Келли Линк - Вляпалась!
— Мне все равно кажется, что трико выглядит глупо.
Она подумала о тех детях в супергеройских костюмах. Небось вырастут и станут наркодилерами, или горничными, или донорами органов.
— Что? Что ты смеешься?
Он сказал:
— Не могу перестать думать о Роберте Поттере и твоей маме. Он хотел чистые трусики? Или грязные?
Она сказала:
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что двадцати баксов было недостаточно.
— Да он козел!
— Так думаешь, он давно в нее влюблен?
Она сказала:
— Чего?
— Ну типа, может, у них давным-давно был роман.
— Ничего подобного! — От этой мысли ее чуть не вырвало.
— Да я серьезно! А вдруг он твой отец?
— Да пошел ты!
— Перестань. Разве тебе никогда не было интересно? Я что хочу сказать: он вполне может оказаться твоим отцом. Всегда было понятно, что у него с твоей мамой какие-то незаконченные дела. И он все время пытается с тобой поговорить.
— Замолчи! Сейчас же!
— А что ты сделаешь, если не замолчу? Задницу мне надерешь? Хотел бы я на это посмотреть. — Судя по тону, ему было весело.
Она обхватила себя руками. Не обращай на него внимания, Баннатин. Подожди, пока он еще выпьет. И тогда надери ему задницу.
— Ладно, брось, — сказал он. — Помню, мы были детьми, и ты дожидалась, пока твоя мама придет домой с работы и заснет. Ты говорила, что приходила к ней в комнату и, пока она спит, задавала ей вопросы. Надеялась, вдруг во сне она тебе расскажет, кто твой отец.
— Я давно этого не делала. Однажды она проснулась и застукала меня. Она страшно разозлилась. Никогда не видела ее в такой ярости. Об этом я никогда тебе не рассказывала. Было как-то неловко.
Он промолчал.
— В общем, я продолжала умолять ее рассказать мне об отце, и она, в конце концов, выдумала какую-то байку про парня с другой планеты. Какого-то туриста. Какого-то туриста с крыльями и все такое. Она сказала, что когда-нибудь он обязательно вернется. Поэтому она никогда ни с кем надолго не сходилась и не вышла замуж. Она все еще ждет его возвращения.
— Не смотри на меня так. Я знаю, что все это враки. Сам подумай: если у него были крылья, почему их нет у меня? Это было бы так круто. Летать. По-настоящему летать. Даже когда я тренировалась каждый день, у меня никогда не получалось оторваться от земли больше чем на два фута. Два долбаных фута. Зачем левитировать на два фута? Чтобы обслуживать столики. Я иногда левитирую, чтобы не было варикозного расширения вен, как у мамы.
— Наверное, если бы ты по-настоящему старалась, ты смогла бы подняться выше.
— Хочешь увидеть, как я стараюсь? На-ка, подержи. О’кей. Раз, два, три. Вверх, вверх и еще чуть-чуть вверх. Видишь?
Он нахмурился, глядя на деревья. Пытался не засмеяться. Она его знала как облупленного.
— Ну как? Я произвела на тебя впечатление? Или нет?
— Честно? И да и нет. Ты могла бы поработать над своей техникой. Тебя немного шатает. И я не понимаю, почему все твои волосы поднялись вверх и начали кружиться. Ты знаешь, что происходит с твоими волосами?
— Статическое электричество? — сказала она. — Почему ты такой вредный?
— Эй, — сказал он. — Я просто пытаюсь быть честным. Мне просто интересно, почему ты никогда не рассказывала мне все эти вещи про своего отца. Я мог бы порасспрашивать, вдруг его кто-нибудь знает.
— Тебя это не касается, — сказала она. — Но… в любом случае спасибо.
— Я думал, мы с тобой близкие друзья, Баннатин.
Он выглядел обиженным.
— Ближе тебя у меня в целом свете нет друга, — сказала она. — Клянусь.
— Мне нравится это место, — сказал он.
— Да. Мне тоже.
Вот только если оно ему так уж нравилось, почему он никогда не оставался здесь надолго? Он был так занят спасением мира, что не мог спасти Страну Оз. Ах, эти бедные манчкины. Бедняжка Баннатин. У них почти закончилось пиво.
Он сказал:
— Ну и что они задумали? Застройщики? Что они замышляют?
— Как обычно. Все снести. Построить многоквартирные дома.
— И ты не против?
— Конечно, я против! — воскликнула она.
Он сказал:
— Мне все время кажется, что сейчас это место выглядит каким-то… более настоящим, что ли. То, как оно разваливается на части. То, как исчезает Дорога из желтого кирпича. Возникает чувство, что Страна Оз существовала на самом деле. Знаешь, когда тебя покидают, ты чувствуешь себя более реальным.
