Тарикат - Виталий Бриз
Примечания
[1] Бисат (араб.) — ковер, подстилка.
[2] Мансур аль-Халладж — мистик и выдающийся суфий 9-10 вв. Будучи в особом возвышенном состоянии, воскликнул прилюдно: «Я — Истина!», за что был обвинен в ереси, богохульстве, брошен в тюрьму и впоследствии казнен.
[3] Каусар (араб.) — букв. «изобилие». В Коране — одна из райских рек, дарованных Аллахом пророку Мухаммаду.
[4] Магриб (араб.) — вечерняя молитва в исламе, совершаемая после захода солнца.
[5] Кибла (араб.) — направление в сторону Каабы, расположенной в Заповедной мечети в Мекке, куда мусульмане обращают лицо при совершении намаза и некоторых других обрядов поклонения.
Глава 8
598-й год Хиджры
Даже сейчас, возвращаясь к той встрече, я чувствую трепет, напоминающий озноб. От кончиков пальцев ног он поднимается вверх, и достигнув лба, охватывает все тело. Но это не озноб страха, а чувство вины. «Страх лишь в глазах твоих, — говорю я себе. — Сны лишь изменчивое отражение реальности, часто обманное и трудно поддающееся пониманию». Я был напуган снами и видениями, поэтому сразу не узнал того, кто пришел мне на помощь. Сны путали, и я зря искал в них подсказки, и поверил настолько, что, встретив шейха шейхов, великого суфия, принял его за шайтана.
Мы вдвоем проделали весь путь от Медины до Мекки, и вместе трижды обогнули Каабу. Но и находясь в гостях у Аллаха, я не переставал впитывать знания, которыми щедро наделял меня Ибн Араби. Это были удивительные дни месяца зу-ль-хиджа. Я задавал вопросы и незамедлительно получал на них ответы, такие ответы, которые вполне удовлетворяли мой голодный ум.
— Почему сны обманывают? — однажды спросил я. — Почему они искажают грядущее?
Ибн Араби лишь рассмеялся:
— Сны, — ответил он, — не старая гадалка, которая уверяет, что предскажет все в точности. Они говорят символами — языком понятным для человека. Если ты умен, то поймешь правильно то, что тебе приснилось. Ну а если ты глуп, то нагородишь всякого, и сам же потом испугаешься. Любое действие, любое проявление в жизни является символом, через который мы познаем жизнь. Если твоя мать утром испекла лепешки, то это значит, что она заботится о тебе. И будет заботиться до тех пор, пока не покинет этот мир. Лепешка — символ ее любви к тебе. Кто-то скажет, что это просто хлеб. Но ты поймешь, что это символ чего-то большего. Замечай детали. И когда они явятся тебе в снах в каком-то сказочном или смешном виде, ты сможешь растолковать свой сон правильно, без смеха или страха.
Еще в Медине, когда мы только собирались в путь, я заметил на спине его верблюда прикрепленную клетку из ивовых прутьев, в которой сидел белый голубь.
— Кто это? — спросил я тогда.
— Разве не видишь? Это голубь, — просто ответил Ибн Араби.
— А зачем он здесь?
— О, это мудрейшая птица, — уверил он меня. — Он совершает хадж, а я лишь его скромно сопровождаю.
В тот момент я даже не понял, говорит ли шейх серьезно или просто поддразнивает меня. Была у него манера шутить с самым глубокомысленным видом. Голубя звали Хаким, что означает «мудрый», но мне почему-то казалось, что нельзя называть птицу человеческим именем, что это недостойный поступок. Но едва я спросил об этом, как получил целую отповедь:
— Знаешь ли ты, умнейший Бахтияр, что у животных тоже есть душа? И тот, кто плохо обращается со своим ослом, рано или поздно попадает в ад? В самом деле, посмотри, что требует от нас животное? Только еды и ласки. А сколько отдает? Думаешь верблюду нравится тащить на себе наши вещи и шагать через пустыню по указке? Вот и Хаким дает мне больше, чем могу дать ему я.
Я тут же воспользовался моментом и поинтересовался, есть ли имя у его верблюда.
Ибн Араби вздохнул.
— Увы, — сказал он, указывая на клеймо в форме единицы на боку животного, — имени у него нет, только номер. Я взял его у погонщика — ему и верну. Но ты можешь называть его Вахад, то есть «один».
Я засмеялся. Воистину, это был самый легкий путь в моей жизни, и Аллах знает, сколько раз мне пришлось удивляться или смеяться во время недолгого путешествия.
Я рассказал Ибн Араби свою историю, и хотя казалось, что он и так ее знает, как знает и про все остальное на свете, но выслушал он меня внимательно и сочувственно покивал. Это было на второй день нашего знакомства, и мы уже направлялись в Мекку.
— Что же мне делать? — повторял я. — Как вернуть память?
— Я не настолько мудр, — лукаво ответил Ибн Араби. — Пусть тебе Хаким подскажет.
С этими словами он вытащил голубя из клетки и подбросил его вверх. Голубь с видимым наслаждением расправил крылья и взмыл в небо, прямо на наших глазах превратившись в едва заметную в голубизне белую точку.
— Что ты делаешь? — удивился я. — Он же улетит навсегда.
— Он вернется, — успокоил меня шейх. — И, возможно, с ответом.
Голубь, действительно, вскоре вернулся и уселся на плечо моего спутника. Ибн Араби внимательно осмотрел его и грустно покачал головой.
— Хаким не знает. Пока не знает. Но мы будем спрашивать снова и снова, — сказал он, возвращая голубя в клетку.
Шейх бросил в клетку горсть семян и добавил свежей воды в глиняную плошку.
Я не стал донимать его вопросами и разговор перешел в другое русло. Ибн-Араби говорил, а я словно плыл, покачиваясь на волнах его ровного тихого голоса.
— Все в мире взаимосвязано, — рассказывал он. — Все находится в равновесии, как того пожелал Аллах. Но любимое Его создание человек — единственный, кто получил свободу воли почти такую же, какая есть у Бога. Так родители, отдавая все, что имеют своему ребенку, часто не замечают, что балуют его и превращают в чудовище, которому начинает казаться, что он и есть центр вселенной, а все остальные лишь прислужники его капризам. Не всегда доброта передается вместе с родительской
