Юрий Леж - Черный дом

— И что ж — никто ничего не видел, не слышал? — по инерции спросил Варфоломеев.

— Пока вот успел с ближними поговорить, — кивнул на двери квартир, выходящих на лестничную клетку Павел Андреевич. — Тихо было ночью, даже, как пришла эта… покойная, никто не заметил. Ну, может, кто что еще расскажет из дальних, но…

— Понятно, — кивнул Варфоломеев, — теперь, думаю, надо бы и глянуть, что там, в квартире.

— Глянь-глянь, — как-то излишне нервно для опытного полицейского сказал околоточный.

— Васильев, пошли, — кивнул стажеру Варфоломеев, направляясь к входной двери.

Он вошел в маленькую однокомнатную квартирку, и в ней сразу же стало тесно. В рассчитанном на одного, много — двоих не самых крупных жильцов помещении находились теперь сразу шестеро мужчин и одна девушка.

Именно с ней и уединился на крошечной кухоньке один из прокурорских, лихорадочно что-то записывая в положенный на край столика бланк. Этого служивого Варфоломеев не знал, а вот вторым, который бесцельно перетаптывался в комнате, в очередной раз оглядывая скорее небогатую обстановку, чем место происшествия, им уже изученное, был товарищ городского прокурора по надзору за полицией. Въедливый, придирчивый, со скверным, желчным характером Карл Иванович Гофман, из старинного германского рода, вызвал у Варфоломеева рецидив утреннего похмельного настроения. "Это ж за что мне такая кара!" — взмолился было агент, но безмолвную молитву его прервал эксперт районного управления в эту ночь дежуривший и оказавшийся на месте преступления едва ли не одним из первых солидных полицейских чинов.

— Привет, Варфоломеич! Тебя на это дело кинули? Считай, повезло…

Сухонький, подвижный и абсолютно седой старичок был на самом деле не так уж и стар, как могло показаться на первый взгляд. А уж каким специалистом он был… Но вспоминать сейчас все легенды, ходившие про Алексея Ивановича Царькова по управлению, Варфоломеев не стал.

— Что скажешь по делу? — поинтересовался он после взаимного рукопожатия.

— Сам глянь, — указал эксперт на широкую кровать, заляпанную бурыми бесформенными пятнами.

Царьков быстрым движением откинул простенький клетчатый плед с тела и… похмельная тошнота мгновенно вернулась к Варфоломееву, позади него гулко сглотнул стажер и тут же рванулся куда-то в сторону…

— Идите, идите, молодой человек, — напутствовал его в спину эксперт, — прокурорские уже проблевались, теперь и ваш черед…

— Алексей Иванович! — укоризненно покачал головой товарищ городского прокурора.

— Да ладно, — снисходительно махнул рукой Царьков. — Тут закалка нужна, а откуда она у вас-то?

Варфоломеев вернул свой трусливо сбежавший по началу взгляд на тело… Часть шеи и плечи покойной были буквально обглоданы до костей, спина же абсолютно не тронута, а вот ниже… ягодицы были также то ли срезаны, то ли вырваны…

— Это ты еще спереди не видел, — чуть ехидно отметил эксперт. — Я её, конечно, переворачивал, но не волнуйся, всё перед этим заснял на пленку, как положено…

Он кивнул на свой раскрытый чемоданчик, скромно притулившийся в углу и заполненный какими-то колбами, пробирками, баночками, коробочками. Поверх этого снаряжения возлегал массивный фотоаппарат одной из последних моделей. Стоил этот шедевр отечественной оптики и точной механики бешеных денег и достался Царькову после длительной осады начальственных кабинетов.

— Тогда и не переворачивай, — попросил Варфоломеев. — Я и на фото посмотрю, ничего не потеряю… а еще что?

— А что еще? — живенько пожал плечами Царьков. — Отпечатков в квартирке полно, снял я их, буду разбираться. В кухоньке два бокала, бутылка из-под коньяка и остатки ликера во второй, тоже упаковал с собой… Выводы позже будут.

— А причина смерти? — уточнил Варфоломеев. — Её этак по-живому или уже убитую? Да, и чем это так?

— Причину скажу после вскрытия, но судя по крови, покойная жива была, когда её грызли… Чего смотришь? Явно грызли, выкусывали куски мяса. Знаешь, как собаки кусают? Вот примерно так. Но собачьих следов тут нет… На постели черные длинные волосы, а покойная была шатенкой, да и подруга её светленькая. Я еще в ванной из слива всё собрал, но там долго разбираться. Ну, и следы спермы есть.

— То есть она с кем-то тут… а потом… — чуток замялся с формулировками Варфоломеев.

