Матс Страндберг - Круг

Я перестану, думает она. Я перестану. Скоро. Я обещаю.

Но в глубине души она совсем не уверена, что сможет остановиться.

III

Мину идет быстрым шагом по щебневой дороге к «Болотным Копям». На земле лежит пелена изморози, воздух пахнет снегом. Мину одета в лыжные брюки, пуховик, шапку и варежки и чувствует себя как борец сумо на прогулке.

В выходные она обычно спит как минимум до девяти, иногда до двенадцати. Сегодня утром она спустилась к завтраку в полвосьмого. Мама сидела за кухонным столом со своей обязательной чашкой кофе и журналом, который можно читать, только если знаешь тысячи латинских терминов. Мама подняла глаза и, увидев Мину, удивленно изогнула брови.

— У тебя что, спешат часы? — спросила она, перевернув страницу.

— Пытаюсь выработать полезные привычки, — ответила Мину, мысленно передернувшись от того, как бодро она врет.

— Мину, не обязательно всегда и во всем стремиться к совершенству…

— Мы еще собирались репетировать пьесу, — перебила Мину, чтобы как-то остановить проповедь.

— О, как мне не хватает в этом городе культурных мероприятий! — воскликнула мама и отодвинула газету. — Что за пьеса?

Мину тут же поняла, что сморозила чушь.

— «Ромео и Джульетта». По-английски.

— Вы будете ставить всю пьесу?

— Нет, только несколько сцен.

— Все равно хорошо. Только начали учебу и уже ставите Шекспира на языке оригинала. Какой амбициозный учитель. А кого играешь ты?

— Мы еще не решили. Видимо, какое-нибудь дерево.

— Ты будешь прекрасным деревом, — улыбнувшись, сказала мама.

Она поднялась из-за стола и быстро обняла Мину.

— Ну, тогда ни пуха ни пера.

Мину натянуто улыбнулась. Как только мама вышла из кухни, Мину налила в чашку-термос кофе из кофеварки, сдобрив его большим количеством молока.

И вот теперь она хлебает свой напиток, но кофеин на нее не действует. Когда Мину наконец подходит к «Болотным Копям», она чувствует себя такой усталой, что готова лечь на танцплощадку и заснуть.

И она бы наверняка так сделала, если бы Линнея уже не ждала ее. Линнея сидела на краю сцены, писала что-то в дневнике и выглядела еще более усталой, чем Мину. На ней был огромный, словно с чужого плеча, темно-синий пуховик — совершенно не в ее стиле.

Мину залезает по лесенке на сцену. Линнея не поднимает глаз.

— Привет, — говорит Мину.

— Привет, — отвечает Линнея и продолжает писать дальше.

Мину отпивает кофе, облокачивается на перила и заставляет себя не болтать, а стоять молча.

Но в голове ее продолжается бесконечная круговерть: планы, списки неотложных дел, различные варианты развития событий, которые она придумывает, тут же отвергает и заменяет новыми. Не говоря уж о тех случаях, когда она сказала что-то необдуманное или в чем-нибудь оплошала. Иногда ей вспоминаются неловкие ситуации, случившиеся сто лет назад, и она не знает, куда деваться от стыда. Как в тот раз, когда она и ее двоюродная сестра Ширин играли, что Барби и Кен занимаются сексом, и тут вошла тетя Бахар. Ширин тут же закричала, что все придумала Мину. И это было правдой. Бахар просто посмеялась, но Мину до сих пор готова провалиться сквозь землю, стоит ей вспомнить это.

Линнея неожиданно хихикает.

— Ты что? — спрашивает Мину.

— У тебя сейчас был такой смешной вид!

Мину неуверенно улыбается.

— Это кофе? — спрашивает Линнея.

— Хочешь?

Мину подходит к Линнее и протягивает ей чашку. Линнея берет ее и выпивает одним махом, как воду.

— Ой, я тебе не оставила, — говорит она, смущенно улыбаясь.

— Ничего, — отвечает Мину, отставляя чашку в сторону.

Линнея убирает блокнот в один из безразмерных карманов куртки.

— Что-то в нашей компании многовато противных людей. Не знаю, смогу ли я общаться с этой мымрой-директрисой — так и хочется ее задушить.

Мину не знает, что сказать.

Дни, прошедшие после встречи в директорском кабинете, были для нее в каком-то смысле самыми лучшими за последнее время. Наконец у них появился руководитель. И можно не думать о демонах, а сосредоточиться на уроках и мечтаниях о Максе.

Мину знает, что Линнея считает директрису виновницей смерти Элиаса и Ребекки. Но сама Мину не уверена в этом. Наверняка им просто не все известно. Мину не может поверить, что директриса позволила двум людям погибнуть и не вмешалась только потому, что обязана следовать каким-то правилам.

