Александра Адорнетто - Аид
— Точно, — кивнул Эшер, — и у меня ровно две минуты, так что слушай хорошенько. Здесь ты не найдешь того, что ищешь. Порталы проявляются в разных формах, однако больше всего я наслышан о том, что открывается с Пустоши, за пределами тоннелей.
— Не знала, что здесь есть что-то, кроме тоннелей, — удивилась я.
— Как не быть! — ощерился на меня Эшер. — Конечно, там не живут. Скитаются только пропащие души, пока Легавые не утащат их обратно.
— Как нам его распознать?
— Портал? Ищи перекати-поле, которое гоняет ветром по Пустоши. Отсюда иди на юг и не останавливайся. Как найдешь — узнаешь… если доберешься.
— Почему я должна вам верить? — усомнилась я.
— Потому что я не меньше тебя хочу прижечь Джейку пятки. Надоело, что князь видит в нас прах под ногами. Если он так быстро лишится своего трофея, будет повод усомниться в его силе, и тогда появится шанс его сбросить.
Я заметила, как Азия за спиной у Эшера закатила глаза, и поняла ее. Заговорщики толком не продумали плана. Вряд ли в ближайшее время им удастся поколебать власть Джейка.
Такер кивнул в знак благодарности и, взяв меня под руку, развернул к клубу. Я поняла так, что Пустошь ему известна, и послушно вернулась в зал.
До ухода из клуба «Гекс» я еще раз успела увидеть Эшера. Он стоял у стойки, склонившись к Азии. Я заметила, как демон быстро лизнул ее в ухо, как его рука погладила ее бедро, и решила, что Азия оплачивает полученные сведения.
И еще подумала, что в Аиде неведомы ни верность, ни доверие. Все здесь держится на лжи и обмане. Никогда не скажешь, кто с кем сотрудничает, кто с кем спит, кто кем манипулирует.
Нет, какой бы роскошью ни окружил Джейк свою королеву, я здесь не выживу!
Глава 18
ПОРТАЛ
— Тебе надо вернуться, — говорила я Такеру, пока мы тащились по грязным тоннелям. — Это я все придумала, а тебя впутывать нехорошо. Скажи Джейку, что я тебя обманула, что потерял меня из виду. Азия подтвердит.
Впрочем, я уже понимала, что Такеру поздно поворачивать назад. Если парень вернется в «Амброзию» один, на него обрушится вся ярость Джейка.
Должно быть, и Так это понимал, но сказал только:
— Я тебя одну не отпущу.
— Я не позволю Джейку тебя обидеть, — обещала я, — что бы ни случилось.
Такер ускорил шаг и обогнал меня.
Мы еще не далеко ушли от района клубов, а местность разительно переменилась. В воздухе запахло серой, земля стала голой, как пустыня. Казалось, из нее высосали все соки жизни, все краски, оставив только серую пустоту. Туман клубился над головами, заслоняя даже то, что здесь сходило за небо.
Хотя тесные тоннели остались позади, в этом странном измерении нигде не было ни начал, ни концов. А хуже всего — вездесущий звук, приглушенные вопли погибших душ, вечно витающие в воздухе. Я чувствовала, как они пролетают мима — горячие сквозняки в душной атмосфере. Они были невидимы, разве только слабо мерцали на лету, но присутствие ощущалось, и ничто не могло заглушить запредельных голосов.
Давила жуткая опустошенность, словно душа моя уже отделилась от тела. Сердце стучало все чаще, все сильнее хотелось остановиться, передохнуть. Такер схватил меня за руку и ускорил шаг.
— Я устала, — донесся мой собственный голос.
— Не останавливайся. Здесь так действуют окрестности. Надо двигаться.
Впрочем, на Такера Пустошь не оказывала подобного действия. Может, за время, проведенное в Аиде, он приобрел иммунитет. А может, дело в том, что я, ангел, остро ощущала отчаянье каждой души.
— Если задержишься, Легавым легче будет взять твой след, — добавил Такер.
Я и забыла о Легавых. А ведь знала, что испускаю чистый, свежий аромат дождя. В дымной атмосфере клубов он мог потеряться, но здесь, на открытом месте…
— Ты не скажешь, что это за Легавые?
Такер глянул мне в лицо и покачал головой.
— Пока не стоит.
— Брось, — возразила я, видя, что Такер не откажется без боя от принятой на себя роли покровителя. — Мне лучше узнать сразу.
Такер вздохнул.
— Они выслеживают души, скитающиеся по Пустоши, — коротко, словно не желая отвлекаться от более важных дел, пояснил он.
— И эти души попадают обратно в клубы? — наивно спросила я.
— Не совсем.
— Их бросают в яму, да? — поняла я. — Ничего, Такер, я уже видела.
