Худший из миров - Егор Михнегер
Мужичок средних лет расслабленно откинулся на спинку роскошного стула. Мало кто смог бы узнать в этом гладко выбритом, аккуратно постриженном, одетым с иголочки и благоухающим человечке бродягу в лохмотьях, прибывшего в резиденцию несколько дней назад поздней ночью. Баня, цирюльники и портные творят чудеса, которые даже не снились могучим волшебникам. Если бы не страшные шрамы на месте пустых глазниц, Машиара Йота запросто можно было принять за аристократа или обладателя высшего духовного сана.
Либо за ересиарха процветающей секты, кои множились в последние десятилетия как грибы после дождика.
Однако ясновидец не принадлежал ни к первым, ни ко вторым, ни даже к третьим. Действительно уникальная личность.
— Вынужден признать свою неправоту, Машиар. Твоё предсказание оказалось предельно точным, хотя и крайне мне не понравилось. Представление о мире навсегда изменилось, но новые знания принесли лишь страдания, — инквизитор печально вздохнул. — В первую очередь тем, кто стал вестником просвещения. Во вторую очередь всем, внимающим истине. Истина… Это слишком опасная штука, чтобы позволить ей свободно распространяться среди населения.
Ясновидец никак не прокомментировал признание верховного инквизитора. Уж кто-кто, а Машиар натерпелся за эту самую истину столько, что врагу такого не пожелаешь. Люди всегда утверждают, что хотят знать правду без всяких прикрас, но выходят из себя каждый раз, когда кто-нибудь приоткрывает хотя бы часть истины.
Глупцы. Лицемеры! Все хотят слышать лишь подтверждение своей точки зрения, своего взгляда на мир, а не правду. Машиар давно это понял. А потому старался не открывать без крайней необходимости рот, чтобы не получить новых шрамов. По его исполосованной спине и без того можно было изучать счёт до тысячи.
— Ты знаешь цену, Квимада, — слегка растянул губы в улыбочке Машиар. — Чтобы где-то прибавилось, где-то должен возникнуть убыток. Чтобы прозреть, кому-то придётся погрузиться во тьму. Таков порядок, таков закон мироздания. Ничто не возникает само по себе, одно всё время переходит в другое…
Великий магистр прекрасно знал это жестокое правило. Вытащив из-за пазухи небольшую шкатулку, он приоткрыл изрисованную символами веры крышку и медленно подвинул по столу предмет к ясновидцу. Машиар с плохо скрываемым нетерпением нащупал дорогую коробочку.
Чуткие пальцы слепого мужчины скользнули внутрь, поглаживая содержимое дара.
— Хорошенькие. Свежие. Ещё тёпленькие, — проворковал Машиар, вынимая из шкатулки два вырванных человеческих глаза. — Хозяин?
— Совсем молоденький юноша, как ты и просил, Йот. Он, конечно, злостный еретик, но всё равно жалко парня. Моя воля, я бы ограничился отрезанием языка. Этот орган мерзавцу явно мешал, а вот глаза могли ещё пригодиться.
— Ничего, ничего, — на время забыв обо всём на свете, вертел в руках глазки слепой ясновидец. — Всё едино ничего хорошего парень в жизни своей не увидел бы. Я уже чувствую, у него на роду написано, что он неудачник. Пригодятся для более важного дела.
С этими словами Машиар поднёс вырванные сегодня рано утром глаза к провалам на месте своих глазниц. С наслаждением глубоко вдохнул воздух. Нервные отростки отобранных у еретика глаз зашевелись.
Верховный инквизитор с любопытством наблюдал за прозревающим в прямом смысле слова ясновидцем. Он никак не мог определить тип используемой Машиаром магии. Знания истории и логика подсказывали, что прорицатель должен быть либо психиком — искажающим законы реальности чародеем, либо пневматиком — святым, восстанавливающим огрехи в ткани бытия. Большинство слабых пророков и ясновидцев были психиками, сильные прорицатели обычно считались пневматиками, однако временное приращивание чужих органов зрения скорее напоминало методы живорезов. Последние были объявлены вне закона не только в Гилии, но даже в относительно цивилизованных западных и северных княжествах, ибо используемая живорезами магия крови казалась воплощением богохульства. Калеча и убивая свои жертвы, чёрные колдуны масштабировали страдания одного на десятки и даже сотни противников. Они буквально потрошили попавших им в руки пленников, выкашивая целые отряды врагов.
В случае же Машиара Йота всё казалось неоднозначным. Известно, что магию крови можно использовать только для разрушения, однако жертвы знаменитого ясновидца способствовали если не созиданию, то прозрению. Некоторые даже называли Йота кровавым пророком, хотя сам Машиар от подобного титула всеми правдами и неправдами подчёркнуто отказывался, да и за чтением нравоучительных проповедей замечен он не был.
Хитрый мерзавец получил неплохое образование и прекрасно знал, как заканчивают свою жизнь все пророки. «Благодарные люди» обычно разрывают их лошадьми, четвертуют, хоронят заживо или сжигают. А уже потом, спустя сотню лет, бедолаг признают святыми и включают в Учение. В гилизме — государственной религии великого княжества в центре Плеромии — страдание считалось неотъемлемой частью святости. Не готовый страдать ради веры, пророком называться не может.
Машиар Йот относился к превратностям судьбы философски, но страдать ради высших идеалов отнюдь не спешил. Напротив, сейчас он явно наслаждался происходящим, придерживая глазки, вываливающиеся из его затянувшихся кожей глазниц — прочные, но тонкие нити сросшихся нервов не могли долго удерживать позаимствованные органы зрения.
— Я снова смотрю, Квимада! Я снова могу непосредственно видеть мир! Мои глазки, мои новые прекрасные глазки…
Верховного инквизитора слегка передёрнуло. Он повидал немало мерзостей в жизни, но вид норовящих выскользнуть из глазниц органов зрения не мог не вызывать отвращения. Густая сеть обвивающих глаза вен словно пульсировала в такт биению сердца Машиара, зрачки сужались и расширялись слишком быстро для нормального человека. Было во всём этом зрелище нечто глубоко неправильное, противное, богомерзкое.
Тем не менее Квимада деликатно выдержал паузу, позволяя слепцу насладиться непривычными для него ощущениями. Когда Йот как следует осмотрел своё тело, помещение и, конечно же, самого магистра Плети Господней, верховный инквизитор перешёл к сути дела:
— Что ты видишь, Машиар? Что ты видишь своим истинным зрением? Какое будущее ожидает Гилию в ближайшее время?
Глупая улыбочка медленно сползала с лица ясновидца, Великий магистр понял, что тот погружается в транс. Временные глаза значительно усиливали дар предсказания, но оба сидящих в комнате человека знали, что чужеродные органы чувств не приживутся надолго. Следовало использовать дарованные чужими страданиями возможности по максимуму, чтобы жертва не оказалась напрасной.
Машиар уставился новоприобретёнными глазами на инквизитора.
— Что ты видишь? — повторил тот свой вопрос.
— Пустоту… — словно бы не своим голосом проговорил в ответ ясновидец. — Истинную пустоту, поглотившую всё мироздание. Оплетающую наш последний мир словно коконом. Пытающуюся проникнуть сквозь возведённые Демиургом барьеры…
Великий магистр поморщился, опять какая-то туманная эзотерика. Следовало формулировать запросы конкретнее:
— Что ты видишь в Гилии? Когда закончится череда моров?
Машиар сильнее вдавил чужие глаза
