Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова
Ему казалось, что дно бесконечно далеко. Он не мог заставить себя пошевелиться. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью – и от мокрой ткани, и от недавней болезненной слабости. Но в тот момент, когда из-за того, что было невозможно дышать, Вик понял, что теряет сознание, кто-то схватил его за волосы и потащил вверх.
Это был очень сильный кто-то. И ему, наверное, нужно было позарез вытащить Вика. Иначе он бросил бы его где-нибудь на полпути. Но он не бросил. И сам не утонул.
Он плавно поднялся до самой поверхности, сделал последнее усилие – и вот уже Вик, отплевываясь и кашляя, сумел сделать первых вдох.
Неизвестный спаситель перехватил его и теперь тащил к берегу не за волосы, а за капюшон. Это было почти удобно. Если б еще вода не оказалась настолько холодной! Но она могла бы поспорить степенью холода с жидким льдом.
Берег приближался. Теперь, когда Вик мог дышать и смотреть, он видел деревья, песок и камни. И женский силуэт среди камней. Чем-то знакомый. Сообразить он не успел. Мысли текли медленно. Гораздо медленнее, чем вода в Илге. Та неслась, будто в горной реке. Но спаситель у Вика оказался очень сильным. Он справился и с холодом, и с течением, и теперь уверенно выруливал к берегу и девушке на камнях.
Они доплыли даже быстрее, чем Вик мог подумать. У него не успели окончательно онеметь ни руки, ни ноги. Только язык не хотел поворачиваться.
– Шарик, молодец! – сказала девушка и помогла тому, кто тянул Вика, окончательно вытащить его на берег.
На берегу спаситель отпустил капюшон и отошел, тяжело дыша. И вот тогда Вик понял, кто его спас. Это был полуволк-полумедведь, встретившийся ему на берегу Илга около цветущего папоротника. Шарик – назвала его хозяйка. А ведь при первой встрече называла Серым. Хранила в тайне имя? Хотя, на прощанье все-таки назвала правильно. Вот Шарик его и спас.
Вик подумал, что все равно не сможет встать. Девушка подошла к нему и протянула термос. Вик показал знаками, что руки его не слушаются. Девушка открутила крышку-стаканчик, налила туда дымящуюся жидкость и осторожно поднесла к губам Вика.
Он боялся, что обожжет губы, но странное дело, напиток не обжигал, а только согревал. Сначала рот, потом пищевод, потом руки, а потом все остальное, до дальнего кончика пальца. Это был не чай. Скорее, отвар из каких-то незнакомых трав и плодов. Впрочем, на берегу Илга росло много чего. Такого, что не растет больше нигде. Вик слышал и не раз. Иногда он даже привозил по заказу кого-нибудь из города то орехи странной грушеобразной формы, то яблоки с запахом ананаса, то длинные зеленые листья, внешне похожие на лук, но со вкусом совсем не лука, а чего-то терпковато-сладкого, особенного.
Напиток был очень кстати. Иначе, наверное, Вик не только бы не встал, он и заговорить-то не смог бы.
– Спасибо, – сказал он. – Это твой зверь меня спас?
Девушка улыбнулась. Вик рассмотрел ее. Наконец рассмотрел, потому что при первой встрече как-то не получилось. Не красавица, маленького роста. Лицо с веснушками, глаза серые, губы пухлые. Ничего особенного. Но от улыбки лицо начинало светиться так, что хоть зажмуривайся.
Вик жмуриться не стал. Он просто улыбнулся в ответ и чуть отвел глаза.
– Это не совсем зверь, – объяснила девушка. – Это Шарик. Илговский береговой.
– Илговский береговой кто? – уточнил Вик.
– Просто илговский береговой. Их раньше много было. А потом куда-то разбежались. Вроде бы, вниз по течению ушли. Там еды больше, а людей совсем нет. Хорошо.
– А твой почему не ушел?
– Мой привык. Я его нашла совсем щенком. Он поранил лапу и почти не мог ходить. Я его забрала домой. Я тогда не знала, что они не любят людей. И Шарик не знал. А теперь что ж? Мы привыкли. Да ведь я тебе уже это рассказывала? Помнишь?
Вик посмотрел на нее внимательно и кивнул. Все-таки, насколько по-разному идет время здесь и там, откуда он приехал. Совсем недавно хозяйка Серого, в смысле, Шарика, выглядела десятилетней девчонкой, а сейчас была ровесницей Вика.
– Это было давно, конечно, – вздохнула девушка. – Но я тебя запомнила. У нас редко бывают гости. Тем более, ты нас научил тому стишку-оберегу.
– Помог стишок? – улыбнулся Вик.
– Ты не представляешь, как! Нас хотели съесть родичи Шарика, но, когда услышали первые строчки, умчались, поджав хвосты.
Вик покачал головой.
– У вас тут опасно!
– Почти нет. Просто не нужно бродить по ночам далеко от дома. А мы с Шариком бродили.
– Делать вам было нечего?
– Мы думали: вдруг опять встретим тебя?
– Ну вот, встретили. И спасли. Хоть вы же еще не знали, что это я.
Девушка усмехнулась.
– Мы знали. Шарик с первого взгляда тебя опознал.
– Слушай, – Вик, наконец, решился задать вопрос, который беспокоил его еще после первой встречи с этой странной парочкой, – а Шарик что, умеет говорить?
– Умеет, – просто ответила девушка. – Но не любит. Он только со мной разговаривает.
– А может, он заколдованный принц? – неловко пошутил Вик.
– А может, ты – заколдованный принц? – вопросом на вопрос ответила девушка.
– Я не принц, – честно признался Вик. – Но мне нужно вернуть принцессу.
Он почувствовал, что и слабость, и холод растворились в речном воздухе, и теперь он был готов хоть идти сквозь заросли до утра, хоть рубить деревья, хоть вернуться туда, где его чуть не убили. И где сейчас была Нора.
– Рассказывай, – предложила девушка. – Мы же должны знать подробности, чтобы помочь.
– Вы собираетесь мне помогать?
– Конечно. Во-первых, ты научил нас тому стишку, я уже говорила. А во-вторых, они хотели тебя убить. На моем Илге. Такое я не прощу. И Шарик не простит. Только пойдем к нам домой. Там и расскажешь. А то ночь скоро. Мало ли, кто придет на берег?
Ночь опустилась внезапно. Только что солнце светило, пусть низковато, у самых крон деревьев, но все-таки. А через несколько минут над берегом разлилась туманная темнота. Она казалась густой, как кисель, и черной, как гуашь в самом дальнем стаканчике из забытой детской коробки с красками.
Подругу Шарика звали Тиль. То есть, Матильдой, но кого это беспокоило, если она сама предпочитала краткую форму имени? Тиль налила Вику супа. Впрочем, этого красно-оранжевого, обжигающего, пахнущего травами и специями супа она налила по миске всем. И Вику, и себе, и Шарику. И каждый принялся есть, порыкивая от удовольствия. Нет, только Тиль не рычала. Она-то ела вполне по-человечески. А Шарик – по-собачьи. И Вик –
