Соня - Михаил Осташевский
Стук в дверь. Настоящая мама откладывает в сторону журнал «Панорама ТВ», довольная идёт к входной двери и как бы ненароком задевает ногой часть игрушек. Чаепитие сорвано. Игрушки недовольны, Соня недовольна. Лишь змея, словно улыбаясь, смотрела перед собой, не замечая происходящего.
Разумеется, только одно могло сделать мать счастливой. Вернулась из школы старшая дочь. «Милая, как дела на учёбе? Что сегодня хочешь на обед?» с одной стороны. И сорванная чайная церемония с другой.
– Ты никогда в жизни меня не любила, да, мам? – Соня не хотела ничего говорить. Мечтала лишь о том, чтобы закрыться в комнате и больше никого не слышать. Но от обиды, слова выскользнули сами. – Даже чуть-чуть?
– Соня… Я не это хотела сказать. Прости меня…
Но девушка уже ничего не слышала и бежала поскорее в комнату, закрыв за собой дверь на щеколду. С хлопком двери, высвободились эмоции. Слёзы брызнули из синих глаз. Началась истерика. Душевная боль заглушала голоса. Она всегда знала, что то, что сказала мать, – правда. Не то чтобы знала наверняка, но чувствовала. И так боялась услышать это. По другую сторону двери стучала мать. Но на неё было уже всё равно. Успокоиться бы самой.
Соня почувствовала неожиданную слабость и села на пол, облокотившись на дверь. Стук уже был не слышен. Звуки пропали, а в глазах темнело. В спине отдавались лишь вибрации – мать настойчиво колотила в дверь. Соне казалось, что она теряет сознание и прикрыла глаза. Но вместо того, чтобы погрузиться в темноту, её начало засасывать в новый водоворот. Треклятая кукла из ведьминой землянки кружились вместе с ней. Голоса Матушки и маленького иуды, казалось, начали проявляться в пространстве, сотканные из зелёной мягкой глины. Она не разбирала слов, но видела колебания каждого звука. Чем громче они говорили, тем сильнее размягчалась глина, пытаясь покрыть её тело. Липкие объятия обволакивали руки и пробирались дальше. Соня чувствовала, что теряет контроль не только над разумом, но и над телом.
Резко наступила темнота.
– Ты чуть не проиграла, – раздался голос Матушки. Её не было видно, сознание, словно специально, не давало картинку.
Соня выдохнула, истерика кончилась.
– Это ты сделала?
– Нет, это была ты. Твоё психическое состояние в критическом положении. Считай, что в реальности ты лежишь без сознания, а в голове говоришь со мной.
– Ты одна? Где маленький иуда?
– Я его заперла.
– Я… я умираю?
– Нет, просто отключилась от сильного эмоционального стресса. Я тебя не осуждаю. И это продлится недолго.
– Соня задумалась над тем, из-за чего всё это произошло.
– Значит, я никому не нужна в этом мире?
Матушка пожала плечами. Соня не видела этого, но точно знала, что она так сделала.
– Я знаю, что ты сильная.
Впереди показалось белое пятно света. Оно начало разрастаться. Чем сильнее оно приближалось, тем лучше было видно новую воронку. Соня не могла сопротивляться.
Голова сильно болела. Соня пришла в себя, сидящей у двери. Потерев виски, она поднялась на ноги и осмотрелась – сильно хотелось пить. На мониторе ноутбука мигало оповещение: пришли сообщения от Миши. Настроения отвечать не было. Она чувствовала, что любое слово может вывести её из себя, а она не хотела ругаться, злость ещё не отпускала. Наконец в одном из ящиков она обнаружила то, что искала. Соня дёрнула за колечко, чтобы открыть банку своего любимого энергетика «РусСода», и под шипение пузырьков стала думать, что ответить на сообщение.
«Ты знаешь, – писал Миша. – после наших встреч, я придумал для себя такую фантастическую, романтическую, волшебную историю, что сам поверил в неё. Наверно, мне нравится так делать, придумывать. Ты только представь, совместная поездка в Питер, первый поцелуй под салют в честь Дня города. Чем больше общаемся, тем больше историй. Ну не чертовски ли это привлекает? Однако, когда начинаешь жить в фантазиях, теряешь реальность, при возвращении в которую ощущение выдумки лишь ложится необоснованной болью от утраты того, чего никогда не было. Поэтому я хочу прояснить, чего дальше ждать? Иначе я продолжу жить в ненастоящем мире, ещё глубже закапывая себя. А чем глубже закапываешь – тем больнее возвращаться».
Соня, читая это, едва сдерживала слёзы и совершенно не знала, что ответить. Её состояние не позволяло адекватно оценивать написанное, мысли путались с чувствами.
«Он тебя недостоин – холодно проговорила матушка, – ты посмотри на него. Страшный, толстый мальчишка, который живёт в деревне со своей мамашей, где и дорог-то нет. Ты готова всю жизнь прожить в доме, где воняет ладаном, и копаться в земле? Никакой жизни, особенно с его чокнутой мамашей. А через десять лет он начнёт пить, как только работа на фермах ему осточертеет. Заделает тебе детей, которых ты возненавидишь, начнёт поколачивать тебя со скуки, как твой отец твою мать. Посмотри внимательно. Он такой же, как твой отец. Лишь ищет дырочку послаще и строчит любовные письма. Думаешь, одной тебе? Вспомни, как он смотрит на наших «красоток» Леру и Сашу. Вот их он действительно хочет, а ты так, беспроигрышный вариант, ведь он понимает, что их-то он точно не получит. А ты, дура, веришь. Пошли его прочь, да так, чтоб больше в жизни тебе никогда не написал!»
Чувства снова наполнили Соню. Вот то слово, которое может вывести её из себя. Каждое слово, сказанное матушкой, било по больному. Один обман за другим, она действительно никому не нужна. Она не хотела ему отвечать, но не сдержалась. Ей нужно было это выплеснуть. Пальцы яростно забили по клавиатуре: «ты мне не подходишь»…
6. Дремучий лес
Дорога между деревьев вела к непонятному строению. Темнело, из-за этого больших корней было почти не видно. Впереди появился забор из металлической сетки, дорога расширялась, выходя к небольшой полянке перед зданием. Вплотную к нему прилегало уже куда более массивное
