Кирстен Миллер - Вечные
— Я… Я в самом деле не знаю, что вам рассказать, мисс Уитмен. Вы, наверное, начитались книг про реинкарнацию. Спасибо вам за помощь, но у меня назначена еще одна встреча.
— Какая жалость, — чуть капризно проговорила Френсис. — Ну хорошо. Только пообещай мне, что ты еще разок ко мне заглянешь, когда завершишь свое исследование.
— Обещаю, — солгала Хейвен. У нее слегка закружилась голова. Подступало видение, а ей надо было оставаться на ногах и быть настороже.
Выбежав из подъезда «Андорры», Хейвен, как в тумане, перешла улицу и вошла в Центральный парк, надеясь добраться до безопасного места к тому моменту, когда лишится чувств. Хейвен обессиленно опустилась на траву у пруда. «Наверное, Констанс тут сидела сто раз», — успела подумать она, и перед глазами у нее потемнело.
Она почувствовала, как сиденье раскачивается под ней, и поняла, что сидит в лодке, плывущей по озеру. Небо над головой было черным и беззвездным. В воздухе послышалось шипение и свист, а потом над головой расцвели огни. Повсюду вокруг Констанс в темной воде отразились букеты фейерверков.
Через неделю после того, как Констанс вернулась на корабле из Европы, она проводила почти все время с Этаном. Она наконец нашла жизнь, о которой мечтала. Она верила ему, когда он говорил ей, что они предназначены друг для друга.
— Ты давно знаком с Ребеккой? — спросила она.
Она не раз видела, как расцветает прекрасное лицо Ребекки всякий раз, как только Этан входит в комнату.
— Чуть больше года, кажется.
— Она в тебя влюблена, да?
— Ей так кажется, — ответил Этан.
— Что это значит?
— Это значит, что она меня с кем-то спутала.
— И часто такое бывает? — спросила Констанс с ноткой тревоги.
— Случается, — ответил Этан. — Но не с нами.
Этан, работая веслами, вывел лодку на середину озера и усмехнулся, глядя на Констанс, а потом зажег огонек в фонаре, который они захватили с собой.
— Иди сюда, Констанс, — решительно проговорил Этан.
— Темно, — сказала она.
— Как ты думаешь, зачем я привез тебя сюда?
Она почувствовала, как его пальцы обвивают ее запястья. Его сильная рука перетянула ее на середину лодки. Она упала в объятия Этана, лодка раскачалась. Она могла перевернуться. Констанс видела такое. Именно так утонула одна девушка. Но Констанс не могла отказать Этану.
Очнувшись, Хейвен услышала скрип уключин. Вдалеке послышался девичий смех. Хейвен представила себе Констанс и Этана, плывущих в лодке по озеру, их призрачные силуэты, мерцающие над гладью воды в свете луны. Вдруг что-то ткнуло ее в бок, и она вздрогнула и села. Ее обнюхивал бигль.
— Вы в порядке? — спросил мальчик-подросток, хозяин собаки. — Я уж «Скорую» вызвать хотел.
— Все нормально, спасибо, — сказала Хейвен, взялась за протянутую руку мальчика и встала на ноги. «Нужно что-то придумать и перестать падать в обморок в общественных местах», — подумала она. И все же последнее видение несказанно порадовало ее. Это видение, пришедшее к ней сразу после беседы с Френсис Уитмен, стало идеальным лекарством от подозрений, которые отравляли ее, как яд. Френсис была права. Этан ни за что не убил бы Констанс. Парень в лодке был без ума от любви. Хейвен ощутила это по тому, как он обнимал Констанс. Такую страсть невозможно было разыграть. Когда он целовал ее в ту ночь на озере, Констанс поверила в то, что ничто — и уж, по меньшей мере, другая женщина — не разлучит их.
Хейвен поспешно возвратилась в домик на Вашингтон-Мьюс. Йейн полулежал на диване и читал «New York Times». Он взглянул на Хейвен поверх газеты, улыбнулся и ни о чем не спросил. Он всеми силами старался сдержать обещание предоставить Хейвен свободу. А к ней мгновенно вернулись те чувства, которые она питала к нему в Италии. Она опустилась на колени рядом с диваном и поцеловала Йейна.
— Не хочешь узнать, где я была? — спросила она игриво, надеясь, что Йейн не забыл об их споре.
— Только если ты сама хочешь мне рассказать, — ответил Йейн. — В противном случае ты можешь бывать, где пожелаешь.
— Насколько я догадываюсь, это означает, что ты кого-то приставил ко мне и за мной следят? — спросила Хейвен.
— Очень забавно. Но поскольку у тебя такое веселое настроение, я, пожалуй, спрошу. Чем ты сегодня занималась?
