Шиша. Изгоняющие бесов - Полина Луговцова
Умывшись и позавтракав молоком с хлопьями, Лукерья вышла в огород. Первым делом лучше заняться прополкой, пока небо ясное, а то ведь дождь обещали. Еще только конец мая, а травы наросло, как в лесу, где ее отродясь никто не полол. Самое противное – это пропалывать укроп. Его еще почти не видно, а сорняк дыбом стоит на грядке. И вот сиди, присматривайся! И попробуй хоть один кустик укропа случайно выдрать! Уже было прошлым летом, когда тетя Клава заметила в укропном ряду проплешину и такое устроила! Лукерья урок усвоила и собиралась подойти к прополке укропа со всей ответственностью, поэтому начала именно с него.
Укропная грядка растянулась вдоль ветхого заборчика из трухлявых серых досок, разъехавшихся в разные стороны. Сквозь многочисленные прорехи просматривался ухоженный соседский огород – аккуратные, словно вычерченные по линейке и начисто прополотые грядки с еще совсем крошечными зелеными всходами. Там по-хозяйски разгуливал, оставляя глубокие вмятины в рыхлой земле, толстый темно-рыжий кот по кличке Муравей. Несмотря на уверенную поступь, он все же озирался время от времени – видимо, понимал, что находится на чужой территории. Наверное, здесь ему нравилось больше, чем в родном дворе, заросшем бурьяном и захламленном всякой всячиной. Его хозяин, которого все называли дедом Гришей, складировал у себя за домом различную бытовую технику, которую выбрасывали на свалку жители поселка. В свое время он был хорошим мастером, мог починить что угодно, от утюгов до холодильников, но с появлением более сложных моделей, напичканных электроникой, оказался не у дел. Однако мастер не смог смириться с тем, что еще исправные, но морально устаревшие бытовые приборы, большинство из которых прошло через его руки, валялись на свалке. Поэтому дед Гриша все это волок к себе во двор. Когда места в двух сараях не осталось, он сколотил навес и начал складывать технику там. Постепенно под навесом выросла огромная куча. Однажды навес снесло шквальным ветром, куча развалилась, и двор оказался погребен под ржавыми руинами. Хозяйка образцовых грядок, энергичная пенсионерка Нина Александровна, которую все звали Нинсанной, обзывала деда Гришу барахольщиком и часто пеняла ему на «вселенский хаос», портивший ей «всю гармонию». Иногда она гневно требовала от нерадивого соседа навести порядок в своем дворе или хотя бы поправить забор, чтобы «прикрыть с глаз весь этот срам». Дело в том, что забор, разделявший дворы ярой огородницы и «барахольщика», был еще хуже, чем тот, сквозь который сейчас Лукерья наблюдала за Муравьем. Кот, тем временем, уже облюбовал себе грядку для своих кошачьих дел и усердно рыл яму. Комья земли летели из-под него черным фонтаном с вкраплениями нежно-зеленых ростков.
– Ах ты ж паршивая морда! – разъяренный голос Нинсанны пронзил умиротворенную утреннюю тишину так внезапно, что Лукерья вздрогнула. А потом втянула голову в плечи, предчувствуя бурю, и, не на шутку испугавшись за Муравья, придвинулась поближе к забору, чтобы увидеть, удастся ли коту спастись. Кот вытаращил медные глазищи, но остался на месте, сгорбившись над вырытой ямкой в недвусмысленной позе – наверное, надеялся, что успеет справить нужду, потому что Нинсанна еще только спустилась с крыльца и едва ковыляла, хотя и явно торопилась. Но Муравей недооценил масштаб опасности: в руках Нинсанна держала кастрюлю, от которой валил пар. Сняв крышку, она выплеснула содержимое, целясь в Муравья. Горячие брызги, к счастью, совсем крошечные, долетели до Лукерьи и обожгли плечо сквозь ткань домашнего платья. Кот взвыл и порскнул в сторону забора, но не попал в брешь, а врезался в него на всем ходу. Истерично завопив, кот упал, задрыгал всеми лапами, перевернулся и сиганул через забор, яростно мотая мокрым хвостом. Лукерья заметила, что в целом шерсть Муравья осталась сухой, и немного успокоилась. Все же ошпаренный хвост – это не так страшно, по крайней мере, не смертельно.
Гневная тирада Нинсанны продолжала набирать обороты. Посокрушавшись над разоренной и оскверненной грядкой, соседка направилась через весь огород к противоположному забору, за которым находился двор и дом деда Гриши, по самые окна скрытый железно-пластиковым хламом. Лукерья облегченно выдохнула, радуясь, что Нинсанна не заметила ее, скорчившуюся у подножия забора, иначе и ей бы досталось за компанию. Но вот деду Грише можно было только посочувствовать. Подобравшись к дому «барахольщика» как можно ближе, Нинсанна заколотила кастрюлей о какую-то железяку, торчавшую над забором с обратной стороны, и закричала:
– Эй, сосед! Выходи! Разговор есть!
Дед Гриша вынырнул откуда-то из глубины ржавых руин, прижимая к себе насмерть перепуганного Муравья.
– Ты что творишь, живодерка? – воскликнул он вместо приветствия и воинственно потряс зажатой в руке облезлой кожаной кепкой. – Разве можно в животное кипятком плескать?!
– Ой, посмотрите-ка, он еще меня и виноватит! Следить надо за своим животным! До каких пор твое животное будет на мои грядки гадить?! Всю редиску перекопал, пересаживать придется! Так толку пересаживать, если твой кот туда гадить повадился?!
– На то он и кот, гуляет, где в голову взбредет! – огрызнулся дед Гриша, почесывая