоко, над головой, остается солнце и свет, а омут тянет в себя, не выпуская и не принуждая погружаться все глубже и глубже, туда, где на дне нет ни света, ни жизни, а только вечный темный покой… покой до конца, до последних мгновений этого мира…
Нет! Маха встряхнула головой, отгоняя внезапно возникшее наваждение. Она точно знала, что никогда не видела зеленой травы и стрекоз, никогда не ощущала прикосновения живого ветра к своей коже, и небо для нее всю жизнь было серым, а не голубым. И нечего отдавать ей на хранение непонятной железяке под столом. А может, и не только под столом, кто знает, на какую еще глубину уходит вниз это подземелье, набитое нечеловеческой, но кем-то предназначенной для людей, техникой?
Будто вспышкой в мозгу промелькнуло озарение, и пальцы вновь резво и умело забегали по клавишам: "Введите код и пароль для доступа к долговременной памяти".
Маха улыбнулась, довольная собой, теперь никто чужой не сможет взять принадлежащее ей и спрятанное в глубинах мозга, он, этот чужак, просто не знает кодов доступа в нее. Как, оказывается, легко и просто можно избежать ошибки, как легко и просто обмануть железную логику механизма, рожденного из логики человеческой.
"А еще говорят, что мы не умеем врать, обман не свойственен доллам, это качество чисто человеческое", — мелькает где-то на окраине сознания мысль, тут же сметенная бархатным, манящим голосом из динамика: "Код Ультра-Зет. Пароль Долла. Обеспечьте прямой контакт с носителем информации"
Из маленькой, не бросающейся в глаза панельки на углу столешницы сам собою выполз, извиваясь, тоненький, серый кабель с каким-то неизвестно-знакомым разъемом на конце, блеснувшим холодным металлом. Маха, еще не вполне понимающая смысла происходящего, но уже знающая, что все происходящее неизбежно и воспринимать его следует только, как должное, протянула руку, привычно и умело прихватывая кабель на пол-ладони ниже разъема. Показавшийся знакомо-неизвестным кабель наощупь не вызывал никаких ассоциаций со змеей, готовой впиться ядовитыми зубами в ее тело, впрыснуть яд, отскочить, втянуться в свое гнездо в углу стола. И тут же у Махи на самом краю сознания невольной вспышкой блеснула и тут же пропала мысль: "Куда же его пихать-то, этот шнур для контакта с носителем?", а рука с кабелем уже, продолжая движение, тянулась к груди, а пальцы второй быстро, автоматически, задирали свитерок, расстегивали пуговицы, обнажая бледную синевато-серую и холодную кожу… Стальная пластинка, ограждающая от повреждения сверхтонкие контактные иглы, сдвинулась при соприкосновении с телом, утопая в утолщении на конце кабеля, иглы вошли в кожу безболезненно, неощутимо, и только легкий зуд под левой грудью сказал Махе, что контакт установлен.
"Чудеса в решете", — успела совсем по-человечески подумать девка, и ее мозг захлестнула волна…
… через долю секунды калейдоскоп в голове Махи остановился, сложившись в четкое изображение круглого зала и только легкая, едва уловимая щекотка под грудью да четкие, мелькающие циферки в углу левого глаза напоминали о происходящем.
Пару раз сморгнув, Маха погасила цифровое изображение в глазах и несколько секунд прислушивалась к собственным ощущениям, но услышала из динамика неожиданное:
"Оперативная память скопирована. Идет копирование долгосрочной памяти. На вашу идентификацию есть сообщение. Начинаю передачу"
Чей-то голос, знакомый и давно забытый одновременно, зазвучал в голове непонятными интонациями, а перед открытыми глазами бежала строчка букв, дублируя это пока еще таинственное послание.
"Кажется, я из себя представляю совсем не то, что сама себе представляю, — подумала Маха, старательно изображая на лице усмешку. — Вот только представить все как-то особого желания не возникает…"
26Из-за двери, мелко перебирая ногами и взмахнув руками, чтобы удержать равновесие, со своей вечной глуповатой улыбкой, будто наклеенной на лицо, показалась Таньча. Она шагнула в зал после сильного и не совсем дружелюбного толчка в спину и замерла на пороге, ловя равновесие и вглядываясь в полумрак, подсвеченный огоньками на панелях непонятной аппаратуры. В сравнении с абсолютно темным, пустым коридором, центр связи — теперь Маха знала, что это именно центр связи — был все-таки освещен и казался наполненным жизнью. Но Таньча, похоже, ничего этого не поняла, а дернулась было вправо, уходя с дороги, уступая ее кому-то шедшему следом, и Маха сообразила, что ее невольная подруга не видит четко очерченных светом стен тоннеля, ведущего от входной двери к столу, на котором она сидит. Маха не знала — почему, но была твердо уверена, что выходить за пределы этого маленького коридорчика смертельно опасно.
— Стой! Замри! — резко и громко крикнула Маха со своего места. — Только вперед! Медленно! Влево-вправо — нельзя!
Её несколько сумбурное предостережение подействовало, Таньча отшатнулась от светящейся стены и осторожно, маленькими шажками, ощупывая перед собой пол, как слепая, двинулась вперед, на голос, продолжая всматриваться в зал, но почему-то так и не видя подруги.
— Рыжая! Жива? отзовись? — крикнул, едва войдя вслед за девкой, Хромой, памятником замирая возле дверей, видимо, он услышал предостережение Махи.
— Жива, жива, куда я денусь, — уже спокойнее отозвалась Маха. — Ты иди за Таньчей, только не шебуршись влево-вправо…
— А там что? — уточнил Хромой, все еще не двигаясь с места.