Хейвен была готова рассказать ему все.
— Я ходила в Центральный парк, сидела у озера и любовалась людьми, катающимися на лодках, — совсем как когда-то мы с тобой.
— Ах, я тогда был таким романтиком.
— Ты до сих пор романтик.
Хейвен вспомнила о розе, выброшенной в окно, и ей стало стыдно.
— Благодарю. — Йейн поцеловал ее. — Прости, что я был так суров к тебе вчера. Могу только догадываться, как тебя это смутило. Я должен напоминать себе о том, что ты не так хорошо все помнишь, как я. Я надеюсь, что в один прекрасный день ты вспомнишь больше, а пока могу я попросить тебя больше доверять мне?
— Обещаю, — проговорила Хейвен.
— Хорошо. Мне очень хотелось бы сводить тебя поужинать и соблазнить новыми рассказами о нашем прошлом. Но на вечер у меня планы, которые я не могу отменить.
— Что-нибудь интересное? — спросила Хейвен, закрыв глаза и положив голову на грудь Йейна.
— Если можно назвать ужин с девяностолетним адвокатом интересным.
Хейвен распахнула глаза. Он снова солгал ей. Она не смогла бы объяснить, как она это почувствовала, но — почувствовала.
— Когда ты уходишь? — спросила она. — Может быть, я схожу в кино.
ГЛАВА 40
Хейвен откинулась на спинку заднего сиденья такси. Она искоса поглядывала на красную дверь. Было десять минут девятого. Йейн задерживался, счетчик такси щелкал. Черный «Мерседес» с включенным мотором стоял в конце улочки, выбрасывая облака выхлопных газов, и ждал своего пассажира. Хейвен уже гадала, не упустила ли Йейна. Может быть, он решил пройтись пешком или взял такси, но тут красная дверь открылась, и вышел Йейн. Он был в джинсах и черном пиджаке. Бросив равнодушный взгляд на такси, он уселся в свой «Мерседес». Когда он выехал на Пятую авеню, такси, нанятое Хейвен, скользнуло в поток машин следом за ним.
Солнце клонилось к закату, по всему городу зажигались фонари. За окнами нью-йоркских домов разыгрывались бесчисленные сцены. Люди плакали, дрались, танцевали в нижнем белье, и все они не думали о том, что их могут увидеть снаружи. Приготовившись к долгой поездке на север Манхэттена, Хейвен устроилась поудобнее и посматривала на окна. Но путешествие оказалось неожиданно коротким. «Мерседес» повернул на запад на Двадцать первой улице и остановился перед бывшей авторемонтной мастерской, переделанной в картинную галерею. Фасад, выходящий на улицу, был целиком застеклен. У Хейвен екнуло сердце. В галерее сотни людей собрались на вечеринку. Они ходили за стеклом, словно диковинные существа, которых привезли в зоопарк и выставили на всеобщее обозрение. И ни один из них не подходил под определение «девяностолетний адвокат».
Хейвен расплатилась с таксистом, нашла затененную подворотню на противоположной стороне улицы и стала наблюдать за Йейном, пробирающимся через толпу. Все встречные целовали его в щеку, похлопывали по спине или что-то шептали ему на ухо. У Хейвен, что называется, душа ушла в пятки. Она поняла: это еговечеринка. И она на эту вечеринку не приглашена. Возмущение взяло верх, и Хейвен присоединилась к группе девушек, флиртующих с двумя мужчинами, раздающими приглашения. Следом за девушками Хейвен вошла в галерею.
Ослепительно-белые стены были увешаны картинами. Хейвен остановилась перед одной из работ. Широкие, смелые мазки, а цвета такие яркие — словно живые. На полотне был изображен пожар в Древнем Риме. На дальнем плане рушились храмы. Крошечные горожане бежали по улицам. На переднем плане, вдали от всего, что происходило в других местах, на холме стоял человек в черном и смотрел на хаос, воцарившийся в городе. На полотне фигура этого человека имела рост всего около пары дюймов, и его легко было не заметить на фоне языков пламени и клубов дыма. Хейвен стало немного не по себе, и она перешла к следующей картине. На ней был изображен тот же самый человек. Он стоял в спасательной шлюпке и смотрел, как пассажирский пароход исчезает под мрачными волнами. На третьем полотне убитая горем блондинка подсматривала через замочную скважину за своим мужем и другой женщиной. Но за ней самой тоже наблюдали. Кроме этих трех, на выставке было представлено еще несколько десятков картин. Катастрофы и трагедии. Сцены анархии и бунтов. И на каждом из этих полотен непременно присутствовала черная фигурка. Казалось, именно этот персонаж приводит в движение силы стихии, словно дирижер, управляющий оркестром, исполняющим безумную симфонию.