Я готова была рассказать подробнее, чтобы он не пытался оборонить меня от суровой действительности, но тут Такер остановился и зажал мне ладонью рот.
— Слышишь?
— Что?
— Слушай!
Минуту мы стояли молча. Теперь я тоже слышала звук, который заставил Така остановиться. Голос — легкий, тонкий девический голос.
— Бетани, — причитал он. — Бетани, это я.
Детский голос приблизился.
Я затаила дыхание. Вокруг меня горячим смерчиком вился призрак.
— Кто ты? — робко спросила я. Ветер словно гладил меня тонкими чуткими пальцами.
— Ты забыла? — Голос звучал потерянно, и чудилось в нем нечто знакомое.
— Мы тебя не видим, — решительно обратился к призраку Такер. — Выйди из тени.
Разинув рот, я смотрела, как из клубов тумана проступает девичья фигурка. Сперва это был просто легкий очерк, словно карандашный набросок, затем фигура уплотнилась, и, присмотревшись, я узнала ее. Пепельные волосы, задорно вздернутый носик, оттопыренные губки — все было до боли знакомо. Волосы свалялись, щеки запали, но ошибки быть не могло. Голубые глаза светились по-прежнему, резко выделяясь на чумазом лице. Они глядели на меня с таким отчаянием, что сердце разрывалось.
— Тейла, — прошептала я. — Ты? Что ты здесь делаешь?
— Я могла бы спросить о том же тебя, — рассеянно улыбнулась Тейла. Одета она была как одевалась при жизни: в облегающий топ и короткие шортики. Стояла босиком, и сквозь пыль я сумела рассмотреть облупившийся лак на ногтях.
— Тебя тоже похитили? Тебя Джейк сюда утащил?
Тейла покачала головой.
— Я осуждена, Бет, — тихо призналась она, — и душа моя сослана сюда.
— Как же так? — хриплым шепотом проговорила я. Сказанное не укладывалось у меня в голове.
— Умирая в душевой для девочек, я услышала вокруг себя голоса. Они взвешивали мои грехи, подсчитывали добрые дела. А потом я стала падать.
Я хотела спросить, какие же прошлые дела привели ее сюда, однако не находила слов. Это было бы страшной бестактностью, и все же… наверняка произошла ошибка. Тейла ведь совсем девочка. Пусть порой она бывала пустоголовой, задиристой и не любила соперниц, но это же не смертные грехи. Она умела быть жестокой к тем, кто не принадлежал к ее блестящему легкомысленному мирку, но я видела в ней и доброту. И представить не могла, чтобы она совершила серьезное преступление.
— Знаю, о чем ты думаешь, — пристыженно бросила Тейла. — Гадаешь, за что я здесь.
— Я ни о чем не спрашиваю, Тей.
— Ладно уж. Я здесь за то, что в жизни так и не научилась верить. — Она помедлила, в голубых глазах блеснули слезы. — Я думала только об удовольствиях. Я грешила и тут же забывала об этом.
Я ждала продолжения, но она не сразу решилась продолжить рассказ.
— Я поступила ужасно. Я была рядом и ничего не сделала.
— Рядом с кем?
— Пару лет назад в Венус-Коув погиб маленький Томми Финчер. Его сбила машина, а шофер даже не остановился. Об этом писали во всех газетах. Водителя не нашли. Томми было всего десять лет, родители его так и не оправились от удара.
— А ты здесь при чем?
— Я там была, когда это случилось.
— Как? Почему ты не сообщила? — не понимала я.
— Потому что водителем был мой тогдашний парень. Он был пьян, нельзя было позволять ему садиться за руль… — Она беспомощно замолчала.
— Ты его прикрыла? Почему?
— Он был из выпускного класса, а мне всего пятнадцать. Говорил, что любит меня. Все девочки из моего класса завидовали. Я потеряла голову, не могла отличить хорошее от плохого.
Я не знала, что ей сказать. Грех бездействия — серьезный грех. Кое-кто считает, что допускающий несправедливость виновен не меньше самого преступника. В некоторой степени Тейлу могли оправдать ее молодость и неопытность… Как видно, этого оказалось недостаточно для спасения.
— А что с тем парнем?
— Через несколько месяцев после того мы с Тоби разошлись, его семья переехала в Арканзас.
— А тогда почему ты продолжала молчать?
— Попросту струсила. И мальчика это не вернуло бы. Я боялась за свою репутацию, людской молвы.
— Ох, Тейла, — вздохнула я. — Тебе, верно, было так одиноко!
Сейчас она мало походила на знакомую мне девочку. Прежняя Тейла слишком много занималась своей прической, чтобы задумываться о добре и зле. Теперь она стала мудрее, только поздно.