— Потом или в процессе, но все явно было именно тут, — подтвердил эксперт. — Вы уж пока на меня не наседайте, по горячим, так сказать, следам. Вот исследую собранный материал, скажу всё точно и однозначно, а пока лишь предположения.

— Чертовщина какая-то, — быстро перекрестился, упомянув нечистого, Варфоломеев. — Если… х-м-м… выгрызали или выкусывали, то где же эти… куски? С собой что ли забрали?

— Вот ты и разбирайся с этой чертовщиной, — сказал Царьков, равнодушно глядя, как снова крестится сыскарь, сам эксперт к религиозным обрядам и символам был равнодушен, хоть церковь посещал регулярно. — А я, наверное, поеду, устал после ночной смены, да и тут не малый труд был, пока все обследовал…

Варфоломеев обернулся на шаги стажера, вернувшегося из туалета. Выглядел молодой человек не очень комильфо, но старался держаться бодро, чтобы не упасть лицом в грязь на первом же серьезном происшествии перед возможными товарищами по дальнейшей службе.

— Ну, что ж, разбираться, так разбираться, — сказал агент, глянул на всякий случай на товарища прокурора и, не заметив на его лице никакого желания взять на себя командование, продолжил: — Васильев, прямо сейчас давай, езжай на телефонный узел. Возьмешь там официальную справку кто куда и откуда звонил на этот домашний телефон. Там же, чтоб два раза не ездить, пробьешь все эти телефоны, ну, кто владелец, где установлен… Будут какие вопросы ненужные, звони сразу в управление, дежурному. Скажешь, что по моему заданию, понятно?

Стажер кивнул, и на лице его Варфоломеев прочитал откровенное облегчение от того, что сейчас придется покинуть эту квартирку, пропахшую смертью, кровью, мужским потом и крепким одеколоном.

— Как на узле управишься, дуй в управу, — завершил инструктаж Варфоломеев. — Там сразу садись за картотеку, выясняй, не проходил ли кто из владельцев телефонов по нашим делам хоть каким боком. Работы много, так что и сам поторопись и на телефонном узле народец поторопи… А сейчас, как выйдешь на лестницу, кликни мне околоточного…

— С девицей этой… ну, вроде, подругой убитой, как? что-нибудь интересное показала? — обратился теперь уже к товарищу прокурора Варфоломеев.

Гофман отрицательно покачал головой. Слегка воодушевленный молчаливостью прокурорского Варфоломеев, будто бы согласовывая с ним, или — просто рассуждая вслух, закончил предварительное планирование:

— Значит, с ней я попозже поговорю, сперва с околоточным пройдемся по соседям, не только ближним. Вдруг — кто что видел или слышал? Ну, всегда так бывает, от кого меньше всего ждешь информации, тот иной раз такое вываливает…

Лязгнула замком входная дверь. Варфоломеев только-только собрался было обернуться, чтоб озадачить вошедшего околоточного поквартирным обходом нижних этажей этого и двух ближайших подъездов, как его рабочий порыв перебил властный сильный голос:

— Господа!!!

"Жандармского корпуса подполковник Голицын!"

Он был высок ростом, по-офицерски прям и строен, коротко пострижен. На холеном лице застыла маска легкой усталости, но яркие голубые глаза лучились энергией. Позади подполковника, заполнив собой всю малюсенькую прихожую квартирки, безмолвными столпами громоздились двое в штатском. Да и сам жандарм был одет в хорошо пошитый, явно дорогой костюм, белоснежную сорочку и модный яркий галстук. Поверх костюма на нем был длиннополый, черный плащ, а в левой руке подполковник держал широкополую шляпу.

— Господа, все это переходит теперь в наше ведение, — жандарм затянутой в тонкую перчатку рукой сделал неопределенный жест, будто обозначая, что "все это" отнюдь не ограничивается данной квартиркой и совершенным в ней убийством. — Надеюсь, вам не надо объяснять — все, что вы видели и слышали здесь, не подлежит разглашению без особого на то разрешения Корпуса. А теперь попрошу остаться свидетельницу, обнаружившую тело и — вас, господин эксперт…

Подполковник Голицын небрежным жестом указал на Царькова, уже собравшего свой чемоданчик с уликами, следами, снятыми отпечатками пальцев и прочими пробами вещественных и иных доказательств, подлежащих дальнейшей обработке.

"Вот тебе бабушка и Юрьев день", — подумалось Варфоломееву. С одной стороны, хорошо, конечно, что жандармы забирают себе этот трудный случай, но с другой… как бы это сказать… профессиональная гордость не позволяла так легко согласиться, да и вечное противостояние "белой кости" жандармов с "черной костью" полиции предписывало оказать хотя бы символическое, словоблудное сопротивление.