Пиво превращало его в Бисквита — короля философии. Очередное интересное воздействие пива. Она выпила еще. Это помогало с философией. Он тоже выпил еще.
Она сказала:
— Иногда здесь можно встретить койотов. И медведей. Мутантов. Однажды я видела снежного человека и двух его маленьких деток.
— Да ладно тебе!
— И много-много оленей. Парни приходят сюда в сезон охоты. Когда я их ловлю, они всегда шутят, что охотятся на манчкинов. По-моему, они идиоты, раз являются сюда с ружьями. Мутанты не любят оружие.
— Кто ж его любит? — сказал он.
— Помнишь «Железную дорогу Твитси»? — спросила она. — Те расшатанные американские горки. Помнишь, как те парни, разодетые, словно индейцы из магазина игрушек, садились в поезд?
Он сказал:
— Помадка. Твоя мама покупала нам помадку. Помнишь, как мы сидели на первом ряду и там была танцовщица? Ну та, у которой торчали волосы из-под нижнего белья. Во время канкана.
Она сказала:
— Я такого не помню!
Он наклонился к ней, поцеловал ее в шею. Люди решат, что на нее напала стая осьминогов. Везде маленькие красные отметины, будто от присосок. Она зевнула.
— Ой, да ладно! — возразил он. — Все ты прекрасно помнишь! Твоя мама расхохоталась и не могла остановиться. Рядом с нами сидел парень, и он все время фотографировал.
Она сказала:
— Как ты все это запомнил? Я все школьные годы вела дневник, и то не помню всего того, что помнишь ты. Например, я помню, как ты неделю со мной не разговаривал из-за того, что я сказала, будто «Атлант расправил плечи» показался мне скучным. Еще помню, как ты рассказал мне, чем заканчивается «Империя наносит ответный удар», прежде чем я посмотрела фильм. «Слышь, прикинь? Дарт Вейдер — отец Люка!» У меня тогда был грипп, и ты пошел в кино без меня.
Он сказал:
— Ты мне не поверила.
— Не в этом дело!
— Ну да. Наверное. Извини.
— Я скучаю по той шапке. С помпончиками. Какой-то алкаш украл ее из моей машины.
— Я куплю тебе другую.
— Не парься. Просто когда я ее надевала, мне лучше леталось.
— Это не совсем полет, — сказал он. — Скорее ты зависаешь в воздухе. Паришь над землей.
— Ну да, а прыжки с шестом делают тебя особенным? Ладно, допустим, делают. Но ты все равно похож на идиота. С этими огромными ногами. В этом костюме. Тебе кто-нибудь когда-нибудь это говорил?
— Что ж ты такая заноза в заднице?
— А почему ты такой вредный? Почему тебе необходимо выигрывать каждую схватку?
— А тебе, Баннатин? Я должен выигрывать. Это моя работа. Все хотят, чтобы я был добродетельным. Но я просто добрый.
— И в чем же разница?
— Добродетельный парень не делает вот так, Баннатин. Или вот так.
— Представь, что ты застряла в квартире. Здание горит. Ты на шестом этаже. Нет, на десятом.
Она все еще чувствовала себя отупевшей после первой демонстрации. Она сказала:
— Эй! Сними меня отсюда! Ну ты, козел! Вернись! Куда ты собрался? Ты что, оставишь меня здесь?
— Держись, Баннатин. Я возвращаюсь. Я спасу тебя. Ну вот. Теперь можешь отпустить.
Она крепко вцепилась в ветку. Вид был так прекрасен, что она не могла этого вынести. Можно было почти не обращать на него внимания, притвориться, что сама сюда поднялась.
Он продолжал подпрыгивать.
— Баннатин. Отпускай.
Он схватил ее за запястье и стащил вниз. Она сделалась как можно тяжелее. Земля помчалась им навстречу, и она извернулась. Изо всех сил. Выпала из его объятий.
— Баннатин!
Она подхватила себя на расстоянии фута от бывшей дороги из желтого кирпича, в которую чуть не врезалась.
— Со мной все в порядке, — сказала она, зависнув над землей. Но все было даже лучше, чем просто в порядке. Отсюда тоже открывался прекрасный вид.
Он выглядел обеспокоенным.
— Господи, Баннатин, прости меня…
У него был такой испуганный вид, что ей захотелось рассмеяться. Она осторожно опустилась на землю. Весь мир был бокалом, а внутри этого бокала плескалось шампанское, а Баннатин, будто искристый пузырек, взлетала все выше, и выше, и выше.
Она сказала:
— Прекрати извиняться, ладно? Было здорово! Выражение у тебя на лице. Вот так зависнуть в воздухе. Давай еще раз, Бисквит! Сделай это еще раз. На этот раз я позволю тебе сделать все, что захочешь.
— Хочешь, чтобы я сделал это еще раз? — спросил он.