Мину хочет дать Адриане шанс. Выбора нет, а разобраться в ситуации хочется позарез. К тому же Мину надеется, что директриса обнаружит и у нее какие-нибудь способности.

— Ты думаешь, у тебя есть сила? — спрашивает она Линнею. — В смысле та, которую ты пока не обнаружила.

Линнея встречается с Мину взглядом.

— А у тебя есть?

— Пока нет. Но я думала, что раз у остальных… Ты чувствуешь что-нибудь особенное?

Взгляд Линнеи перемещается к входу в парк, где появляется Ванесса. На ней слишком тонкая куртка, как будто девушка не желает признавать наступление зимы.

Наверно, Ванесса считает, что времена года сами должны подстраиваться под ее одежду, а не наоборот, думает Мину, опять чувствуя себя борцом сумо.

— Блин, вчера перебрала, сегодня голова раскалывается, — стонет Ванесса и взгромождается на сцену. Когда она видит чашку-термос, в ее глазах загорается жадная искорка. — Это кофе?

— Закончился, — говорит Линнея.

Ванесса закатывает глаза.

— Какое охренительно прекрасное утро, — говорит она, падая рядом с Линнеей.

Мину отмечает, что Ванесса и Линнея держатся рядом. Неужели между ними завязалась дружба? Это что-то новенькое.

— Ну и где наша Главная Ведьма? — спрашивает Ванесса, засовывая в рот жвачку. — Я думала, она уже тут с хлыстом в руке.

Линнея фыркает, и они с Ванессой увлеченно начинают говорить об общих друзьях. Мину кажется, что о ее присутствии забыли. Девочки вроде не игнорируют ее, но и не делают ничего, чтобы вовлечь в разговор. И она, как обычно, не знает, как вклиниться в беседу и при этом не выглядеть ни самой умной, ни чересчур наивной.

Мину опускается на пол танцплощадки и вытаскивает учебник по биологии. Притворяясь, что читает, она думает только о том, как ей не хватает Ребекки.

Автобусная остановка сделана из гофрированной жести и выкрашена в красный цвет. Кому-то пришла в голову идея нарисовать на стенках маленькие окошки, за ними сад. Поверх цветов черным маркером намалевано: «ШЛЮХА». У Анны-Карин всегда было чувство, что это написано про нее.

В выходные ходит всего два автобуса, но директриса сказала, что сама заедет за Анной-Карин, и та не решилась отказаться. Она до смерти боится директора. Кажется, стоит Адриане Лопес взглянуть на Анну-Карин, и она сразу поймет, что случилось с ее мамой.

Всю ночь Анна-Карин не могла сомкнуть глаз. Как только она зажмуривалась, перед глазами возникал бурлящий кипяток и мамины руки. Используя свою силу, она совсем не хотела, чтобы мама себе навредила. Наоборот. И все же это случилось.

Самое страшное, что Анна-Карин больше не знает, как она влияет на маму. Поначалу она использовала свою силу так интенсивно, что, в конце концов, все стало происходить само собой. Как снежный ком, который катится, катится и уже не может остановиться. Так же и с Фелисией, Юлией и остальными в школе. Единственный, по отношению к кому Анна-Карин использует свою силу осознанно, это Яри.

К остановке подъезжает темно-синяя, явно дорогая машина. Анна-Карин видит за рулем директора. И ее тут же начинает мутить, и в животе все сжимается, словно там орудуют огромные щипцы.

«Успокойся, Анна-Карин, — думает она. — Успокойся».

Машина плавно подкатывает к остановке. Анна-Карин встает со скамейки, подходит к машине и открывает переднюю дверь.

— Здравствуй, — произносит директриса, улыбаясь одними губами. — Извини, я немного опоздала.

— Ничего, — бормочет Анна-Карин, усаживаясь.

— Я должна поговорить с тобой, — говорит директор и жмет на газ.

Щипцы в животе сжимаются еще сильней. Анна-Карин не может встретиться взглядом с директрисой и смотрит вместо этого в окно, на проносящееся мимо серое небо, черные деревья и белые дорожные знаки.

— Ты без разрешения использовала свою силу, что является наигрубейшим нарушением правил, — говорит директор. — И отлично знаешь об этом.

— Я не… — начинает Анна-Карин, но Адриана перебивает ее:

— Это не вопрос. Это факт. В принципе у тебя есть смягчающие обстоятельства, поскольку тебе не предоставили надлежащего руководства. Но правила есть правила. И моя задача — информировать тебя о том, что Совет начал расследование.

— Расследование?

— Ты совершила преступление, Анна-Карин. Ты продолжаешь его совершать.